Идеальный вариант (сборник)

Был он совсем не молод – готовился справить пятидесятилетний юбилей, – не красив и совсем не щедр. Вернее, даже скуп. А если совсем честно, то очень и очень жаден. Дина продолжала ходить в штопаных колготах, мама – кутаться в телогрейку, несмотря на то что «новый папа» работал начальником цеха на заводе и возможности, как говорится, имел.

– На отдельную квартиру копит? – интересовалась Ирочка.

– Что ты?! – отмахивалась мама. – Просто не любит тратить.

– Как это?

– Вот так. На сберкнижку кладет. А по вечерам открывает ее и любуется заветными цифрами.

– Да зачем они ему на том свете? У тебя ребенок в рванье ходит, а он любуется!

– Пусть! – отмахивалась мама.

И терпела. А когда надоело, прогнала в одну минуту.

– А почему прогнала? – спросила Дина, уже ставшая взрослой женщиной.

– Он мне на день рождения цветы принес.

– ???

– Подарил и аж светится весь. Я, говорит, дорогая, теперь каждый день букеты таскать буду. Спрашиваю, откуда, мол, такая щедрость души и кошелька? А он отвечает, что кошелек ни при чем. Был, говорит, сегодня на кладбище, мастера одного провожали. Обратно иду, гляжу, на памятниках-то полным полно букетов разложено. Я самый роскошный выбрал. Мне для тебя, дорогая, ничего не жалко. Ты не смотри, что он короткий, поставь в какой-нибудь низкий вазон и любуйся. В общем, отправила букет в помойку, а его – восвояси. Все. Иссякло терпение.

– А до этого все-таки зачем мучилась? – спросила Дина.

Мама тогда погладила ее по руке и ответила:

– Ты очень любила баранки.

Баранки девочка действительно обожала так, будто были они самым редким на свете деликатесом. Несмотря на то что жизнь стала налаживаться (мама, которая великолепно шила, устроилась в ателье портнихой и быстро обросла домашней клиентурой), никакие купленные сладости не могли заменить девочке любимого лакомства.

– Смотри. – Мама выкладывала из сумки большие бруски чего-то коричневого со светлыми прослойками. – Это – шербет, – отрезала кусочек и протягивала дочери.

Дина перекатывала во рту сладкую массу, хрустела орехами и спрашивала:

– А баранки? Не было?

– Смотри, что тебе передала тетя Настя!

Соседка, которая до войны не успела ни замуж выйти, ни детей родить, а теперь уже и не надеялась (кому нужна баба за сорок, если вокруг пруд пруди одиноких чуть за тридцать?), частенько баловала девочку разными вкусностями. Она была дамой ученой, работала в каком-то институте, жила одна и, как говорила мама, «могла себе позволить спускать копейки на чужих детей». Дине то насыпали в ладошки горсть изюма в шоколаде, то угощали мармеладом, то приглашали на чаек. А к чаю щедро выставляли на стол и печенье, и варенье, и конфеты. Та вяло ковырялась ложкой в розетке, без энтузиазма грызла печенье и ускользала домой вспоминать о баранках.

В тот раз тетя Настя дала пастилу. Дина съела палочку и пожала плечами:

– Вкусно. Но все равно не то.

Мама вздохнула, прижала к себе кудрявую голову и со слезами в голосе спросила:

– Ну где же я тебе их достану, горе ты мое луковое?!

Дина не поняла, почему вдруг она стала горем: учится отлично, посуду моет, за порядком в комнате следит, готовится вступить в пионеры, маму слушает, хорошо кушает. Лук вот только терпеть не может. Так что, если она и горе, уж точно не луковое.

А баранки в самом деле были практически недосягаемы. Покупала их «кроличья шапка» в столовой своего завода, где работала фантастическая повариха Нюра. Она лепила обалденные котлеты, варила великолепные супы и пекла те самые замечательные баранки, о которых теперь оставалось только мечтать. Дина так никогда и не узнала, что однажды мама ходила к проходной завода – хотела попросить кого-нибудь купить вожделенный продукт, но так ни к кому и не подошла – была слишком скромной и нерешительной женщиной.

