Идеальные любовники

Он сидел, отвернувшись к окну. Я видела только накрахмаленный воротник рубашки, бриллиантовую серьгу в ухе, светлые волосы.

– И черная шляпа с вуалью… – начала я.

Он резко обернулся, придвинулся ко мне. Я запрокинула голову и закрыла глаза, ожидая страстного поцелуя, которого, разумеется, не последовало. Выждав несколько мгновений, я выдохнула, едва не плача от разочарования:

– …мне тоже очень понравилась.

А Он посмотрел на меня и рассмеялся. Потом окинул оценивающим взглядом:

– Какая ты тощая, все кости видно. Как уличный мальчишка. А давай тебе волосы коротко острижем, а? Будешь мой мальчик-паж…

Что ж, я была согласна и на это.

Я была сумасшедше счастлива тем холодным летом.

Однажды Он пошутил:

– Ты испортишь мне репутацию. Подумают, что ты мой внебрачный ребенок.

– А ты скажи…

– Что сказать, что ты – мой недавно переболевший тифом племянник?

– Что я твой телохранитель.

А я и была чем-то средним между моделью и телохранителем. Я собирала все выходившие о нем статьи, отсматривала все посвященные ему телепередачи. И не было предела моему восторгу, когда в одном из интервью Он сказал: «Я нашел новую музу. Смотрю на нее, и идеи сами рождаются в голове. Думаю, моя новая коллекция будет посвящена ей». И после этих его слов мои акции резко подскочили, на меня посыпались приглашения по работе, лицо мое, тщательно разукрашенное лучшими визажистами, глядело со страниц журналов, с экранов телевизоров. Что ж, в этом надо отдать ему должное: как бы там ни сложились наши отношения после, стартовый выстрел в начале моего до сих пор продолжающегося забега дал именно Он.

Я очень любила тогда то, что Он собой представлял. Любила до такой степени, что готова была целыми днями возиться с его приемным сыном, вытащенным из затерянного в иркутских лесах Дома малютки, который то и дело принимался мычать, как теленок, потерявший мать-корову. Это было типично детдомовское дитя: увидев бутылку новомодной тогда газировки, выпивал ее залпом, так, на всякий случай, чтобы не чувствовать голода. Тогда я сама была как дитя привязана к матери моего любимого, шлялась с ней по магазинам, неумело помогала по хозяйству, наивная душа.

Мне казалось, что так нужно и так правильно. И что меня за мое исключительное самопожертвование обязательно полюбят. Вернее, во мне самой было столько любви и чистосердечного желания ею поделиться, что я бросалась исполнять любую прихоть, любой каприз, искренне считая, что меня, такую хорошую и преданную, оценят. Я старательно не замечала, как ему удобно пользоваться моими услугами и в то же время при любом удобном случае высмеивать мои благородные порывы.

В оправдание себе могу сказать, что на момент нашей судьбоносной встречи я была совсем Лолита, к тому же влюблена как дикая кошка, которую пригрели добрые люди. До этого я в основном видела тупые обкуренные рожи своих сверстников (тогда как раз начало потихоньку утилизироваться поколение, выросшее под лозунгом «Мир-Дружба-Жвачка») да кучу учебников, с которыми я водила искреннюю дружбу. С родными-то я дружбы не водила сызмальства, а именно, после смерти обожаемого деда.

Как же я могла не полюбить этого веселого и на тот момент крайне талантливого деспота? Конечно, я полюбила его искренне и вместе с ним весь мир, который он мне приоткрыл. И надсадно страдала от недопонятости и невозможности моей к нему любви. От первого в своей жизни одиночества. Тогда мне еще невдомек было, что в любви человек всегда одинок. Что одиночество – это заразная и очень привязчивая болезнь, подцепив которую единожды, ты почти наверняка обречен страдать ею хронически, таскать на себе как отметину, без надежды избавиться. Нет, тогда я этого еще не знала.

Шло время, дни сменяли друг друга, яркие, как цветные стекла в калейдоскопе. Со временем Он начал тоже нуждаться во мне. Иногда все окружающее нас уходило куда-то далеко, и мы оставались вдвоем.

