Идеалист

– А ты думал, со мной легко? Поехали, Казанова.

ХХ

Прошел год. По большому счету ничего не изменилось. Работаю я на прежнем месте и пользуюсь практически безграничным доверием главреда. Платят вполне достойно. Квартиру снимаю в центре, до работы идти минут десять пешком. Вообще жить стало очень удобно.

Геннадий Артурыч уже несколько раз предлагал помочь в получении российского гражданства, а потом купить мне жилье по ипотечному кредиту. Но я все никак не соберусь. Стоит только начать, так геморроя с бумажками не оберешься, а времени на это жаль. Так бывает. Когда заветная мечта близка настолько, что ее можно потрогать, то реализовать ее не спешишь. Может, оттого, что жаль терять мечту? Но это ведь так непрагматично.

А еще одной неизменной константой в моей жизни остается Маша. Нет, она не ушла от Третьяченко, да и вообще нельзя сказать, что в наших отношениях все безоблачно и радужно, но, если отбросить всякие нюансы, то один факт точно остается незыблемым: мы друг у друга есть.

Мы встречаемся раз-другой в месяц, в Киеве или Москве, как получится. В последнее время, правда, чаще в Москве. Она зачастила сюда по каким-то делам, о которых не распространяется. Буквально на днях я встречал ее в аэропорту, с букетом наперевес.– Скажи, Илюш, – вдруг спросила она в такси, положив голову мне на плечо, – а ты аплодируешь, когда самолет приземляется?

– Нет, – сухо ответил я. – Считаю это глупостью и инфантилизмом.

– Очень хорошо, – чуть улыбнулась она. – Никогда не смогла бы родить ребенка от мужчины, который аплодирует при приземлении самолета. А в Бога веришь?

– Э-мм... – я запнулся. – Бог есть любовь, – ушел я от прямого ответа и чмокнул ее в щеку. – А в полном смысле этого слова... Вряд ли, Маш. Я верю в себя и в людей.

– Это ты зря. – Она задумалась. – Лично для меня вера очень много значит. Помогает очень. Кстати, мне нужна твоя помощь.

– Всё, что угодно.

ХХI Снова 2004 год

На вокзале нас с Ренатом ожидал неприятный сюрприз: все доступные билеты оказались давным-давно распроданы. Оно и неудивительно: пол-Украины работает в России гастарбайтерами, откуда ж взяться билетам. Если б я ехал один, то за редакционный счет не постеснялся бы взять и спальный вагон. Более того, я мог бы заплатить даже и за Рената, но такой халявы он не любит и не примет, а сам ни в жизнь не купит – прижимистый и счет деньгам знает. Так что достались нам две боковушки, верхняя и нижняя, в самом конце вагона, у туалета.

В отсеке уже сидели четыре каких-то мужика. На столике маячила пара бутылок водки, какая-то еда, завернутая в бумажные пакеты – мужики были явно настроены побуздырять. Поезд легонько дернулся, и в забрызганных серой грязью вагонных окнах перрон Киевского вокзала медленно поплыл назад.

– О, гля! – обернулся в нашу сторону один из мужиков. – Никак еще соседи? Откудова будете? Шо, тоже на Майдан?

– Всем плачу! – покачиваясь, под грохот колес раздраженно рассказывал здоровенный хохол, представившийся Михалычем. – Всем, твою мать! Каждому менту отстегиваю. И на объекте, и в метро, и на вокзале плачу. Бардак у вас в России. Как вы только так живете, черт вас забери? Кругом одни менты: на улицах менты, на стройках менты, а у власти так и вовсе гебешники...

– Да ты знаешь, – вообще-то Рената можно разозлить и куда более безобидными фразами, но сегодня он нехарактерно сдержан. – Мы этого как-то не замечаем. Мы не бандиты, не бизнесмены, живем себе, работаем, налоги платим. Закона нам бояться нечего, мы его просто соблюдаем. Нам главное, чтоб порядок в стране был. А что до власти, то извини уж, но вам с вашим бардаком вообще молчать бы в тряпочку. Вон, гопота всякая на улицы повывалила.

