Идеалы мисс Райт. Дилогия

Алекс, как заводная обезьянка, стучал себя кулаком по лбу и уверял меня, что я просто наивная дурочка. И вовсю отстаивал виновность ассистентки. Напрасно я опасалась, что он свяжет смерть Далинды со смертями ее предшественниц. Этому болвану, по ошибке числящемуся репортером, даже в голову ничего подобного не пришло. Впрочем, я всегда знала, что он занимается не своим делом. И занимает не свое место! Что ж, тем проще будет его подвинуть.

С той же категоричностью, с которой я отвергала вину Ди, сосед отрицал причастность к убийству Руперта, которого давно знал, и Феррана, который «конечно, тот еще тип, но явно не убийца».

Прекратила спор явившаяся готовить завтрак Эльвира. И вовремя, ибо скрепленное чаем перемирие оказалось недолгим, и мы с Фрэйлом-младшим опять оказались на грани драки.

Ближе к вечеру…

Если бы мама могла видеть, как неприлично широко я зеваю, порой даже позабыв прикрыть рот, пространной нотации было бы не избежать. Но мама была дома, а я – нет. И среди пары десятков таких же заспанных лиц мое не так уж и выделялось. Бодростью поражал только оператор, то и дело прикрикивающий на готовых вот-вот упасть помощников. Источником его активности, вероятно, служила фляга, к которой он постоянно прикладывался. Перевертыши, разом утратившие всю присущую им ловкость, все время что-то роняли и с завистью и ненавистью косились на начальника.

Дорогуши вид имели наиболее приемлемый, но благодарить за это должны были не феноменальную способность полноценно отдыхать за два часа, а искусную маскировку. Под слоями косметики гримерши начисто лишились мимики и бродили по площадке, словно фарфоровые куклы. Но наибольшее сочувствие вызывал бледный тонкокостный парень, чьи покрасневшие глаза тонули в озерах нарисовавшихся вокруг них синяков. Если у остальных была возможность подремать хотя бы пару часов, то у бедняги сценариста не было и их. Всю ночь, пока шли допросы, все утро и весь день несчастный переделывал свое творение, выбрасывая еще не снятые сцены, в которых должна была играть Далинда, и к вечеру напоминал несвежую мумию.

Ферран Истэн тоже смотрелся изрядно помятым, а ведь ему еще предстояло эффектно раскидывать в стороны злодеев и махать руками-ногами, словно ветряная мельница. От пастушки же – в моем исполнении – требовалось всего лишь вприпрыжку обогнуть парочку деревьев, выглянуть из-за куста и ужаснуться. Всего лишь! Сегодня эти элементарные действия казались изощренной пыткой. Вместо того чтобы скакать ланью, я едва волочила ноги, как старая бегемотиха с артритом, вместо жизнерадостной улыбки мои губы кривил оскал потревоженного хищника. А рот, который должен был лишь чуть-чуть приоткрываться в финале сцены, дабы согласно замыслу сценариста продемонстрировать изумление и испуг, самопроизвольно распахивался в зевке.

Оператор орал, перевертыши сочувствующе поглядывали, но заступиться не решались. Звезда экрана, кажется, радовался моей бездарности, из-за которой эпизод с мордобоем откладывался, и взирал на меня с долей симпатии. Пожалуй, единственным, что не давало обстановке на съемках приобрести совсем уж скандальный характер, была все возрастающая ненависть, которую испытывали все без исключения. Мы все до одного истово ненавидели дублершу Далинды.

Эта мерзкая девица в белокуром парике идеально похожем на волосы покойной актрисы самым наглым образом дрыхла, уткнувшись носом в плед, на котором лежала рядом с полуэльфом. Я прыгала вокруг деревьев, перевертыши таскали по рельсам камеру, Ферран с лицом влюбленного идиота перебирал рассыпавшиеся по плечам дублерши светлые пряди, а она самым бессовестным образом спала. Более того, ее ожидало бодрствование лишь на минуту, чтобы приподняться, ойкнуть и упасть обратно, изображая уже не спящую, а труп. На месте полуэльфа, которому предстояло рядом с этим «трупом» драться, я бы, наверное, удушила девицу париком, но актер держался стойко. Маска восторженного умиления ни на миг не сходила с его лица, пальцы не сжимались судорожно на локонах – подобный профессионализм вызывал уважение.