Однажды перед съемкой для какой-то передачи мы почти час провели, выбирая удачный ракурс. Он усаживался то на диван, то на кресло, меня просил встать напротив и оценить, с какой точки он лучше выглядит.

– Ты везде хорошо выглядишь, – убеждала его я.

– Ты мне льстишь. Я же просил серьезно ответить! – Он почти кричал.

– Ну здесь! – Я указала на низкое кресло.

– Действительно, тут свет лучше падает, – задумчиво протянул Он, потом настороженно спросил: – Я тут моложе?

Прошло несколько месяцев. А потом я познакомилась с Виталиком. Он должен был участвовать в предстоящем показе новой коллекции. Необыкновенно красивый, почти Есенин – пшеничного цвета кудри, голубые глаза, тонкая фигура. Юный полубог семнадцати лет.

Он был новенький у нас и ничего не знал обо мне. Поэтому, наверное, однажды после примерки пригласил в кафе. Я согласилась…

Мы пили какао, наблюдали за посетителями, толкали друг друга локтями и безудержно смеялись. Мне было удивительно легко с Виталиком. Я уже и забыла, что так бывает…

В день показа я приехала к Нему рано утром. Нужно было за всем проследить.

Дом на Тверской, высокий, каменный, весь фасад в мемориальных досках, как будто при строительстве материала не хватило. А со двора сразу видно, в каких квартирах еще остались прежние жильцы (облупленные рамы, тусклые занавески, тряпье, развешанное на балконе), а где уже оборудовано элитное жилье (стеклопакеты, кондиционеры и авторский дизайн квартир).

На лифте еще старой конструкции, с открывающейся дверью, но уже отремонтированном по новой моде, украшенном зеркалами и электронным табло, я поднялась к Нему домой. Он вышел из спальни, весь помятый, взлохмаченный, неумытый. Прошлепал босиком в кухню и вернулся, жуя холодную котлету. Спросил, как лучше уложить волосы – как на праздновании дня рождения или как на показе в «Метрополе». Я что-то ответила, не помню.

Телефон разрывался, я отвечала на звонки: что-то не было готово, часть платьев не туда отвезли. И тут из спальни, смущаясь и трогательно кутаясь в Его халат, выплыл Виталик.

И я вдруг закричала, заорала в телефон:

– Что значит «не готово»? Вы в своем уме? Как вы можете!

Я швырнула трубку и услышала, как Он гаркнул из кабинета:

– Эй, накапайте ей валерьянки! Мне только истерики сегодня не хватало!

Мое открытие тогда потрясло меня, перевернуло душу. Я никак не могла поверить, наивная, что мой недоступный неземной принц оказался пошлым любителем смазливых мальчиков-моделей. Моя прекрасная девически-розовая любовь сделалась вдруг грязным фарсом, сальным анекдотом. Я мучилась, наблюдая за Ним исподтишка, все пытаясь найти опровержение. И, конечно, не находила.

Но все имеет свой конец. Наша история закончилась премерзкой осенней ночью. Был очередной показ, потом банкет. Я очень устала за этот день, а может быть, за все эти изматывающие месяцы, и сидела теперь в каком-то оцепенении. Он стоял у окна с высокой девушкой, очевидной анорексичкой (это явление тогда только набирало свои обороты), дочерью известного бизнесмена, заглядывал ей в глаза и убирал с ее лица волосы своей красивой рукой. Я знала, что он специально встал так, чтобы прямой свет не падал на лицо: это позволяло ему выглядеть в глазах собеседницы юным неземным созданием, бестелесным сказочным эльфом с безупречно гладкой кожей. Я знала также, что эта девушка очень нужна ему, а точнее, нужны деньги ее состоятельного отца. В последние месяцы он не раз говорил, что ему все надоело, пора подыскать богатую жену и уйти на покой. Я думала, что он шутит, эпатирует публику. Но вот теперь он стоял рядом с ней, совсем юной, почти моей ровесницей, что-то говорил, не отрывая взгляда от платиновой пантеры на ее цыплячьей шее… О, он наверняка уже представлял себе заголовки газет: «Свадьба месяца», «Самая красивая пара столицы».