Шрифт:
Маме, папе и моей сестрёнке Микаэле.
Посвящается тебе, Ирацибета, ведь иногда, чтобы претворить в жизнь задуманное, нужен такой же человек, как и ты, с такими же идеями, мнениями, вкусами, взглядами, быть может, даже проблемами, а в таком случае мы с тобой идеально подходим друг другу.
Глава I
Он, уклоняясь от удара и пользуясь возникшей заминкой, перехватывает нож поудобнее и с нажимом проводит кончиком блестящего лезвия по горлу своего ровесника.
На шее того остаётся
Его глаза широко распахнуты, но больше не блестят так, как раньше.
Убийца без жалости смотрит на лежащее перед ним тело.
– Даже если ты так любил жизнь, так не хотел умирать, тебе не стоило этого делать. Не укради ты тот конспект, всё было бы, чёрт тебя побери, замечательно, – с какой-то отвратительной усмешкой бросает он, кончиком кроссовки откинув от себя колено мертвеца, которое, как показалось парню, было слишком близко. – Хотя… Сейчас чёрт и так тебя поберёт, за все-то твои грешки.
Парень, хмыкнув, осторожно стирает пальцами кровь с лезвия, после отполировав его практически до блеска краем футболки. Незначительные капли крови он попробует застирать дома. В противном случае футболку придётся сжечь.
Не обернувшись на мёртвое тело, он спешно покидает это место, потому что свидетели ему ни к чему.
– Виктор, ты слышал? – воскликнула миссис Элфорд, позвав сына. Не дождавшись ответа, она крикнула громче, отрываясь от глажки белья: – Виктор, хватит сидеть в своей комнате, иди сюда! – повторяет она, возвысив тон. В голосе слышно крайнее беспокойство, она шарит глазами по комнате. Женщина выглядит встревоженной.
Голос ведущей в телевизоре громче скрипа двери комнаты, из которой без желания выходит и щурится от непривычно яркого света Виктор. Он плотно закрывает за собой дверь и без спешки направляется в многофункциональную гостиную, в которой они и ели, и телевизор смотрели, и гладили бельё, как это делает мама сейчас.
– Виктор! – почти истерично кричит женщина, слабо, больше от нервов стукнув кулаком по гладильной доске.
– Да, мама, иду, – откликается парень, потирая глаза.
Когда он появляется в гостиной, не слишком удивляется тому, что его мама выглядит так, будто её ударило током. Виктор быстро переводит взгляд на экран телевизора, а потом снова смотрит на миссис Элфорд.
– Что-то случилось, мама? – интересуется он, отлично скрывая эмоции. Ему хочется улыбаться, но он этого не делает. Всё же у него хватает самообладания на такую ерунду.
Виктор довольно странно выглядит, хоть и не сразу понятна причина. Глазу не за что зацепиться – нет в нём чего-то конкретно странного, но в целом не скажешь, что вид у парня совершенно обычный.
– Виктор! – повторяет миссис Элфорд, пронзительно взглянув на взрослого
сына.– Утюг, – замечает он, легко кивнув на прибор, который забыли выключить.
Женщина с какой-то болью морщится, её лоб идёт складками, но, поджав губы, которые и так истончились с годами, спасает недоглаженную одежду.
Некоторое время они молчат, просто обмениваясь взглядами.
Виктор в тишине подходит к настенному календарю и отмечает сегодняшнее число карандашом, вытащенным из кармана домашних штанов.
– Тринадцатое августа тысяча девятьсот девяносто шестого, – читает он шёпотом.
Закончив с календарём, он оборачивается к маме.
– Кажется, ты что-то хотела, – осторожно напоминает Виктор, внимательно посмотрев на неё. Он ещё раз оборачивается на телевизор, но на экране больше не лицо симпатичной журналистки, а видеоматериалы, которые удалось снять репортёрам с места происшествия.
– Да, твоего одногруппника жестоко убили, – в волнении почти кричит она. Миссис Элфорд так взмахивает руками, что едва не задевает подошву горячего утюга, поставленного на пятку.
«Ну, сильно сказано. Тоже мне, жестоко, – холодно думает он, но делает полный сожаления вид. – Они жестокость не видели. Смешные».
– Мне жаль, – склонив голову, говорит Виктор.
– А если бы на его месте был ты?
Женщина едва ли не плачет, но, пытаясь всё ещё держать себя в руках, снова ударяет кулаком по гладильной доске, стараясь выдать свой дрожащий голос за гнев.
– Мама, всё хорошо, – тихим голосом отвечает ей сын, поднимая голову и почти с нежностью глядя на мать. – Всё хорошо, – повторяет он.
«Это вряд ли, что я мог бы быть на его месте. Я бы не стал у самого себя красть конспект. Да и вообще, я не идиот, чтобы у кого-то что-то красть. Я гораздо выше этого», – самодовольно думает Виктор, но по глазам невозможно прочитать его мысли, настолько хорошо он умеет играть роль сочувствующего.
Миссис Элфорд всхлипывает. Чуть помолчав, она уточняет:
– Его же Томас звали, да?
Виктор кивает, потом слегка пожимает плечами.
– И ещё вы с ним были ровесники! Господи, Виктор, он такой молодой мальчик, ему бы ещё жить и жить. Почему Господь решил забрать его? – в растерянности спрашивает она, даже не понимая толком, к кому, собственно, обращается.
– Такова жизнь, мама, – грустно улыбается Виктор. – Все мы когда-нибудь покинем этот мир. И я, и ты…
– Но он, можно сказать, едва начал жизнь. Вы же только университет закончили. Как можно было?
– Так бывает, – вздыхает парень. Если ему и было кого-то жаль, то только свою маму. Уж он не думал, что та будет так страдать из-за смерти какого-то его одногруппника.
– Если бы ты пошёл с ним, его могли и не убить, – заявляет она слишком твёрдым голосом для женщины, находящейся почти на грани истерики. – Так ты ж, как всегда, в своей комнате сидел. А потом ты вышел из комнаты и сел со мной обедать. Представь, вдруг именно в то время, пока мы ели, он корчился в луже собственной крови? – требовательно спрашивает, нахмурившись. В её голосе больше не слышно наступающих слёз, есть лишь какая-то решительность.