Идеальная жизнь

Я уже шесть дней наблюдала, как Алекс играет роль Роба, выкапывает скелет и для него наступает кризис веры. Он осознает, что эволюция человека развивается по той же спирали, что и эволюция этого иноземного индивида, которого он откопал: головокружительная спешка к вымиранию. И в итоге решает, что лучше похоронить свою находку, чем переписывать историю.

Меня удивило, что фильм снимается не по порядку, хотя я, разумеется, видела финансовые преимущества съемки сразу всех сцен на определенной натуре.

— Как тебе это удается? — спросила я Алекса. — Как можно сыграть эмоции, которые необходимы в последней сцене, а потом вернуться назад и делать вид, что ничего не произошло?

Алекс только улыбнулся и ответил, что это его работа.

Но что бы он там ни говорил, он просто не мог оставаться безучастным. Эмоции просачивались наружу по вечерам, когда он был самим собой. Однажды мы сидели на краю Олдувайского ущелья и Алекс рассказал мне о своем детстве, когда ему было четырнадцать, а отец бегал за ним по комнате и бил его с одним желанием — чтобы Алекс ему ответил. Когда Алекс наконец ответил, выбив отцу несколько зубов, Эндрю Риво улыбнулся сквозь кровь. «Парень, — заявил он, — вот так дерутся мужики».

После продолжительного молчания Алекс поднял на меня глаза.

— Иногда мне кажется, что если завтра я соберу пресс-конференцию и сообщу всему миру, что Алекс Риверс насмерть забил своего пьяного отца, а его мать была не в себе, все равно никто этого не напечатает. Они уже сложили свое представление обо мне и не собираются его менять. Самое смешное то, что образ, который они себе придумали, переживет меня.

Я потянулась к его руке, потому что не знала, что сказать, но он мягко оттолкнул меня.

— Именно поэтому мне всегда нравился сценарий этого фильма, — сказал он. — В нем присутствует нравственная дилемма: говорить ли обществу то, что может привести его в смятение? Или позволить им верить в то, во что они хотят? — Он покачал головой. — Заставляет задуматься о Дарвине.

Но сколько бы времени я ни проводила с Алексом, по ночам все мои мысли занимал Коннор. Мысленно я связала их обоих. Ложилась спать с мыслями об Алексе и просыпалась с именем Коннора на устах, как будто Коннор из ревности начал прорываться в мое подсознание. Однажды ночью сон был таким реальным, что, проснувшись, я продолжала ощущать дыхание Коннора на своей щеке, и это меня встревожило. Чаще всего Коннор оставлял меня в покое. Но если думал, что мне грозит опасность, стряхнуть мысли о нем было сложнее, чем собственную тень.

Мы вальсировали по периметру мелкого пруда за гостиницей в такт звукам африканской ночи.

— Я за тобой не успеваю, — запыхавшись, сказала я. — Ты двигаешься слишком быстро.

— Это ты двигаешься слишком медленно.

Алекс крутанул меня в танце и приподнял с прохладной земли. Когда он вновь поставил меня босую на землю, я оступилась, потянула его за собой, и мы покатились по пологому холму. С каждым поворотом он все сильнее обнимал меня, а я поддерживала его — сквозь нас струился сладострастный поток силы. Мы остановились в сантиметре от грязной воды, Алекс пошевелился подо мной.

Я осторожно положила голову ему на грудь. Исключая тот первый поцелуй на прощание, сейчас мы в первый раз оказались настолько близки. Трудно было понять, чего он от меня хочет. Алекс был дружелюбен, открыт, но рук не распускал. Я не знала, почему он так тянет; если вообще на что-то рассчитывал. Что касается меня, то я надеялась на большее. Если честно, моей «крепости» хватило на один вечер, и за последующую неделю я почти убедила себя, что так будет правильно, но Алекс не предпринимал никаких шагов, чтобы меня соблазнить. Чаще я прикасалась к нему под различными предлогами, бесстыдно мешая ему держаться от меня на расстоянии.