Наконец оператор счел, что ничего лучшего он от меня все равно не добьется, и я получила возможность рухнуть на бревно неподалеку от развернувшегося побоища. Злодеи пролетали над кустами, будто их не полуэльфийской ногой пнули, а тараном. Треск ломаемых веток, звуки ударов, крики – все воспринималось как колыбельная. И я бы непременно уплыла в царство грез, если бы рядом не опустился такой же уставший, как и прочие, но не утративший столичного лоска Руперт.

Режиссер устроился неприлично близко, практически вплотную, но у меня не было сил даже на то, чтобы отодвинуться. Он молчал, и я следовала его примеру. Спросить хотелось о многом, но начинать светскую беседу с вопроса, лично ли мистер Малиформ зарезал актрису или поручил это кровавое деяние звезде экрана, было несколько неловко. А ничего другого в мою затуманенную нехваткой отдыха голову не приходило.

– Мисс Аманда! – Все же решился разорвать тишину Руперт. – Я знаю, вы серьезная и очень разумная девушка. – Подобное начало настораживало. Даже больше настораживало, чем горячие мужские пальцы, стиснувшие мою руку, лежавшую на коленях. – И вам не составит труда выполнить маленькую просьбу.

Вероятно, предполагалось, что я поспешу рассыпаться в заверениях, но я не торопилась отвечать. Конечно, вряд ли мне бы предложили пойти и повеситься на ближайшем дубе, но…

– Какую? – Сухо отозвалась я, когда молчание, отягощенное попытками осторожно высвободить плененную конечность, стало совсем уж невыносимым.

– Крохотную! – Воскликнул режиссер и потянул мою ладошку вверх к своим губам, вынуждая тем самым оторваться от созерцания в очередной раз пролетевшего над кустами киношного злодея и заглянуть в синие глаза злодея реального.

Наверное, по замыслу от проявленной столичным щеголем галантности юная провинциальная пастушка должна была расплыться лужицей подтаявшего желе и лишь послушно вибрировать в такт выдаваемым указаниям. Но я, во-первых, не была пастушкой, хоть и выглядела в данный момент ею; во-вторых, имела стойкий иммунитет к чарам бабников – хоть какая-то польза от соседа и его многочисленных пассий; ну, а в-третьих, настолько устала, что не снизошла бы даже до мистера совершенство. Разве что оный предложил бы немедленно отнести меня в кровать. Причем лишь для того, чтобы заботливо подоткнуть одеяло, после чего выйти и пару дней, пока я не высплюсь, покараулить с ружьем у дверей спальни.

– А если конкретнее? – высвободив руку, еще суше произнесла я, стараясь тоном дать понять, что никаких просьб выполнять не буду.

– Насколько мне известно, вы подружились с мисс Рю. – Разочарованным вздохом отметив мое нежелание идти навстречу, пустился в объяснения Руперт.

Из-за заторможенности я чуть было не спросила, о ком он, и, только уже открыв рот, сообразила, что речь о мышке Ди.

– Я разговаривала с ней пару раз. – Признавать за собой дружеские отношения с еще одной кандидаткой на роль убийцы явно не стоило. Пусть даже я и не верила ни капли в причастность Дайаны к смерти мисс Кайс.

– Ферран крайне обеспокоен… душевным состоянием своей ассистентки. – Медленно, тщательно подбирая выражения, принялся убеждать режиссер. – Мисс Рю – девушка нервная, впечатлительная и…

– Так может быть вам стоит пригласить для нее доктора? – Перебила я.

– Увы, в настоящий момент она очень нужна своему начальнику, а мы, в свою очередь, никак не можем обойтись без него. Поэтому, Аманда, я вас очень прошу, поговорить с Дайаной. Уверен, ваши рассудительность и спокойствие пойдут ей на пользу.

Я смотрела в такие с виду честные глаза Руперта и не верила ни единому его слову. Да, я рассудительная, спокойная и вообще просто кладезь всяческих достоинств. Только вот где и когда все эти качества моего чудного характера мог оценить режиссер? Когда я принеслась в кабинет, где велось собеседование, растрепанная и раскрасневшаяся настолько, что мне мигом была предложена роль сельской дурочки, которой до этого и в сценарии-то не было? Или когда как зачарованная слушала сказку о любимой собачке звезды, в честь которой выдавались псевдонимы его партнершам по съемкам? Чушь несусветная! Вот только делиться своими сомнениями в честности собеседника было неразумно, а ответить что-то стоило. Я поднялась с бревна и, отступив на шаг, покачала головой.