– Если бы кто из знакомых работал, – говорила она и разводила руками.

То, что не следует просить об одолжении «грязные ботинки», девочка понимала. Нет знакомых – значит нет. Но однажды…

Однажды Дину пригласили в гости. Казалось бы, воображение должна была поразить отдельная большая квартира одноклассницы, настоящие картины на стенах и красочные ворсистые ковры на полу. Но поразили баранки, призывно сверкающие румяными боками из вазы на кухонном столе.

– Можно? – не удержалась Дина.

– Бери, – милостиво кивнула Леля.

Девочка съела одну и с большим трудом удержалась, чтобы не попросить еще. Леля была врединой и воображалой. Ходила задрав нос и считала себя лучше других.

– Это потому, – объясняла Шурочка Зыкова – некрасивая, но умная девочка, – что у нее дедушка большой начальник.

Девочки согласно кивали, но каждая втайне считала дни, остававшиеся до заветного приглашения в гости. Леля звала всех по очереди. Так и сказала: «Приглашу каждую, а потом решу, с кем буду дружить». Дурной запашок этого заявления, конечно, уловили все, но сил отказаться от похода в ее хоромы не нашлось ни у кого. Уж слишком сильным было любопытство и желание хоть одним глазом увидеть другую – сытую – жизнь. Одноклассница слово держала. Водила всех в гости, а на следующий день выносила вердикт:

– Зинка слишком неуклюжая – едва не разбила любимую мамину вазу.

– Шурка – неряха. Сели чай пить, так она весь стол крошками угваздала.

– Машка – королева подхалимажа. Ходит и нахваливает, и нахваливает, будто к английским королям во дворец попала. Искренности ноль.

– Кто бы говорил об искренности, – утирала та слезы на школьном крыльце. Девчонки сочувствовали, но внутри ощущали тщательно скрываемую радость: у каждой еще был шанс попасть в число приглашенных.

Накануне визита Дина полночи металась по кровати, мысленно прокручивая: «Ничего не трогать, к столу не садиться, рта не открывать. Или все-таки открыть? Нет, молчать, наверное, тоже не стоит. Иначе Леля скажет: Динка – дура, молчит и молчит, слова не вытянешь. Значит, говорить надо, но спокойно, без восторгов». Она и говорила: вежливо поздоровалась с бабушкой, сдержанно похвалила обстановку, особый интерес проявила к стеллажам с книгами (пусть лучше обзовет книжным червем – не так стыдно). А потом на глаза попались баранки. Это были те самые, из заводской столовой, испеченные фокусницей Нюрой. Съев одну, Дина зажмурилась, чтобы только не видеть остальных и не испытывать манящего блеска. Иначе завтра можно услышать: «Динка – попрошайка». Нет, только не это. Испугавшись собственных мыслей, девочка поспешила оправдаться:

– Мне раньше отчим такие приносил с завода. Давно не ела.

Причины, по которым Дина перестала есть баранки, Лелю совершенно не интересовали. Вместо расспросов она пояснила с нескрываемым презрением:

– Старший брат на заводе работает, – тут же спохватилась и добавила: – Теперь уже начальником цеха, конечно, – понизила голос и прошептала доверительно: – А как в институт провалился и рабочим устроился, что было! У деда удар, у мамы давление, бабушка плачет. Папа один держался и всех успокаивал, говорил, что труд еще никого не испортил, но все только возмущались и твердили хором: «На заводе?!»

Дина, которой мама постоянно внушала, что любой труд почетен, этих жалоб не поняла, но тем не менее сочувственно погладила одноклассницу по плечу: не переживай, мол, все наладится.

На следующий день Леля объявила, что смотр кандидатур окончен, выбор состоялся. Дина была призвана служить лучшей подругой и покорно приступила к исполнению своих обязанностей. В принципе Леля была не такой уж и противной. Заносчивой? Да. Воображалой? Безусловно. Высокомерной? С лихвой. Но у кого из девочек нет недостатков? А Леля красива, умна и начитана. Так почему бы и не дружить с ней? Зато сможет давать охочей до чтения Дине книги и, конечно же, угощать баранками.