– Ну да, – согласно кивнул Михалыч. – Кучма совсем охуел. А Янука мы не хотим, – рубанул он ладонью воздух. – Янук уголовная морда, за изнасилование сидел! Тот еще подсосок кремлевский, тварина мордатая. Вот Ющенка сейчас поставим! Он об Украине думает, о нации! Вот на Майдане, говорят...

– Да знаю я уже, кто такой Ющенко, – Ренат пожал плечами. – Но если бы и не знал, все равно ему не поверил бы. Фамилия какая-то стремная, – он фыркнул. – А кстати, а чё ты им отстегиваешь-то, ментам-то нашим? Ты нелегал, что ли? Ты ж хохол, а для вас какие-то там вроде особые условия при регистрации.

– Та плевать менту на твои условия! Останавливает прям посреди улицы и каже: а де, гражданин Михалыч, ваше разрешение на работу? А вот оно. А де ваша регистрация? Та вот, в паспорте лежит. А давайте тогда пройдемте в отделение на пару суток до выяснения личности, шо-то вы какой-то подозрительный, та и регистрация у вас, мабуть, не настоящая! Вон, мужики соврать не дадут. Мы вместе работаем, а я у них бугром, стало быть. И шо ты скажешь тому менту? Имеют право! Дай денег!

– Да не имеют они такого права, чего ты мелешь? – начал раздражаться я. – Если ты лох неграмотный, то кто тебе виноват? Если ты едешь работать в другую страну, то ты тупо обязан знать ее законы. Миграционные как минимум. А тебе лишь бы обосрать лишний раз Россию.

– Та тут и обсирать не надо, и так одно говно сплошное. Терпеть не можу, – скривил раскрасневшуюся от водки рожу Михалыч. – Деваться просто некуда. У нас-то вообще робить негде. Вот и приходыцця к вам мотаться. А так бы, – и он обреченно махнул рукой. – Та в жизнь бы к вам не поихал, к кацапам поганым, в вашу сраную Эрефию.

Я откинулся головой к стенке и прикрыл глаза в попытке задремать. Ренат тоже замолчал. О чем говорить с этим бессмысленным жвачным животным? Ему же не объяснишь, что Россия кормит и почти бесплатно обогревает не только его отдельно взятую, за счет России нажранную скотскую морду, а целиком всю Украину. Ему не расскажешь, что Россия за последние годы практически безвозмездно вкачала в экономику Украины десятки миллиардов долларов. И о том, что до сих пор продолжает это делать, поставляя на Украину энергоресурсы меньше чем за половину их настоящей стоимости.

Экономика этих скотов заканчивается на их собственной торбе. И какими словами, если не матом, можно ему объяснить, что он вместе со своей хохляцкой семьей и на свете-то пока живет только благодаря тому, что российская миграционная служба создала для украинцев особые, легкие условия для регистрации и получения разрешений на работу? Он просто не поймет. Он вообще это как должное воспринимает. Он обыкновенный скот со стройки. Да и что вообще можно объяснить человеку, которому незнакомо чувство элементарной благодарности? Почему вот мне, гражданину Украины, это ясно как день, а этим... Тьфу.

– Ты не думай, – говорил я, когда мы уже высаживались из такси на Госпитальном. – Украинцы не все такие. Просто мудак какой-то попался.

– Ага, рассказывай, – неприятный осадок был виден на лице Рената отчетливо. – Я ж говорил, что говно твои хохлы. Я как слышу «рашка» или «эрэфия», мне сразу отстреливает мозг. Человек, ляпнувший такое в любом состоянии, перестает для меня существовать. А тут даже и по морде дать неудобно, поезд ведь, люди вокруг. Какого черта я поперся сюда, спрашивается? Мне противно, когда какой-то козел обливает помоями мою страну, которая его кормит.