Идеальная невеста

Она мгновенно покраснела, но он заметил в ее глазах упрямый блеск.

— Все же вы могли бы чаще приезжать в город. Не отрицайте этого.

— Признаю свое поражение, — вздохнул он. — Я мог бы приезжать в город чаще, но мне не хочется видеть никого из образованного общества, кроме моей семьи. Извините меня за это. Именно поэтому, — тут в его голосе зазвучало торжество, — свет называет меня мужланом.

— Да, светские люди знают, что вы не любите их. Они чувствуют, что вы их презираете, и бросают в вас за это камни, — спокойно ответила Бланш.

Рекс улыбнулся в ответ. Он сделал это по необходимости, но все же ему стало легче: они прекратили обсуждать отвратительную для него тему его, возможно, разбитого сердца.

— Что такого ужасного в том, что я постоянно живу здесь, на краю страны, и зарабатываю себе средства на скромное существование? — спросил он.

Ладонь Бланш крепко сжала его руку чуть ниже плеча. Он замер, стараясь не дышать.

— Во многих отношениях это замечательно, — ответила она, потом заметила, что ее ладонь лежит на его руке, и убрала ее.

Ему приходилось делать огромное усилие над собой, чтобы не прикасаться к ней, и теперь он сдался. Он дотронулся кончиками пальцев до ее щеки. Их взгляды встретились.

— Скажите мне, что вы имели в виду. Мне кажется, что я неверно понял вас.

Ее рот открылся, и он почувствовал напряжение и пульсацию соединившей их невидимой силы. Он не мог ошибиться — эта сила существовала. От нее как будто стали плотнее и воздух, и его собственное тело. И он был рад этому грубой дикарской радостью.

— Я не очень хорошо помню, о чем мы тогда говорили.

Как его обрадовал такой поворот разговора! Он наклонился к Бланш и спросил:

— Может быть, я помогу вам вспомнить?

Потом он долго и с удовольствием рассматривал ее рот. А после этого не удержался и стал смотреть на ту маленькую часть ее груди, которую позволял видеть вырез ее ворота.

Бланш задрожала и подняла на него взгляд, затуманенный и умоляющий.

Рекс положил руку на ее затылок, крепко сжал его в ладони и наклонил голову, приближая губы к ее рту. Желание нахлынуло с такой силой, что он не мог ему сопротивляться. Воздух с шумом вырвался из его легких. Он крепче прижал девушку к себе и коснулся ее губ своими губами. А потом, отдавшись во власть охватившей его бешеной жажды обладания, он яростно, требовательно и широко раздвинул эти губы и глубоко проник языком в ее рот. Все это время какая-то часть его сознания знала, как было бы, если бы не язык, а другая, мужская часть его тела глубоко проникала в ее тело.

Она беззвучно ахнула, а потом сама ответила на его поцелуй.

Он приказал себе сохранять власть над собой, но это было непросто, потому что он уже терял разум. Он почти был готов сдаться и утолить свое неистовое желание. Он уже не мог вынести давления сжимавших его тело брюк. Почти задыхаясь, он сумел прижать ее еще ближе и войти в ее рот еще глубже — так глубоко, что она задрожала в его руках и стала задыхаться. Он опустил ее. Голова у него кружилась, перед глазами стоял туман, но все же он пробормотал ее имя:

— Бланш!

Зеленовато-голубые глаза девушки взглянули в его глаза.

Он хотел большего. Он был мужчиной и так восхищался этой девушкой, что не мог не желать ее. Но он вздохнул несколько раз и пробормотал:

— Освежил ли я вашу память?

И провел костяшками согнутых пальцев по нижнему краю ее щеки, потому что не мог держать руки неподвижно.

— Я не знала, — сказала Бланш, и в ее глазах заблестели слезы.

Он вздрогнул: она снова была готова заплакать, как в тот раз.

Бланш дотронулась рукой до своих губ, как будто была потрясена и озадачена.

— Почему вы плачете? Я не сделал вам больно?

Она покачала головой и, тяжело дыша, стала вытирать слезы со щек.

— Разве вы можете сделать мне больно поцелуем — даже таким, как этот?

Он был готов сказать ей, что этот поцелуй — лишь тень по сравнению с тем поцелуем, которым он хотел бы ее одарить. Еще ему хотелось сказать, что, если бы у него была возможность, он коснулся бы губами всех мест ее стройного тела, до которых смог бы добраться, насладился бы каждым дюймом ее кожи. Если бы у него была возможность, он услаждал бы ее, пока она не стала бы умолять о пощаде, и может быть, продолжил бы даже после этого.

— Меня до сих пор целовали всего два раза, — еле слышно сказала она. — И это были целомудренные поцелуи ради исполнения долга. Я не имела представления, что такое настоящий поцелуй.

Рекс был ошеломлен.

— Что?! — переспросил он.

Она пожала плечами, отвела взгляд в сторону и на мгновение закрыла глаза.

— Вы действительно хотите знать?! — Это был почти беззвучный крик.

— Вас целовали всего два раза за всю жизнь? — Его мысль работала с бешеной скоростью. Если ее целовали только два раза, всего два, значит, она никогда не была с мужчиной. Он недоверчиво посмотрел на Бланш.

— Мы не будем это обсуждать, — твердо сказала она.

Потрясение Рекса сменилось беспокойством. Она никогда не была в постели с любовником, какой же мужчина ее целовал? Должно быть, его брат Тайрел.

Бланш отвернулась. Она по-прежнему дрожала. Было видно, что ей мучительно говорить об этом. Рекс, наконец, вздохнул свободно. Ну конечно, ее целовал Тайрел!

Они несколько месяцев были помолвлены — давно, восемь лет назад. Он предполагал, что Тай целовал ее, когда был ее женихом, но не желал об этом думать. Теперь он подумал об этом и сказал:

— Тай любил Лизи.

— Да. — Бланш печально взглянула на Рекса. — Мы оба исполняли долг. — Ее голос задрожал. — Нас не влекло друг к другу.

Рекс продолжал, не отводя глаз, смотреть на нее. Тай поцеловал ее всего два раза и невинно. Бланш Херрингтон только минуту назад узнала, что такое настоящий поцелуй.

И она еще ни разу не узнала то удовольствие и тот восторг, которые мужчина может доставить ей в постели.

Она еще ни разу не знала того удовольствия, которое он может дать ей в постели. Он может быть первым.

Он смотрел вниз, на траву, и дрожал от неукротимой, ликующей радости. Его прежнее, вполне логичное предположение оказалось ошибкой. Бланш Херрингтон иногда вела себя как встревоженная неопытная девочка пятнадцати лет. Теперь он знал почему.

О господи! В столице ее ждут двести двадцать восемь распутников. Они выстроились в ряд и готовы наброситься на нее, как на добычу. До чего это мерзко!

Он не может позволить ни одному из них разорить Бланш. Но как он может защитить ее? О боже, она сейчас все равно что овечка, которую хотят выпустить на пастбище, где бродит стая волков.