Я вдохнула запах его мыла и пота.

— Прости, — пробормотала я. — Я никогда не была сильна в бальных танцах.

Алекс засмеялся — низкий, рокочущий звук у меня в ухе.

— Это благоприобретенный талант, — признался он. — В детстве мама два раза в неделю водила меня на танцы. Я ненавидел эти занятия — эти белые перчатки и надушенных толстых девиц, которые наступали мне на ноги. Но, черт побери, я до сих пор помню каждое па, которому нас учили.

Я улыбнулась ему в рубашку.

— Наверное, подсознательно ты хотел сопровождать на бал дебютантку. Или стать Артуром Мюрреем.

Алекс усмехнулся.

— Ничего подобного. — Он нежно погладил мои волосы, и я потянулась к нему. — Думаю, моему телу просто нравилось танцевать.

Несколько дней назад он рассказал мне, что родился с пороком сердца, до восьми лет ему не разрешали ни бегать, ни играть.

— Только представь, — сухо сказал он. — Романтический герой с дырявым сердцем.

В его голосе я услышала усталость и боль маленького мальчика, который считал себя неполноценным и делал все, что в его силах, чтобы компенсировать свои физические недостатки. Зачем он мне это рассказал? Я позволила себе думать, что он доверился мне, потому что думал, что я его по-настоящему пойму.

Когда я закрыла глаза и притихла у него на груди, предаваясь воспоминаниям, Алекс напрягся и сел. Я отвернулась, устыдившись того, что поставила его в неловкое положение. Покачала головой, мысленно перечисляя причины, по которым Алекс Риверс не захочет — да она ему просто не нужна! — такую неопытную дуру, как я.

Алекс повернулся ко мне.

— У меня было много женщин, но не одну я не подпускал близко, — осторожно начал он. — Ты должна это понять. Правда в том, что я больше не хочу разочаровываться. Не из-за недостатков других, и уж точно — не из-за своих собственных. Поэтому я веду себя так, как будто мне все равно. — Он покачал головой. — Касси, я чертовски устал играть.

Повинуясь интуиции, я подалась к Алексу и засунула руку ему под рубашку. Он говорил, что у меня нет права на что-то рассчитывать, хотя я понимала, что уже слишком поздно. У меня мало опыта в отношениях, но у меня был Коннор, поэтому я знала, что именно так все и начинается. Человек влюбляется в другого за его улыбку, за то, что он заставляет его смеяться, или, как в данном случае, потому что он заставил тебя поверить, что ты единственный, кто может его спасти. Когда это наконец случится, возможно, для Алекса это станет интрижкой на одну ночь, но только не для меня. К тому времени я слишком много ему отдам.

Я слышала, как Алекс часто задышал, когда моя кожа коснулась его, когда моя ладонь легла ему на грудь. Я улыбнулась, глядя ему прямо в глаза, держа в своей руке его сердце.

В воскресенье у всей съемочной группы был выходной, хотя отдых в Танзании — удовольствие сомнительное. Я сидела в тени на качелях, когда Алекс обнял меня за талию, как будто это был самый естественный жест на земле.

И начинало действительно казаться, что так оно и есть. Я совсем забросила место раскопок Калифорнийского университета. После ночи на берегу пруда, когда Алекс определил условия наших отношений, мы стали неразлучны. Мы так часто бывали вместе, что, когда его искали, члены съемочной группы приходили ко мне спросить, не знаю ли я, где он. Вначале мне было немного неловко, если он непринужденно обнимал меня за плечи, когда я показывала, как правильно очищать найденные фрагменты, или на глазах у всех приглашал меня на ужин. Он напомнил мне исследование территориального поведения приматов, которое я проводила: самцы, видимо, метят территорию, чтобы дать понять остальным самцам, что они здесь нежеланные гости.