Идеальный мерзавец
Шрифт:
Нельзя принимать желаемое за действительное, но все равно в его глазах, на самом дне темных зрачков, я вижу что-то еще, чего раньше не замечала.
А потом он меня целует. Бережно касается губ, снова и снова, не углубляя поцелуй, оставляя его почти невинным, и этот поцелуй без напора тоже настолько не вяжется с прежним Марком, что я теряюсь. Сердце бьется о ребра, как птица в клетке, а чертовы бабочки в животе за считанные секунды из крошечных слабых мотыльков превращаются в огромных уверенных махаонов.
Я целую его в ответ также нерешительно, как будто это наш
С его губ срывается разочарованный стон, и запоздало понимаю, что сейчас Марк не может действовать иначе именно из-за своего состояния. В любой другой день он бы уже опрокинул меня на спину и целовал жадно, прикусывая губы и царапая щетиной. Я еще не знала его таким, как сейчас. В здоровье и в болезни — эта клятва вдруг вспыхивает в подсознании и теперь играет для меня другими красками.
Я сама нависаю над Марком, поскольку он этого сделать не может, и мы целуемся так долго, словно у нас вечность в запасе, и эти нежные касания срабатывают как зажженный бикфордов шнур. Взрыв, и мои стремления затопать чувства рушатся.
Я отвечаю на поцелуи Марка и это безмолвное признание и капитуляция. Выражаю действиями то, что я хочу сказать, но никогда не скажу этому мерзавцу вслух. Иначе стану последней дурой, которая надеется на то, чего никогда не будет, ведь Марк в это даже не верит.
«Любви не существует, Вера».
И если сейчас я заговорю о любви, тем более к нему, то могу поспорить, его лицо перекосит как от зубной боли, а слушать он меня будет также снисходительно, как если бы я заговорила о существовании зеленых человечков в космосе.
Марк тянет меня на себя, и я приподнимаюсь, глядя в его глаза. Перед ним я — как знакомая детская сказка со счастливым концом, ведь все хорошие девочки надеются на принца и на «долго и счастливо». А мерзавец-принц пусть и герой моего романа, но никак не герой тех сказок, которые я хочу превратить в реальность.
Приподнимаясь на колени, стягивая с себя одежду, и наклоняюсь ближе к Марку. Он припадает к моей груди, лаская их поочередно руками и ртом.
Я тону в бушующем шторме его глаз, когда он смотрит на меня снизу вверх, и кусаю губу, чтобы мой стон не стал признанием, которое скорей всего подействует на Марка как ведро ледяной воды. Сдержаться сложно. От аккуратных движений языка на моих сосках меня разрывает от ощущений, и я готова воздавать ему хвалу до самых небес и клясться в том, чего он от меня даже не требовал.
Ведь я пришла с кольцом, а он не просил меня его снять. Не просил о верности. Ему не привыкать к тому, что он спит с чужими невестами. Просто теперь он спит со мной.
А остальное — мои проблемы.
Не стоило выдумывать то, чего нет, и, наверное, даже появлению зеленых человечков в его спальне Марк обрадовался бы больше, чем моим признаниям.
Он расстегивает мои джинсы, и я чувствую, как мои бедра сами тянутся к нему. К его рту и рукам. Марк улыбается реакции моего тела, еще
до недавнего времени такого скованного и зажатого.Теперь бесстыдные движения бедер в ответ на его ласки пальцами — это всего лишь минимум того, на что я способна. Пока я скидываю с себя последнюю одежду, Марк опускает подушки ниже и практически ложится, не сводя с меня взгляда.
Я знаю, что будет дальше.
И поэтому решаюсь его удивить. Отдергиваю с Марка одеяло и вместе с ним замираю у его бедер. С плотоядной улыбкой провожу ладонью по выпирающему из боксеров члену. После веду губами по ткани снизу вверх и замираю, когда касаюсь кожи живота. Марк часто и неглубоко дышит, потому что глубокие вдохи, несмотря на обезболивающее, все еще причиняют ему боль.
— Вера… Иди ко мне.
Смотрю на него, стоя на коленях между его ног. Не прерывая взгляда, медленно облизываю живот по границе боксеров, не убирая рук с члена, который дергается, как загнанный в клетку зверь. Шшш, сейчас я тебя освобожу.
Ползу к Марку, выгибаясь в пояснице, но в последний момент к его неожиданности разворачиваюсь, перекидывая ногу через его сильно вздымающуюся грудь. Наклоняюсь, отодвигая пальцами боксеры, и касаюсь губами горячей головки. Видишь, я же обещала…
Чувствую, как Марк впивается пальцами в мои бедра. Притягивает их к себе и обжигает тяжелым дыханием чувствительную кожу. Я целую его член по всей длине и возвращаюсь назад, облизывая, как мороженое.
Но вместо того, чтобы снова втянуть его в рот, у меня сбивается дыхание и меня прошивает словно током — между моих широко разведенных ног Марк повторяет то же самое своим языком.
Я наклоняюсь, еще сильнее прогибаясь перед его лицом, и целую нежную кожу между его ног ниже. Марк громко стонет. Пожалуй, это самый громкий его стон на моей памяти, а значит, надо продолжать.
Вхожу в раж, наклоняясь все ниже. В таком положении Марк не достает до меня губами, поэтому заменяет язык пальцами, поджаривая меня на медленном огне круговыми движениями большого пальца вокруг клитора.
Потом палец куда-то пропадает, и я вздрагиваю от звонкого удара по ягодице, от которого по телу разливается волна жара. Моя кровь прекратилась в жидкое пламя, и мне так не хватает его рук или пальцев в себе, ведь только они способны унять этот пожар.
Чувствую, как Марк пальцем размазывает по мне влагу, а после проталкивает одни в меня. И я со стоном насаживаюсь на его палец, впуская одновременно с этим член в свое горло.
А после происходит что-то нереальное. Палец Марка скользит внутри меня, но клитора касается что-то еще: невероятное, щекочущее и легкое, как перышко, отчего я тут же вся покрываюсь мурашками, а тело начинает дрожать мелкой дрожью.
Я глубже вбираю член Марка в рот, потому что не знаю, как довести наши ощущения хотя бы до примерно равноценных. Мои ощущения сейчас превосходят его раз в десять.
Эмоции зашкаливают, когда на смену легкому дуновению ветерка приходят более уверенные сильные… движения? Но ведь ничего не движется, я не чувствую, чтобы что-то жужжало или ерзало у меня между ног.