Идет человек (сборник)

Мы помолчали. Потом я подумал, что было бы неплохо в будущем научиться произвольно переключать все эти вещи. Без мотоциклетной катастрофы, естественно, а просто так. Например, человек идет слушать концерт и уже в зале консерватории, усевшись в кресло, переключает зрительный нерв на слуховой. Поскольку зрительный аппарат у нас более совершенен, впечатление получалось бы несравненно сильнее. Или можно было бы просто подключать одно к другому и слушать, так сказать, «в два канала».

Он подхватил эту мысль и сказал, что в экстренных случаях, в подводной лодке скажем, можно было бы весь сенсорный аппарат целиком переключать на слух. Вплоть до обоняния и ощущения.

Некоторое время мы развивали эти идеи, потом нам пришло в голову, что, пожалуй, из этого ничего хорошего не полечилось бы Потому что в концертном зале «слуховые» впечатления от красного вязаного шарфика на плечах сидящей впереди девицы неприятным диссонансом врывались бы в какую-нибудь симфонию Гайдна либо Мясковского. А в подводной лодке вышло б еще хуже, так как запах машинного масла слухач путал бы с шумом винтов чужого корабля.

Впрочем, эта мысль осенила сначала меня. Мой собеседник вообще не отличался быстрой сообразительностью.

Мы заказали еще по чашке кофе. Потом я спросил:

— Ну, хорошо, а можете вы, например, описать меня?.. Каким я вам представляюсь?

Он посмотрел на меня своими блеклыми глазами.

— На вас серый пиджак и желтая рубашка. Но все это я как бы слышу, а не вижу. Что же касается вкусового ощущения. — Тут он запнулся. — Мне неудобно.

— Ну-ну!

— Нет, не надо.

— Ну, отчего? — подбодрил его я. — Давайте.

— Ваше лицо вызывает у меня ощущение. ощущение соленого огурца. — Потом он смягчил. — Малосольного. Но вы не обижайтесь. Вы же понимаете, что я исключение и воспринимаю мир неправильно.

Наступила пауза. Не знаю почему, но этот субъект начал вызывать у меня раздражение. Видимо, каким-то своим тщеславием.

— С другой стороны, — сказал я, — не такое уж вы исключение. В конце концов, вы воспринимаете мир таким, каков он есть. Кроме, может быть, этого вкусового чувства.

— Почему? — запротестовал он. — Ведь глазом я слышу, а он является органом, приспособленным для восприятия света, а не звука.

— Ну и что? Вы же сами мне объяснили, что у вас только перепутались нервные стволы. Однако свет вы все равно воспринимаете глазами. А звуки — ухом. И только дальше, в мозгу, это преобразуется у вас в другие ощущения.

— Все-таки в другие, — сказал он. — В неправильные.

— Вот это-то нам и неизвестно, — отрезал я. — Какие правильные, а какие нет. Не путайте реакцию на явление с самим явлением. Природа ведь не клялась, что закат обязательно должен быть красным, а соль соленой. Для меня небо голубое, а для какого-нибудь микроба, у которого нет зрения, оно, возможно, просто кислое. Понимаете, если поднести к вам провод под током, вы подпрыгнете, а если его приблизить к прибору, там отклонится стрелка. Но вы же не можете утверждать, что ваша реакция верна, а прибора — нет. Пусть у вас все перепуталось. Но вы меня, в конечном счете, видите и слышите. Мы можем общаться. Значит, вы воспринимаете мир правильно. Только у вас в сознании возникают другие символы того, что нас окружает. Однако соотношение этих символов такое же, как у всех людей.

Субъект задумался. Очевидно, ему трудно было расстаться с мыслью о том, что он исключение. На лбу у него выступили капельки пота, он достал платок и вытер их (в зеркале я видел, что вытаращенный директор кафе продолжает тревожно следить за нашим столиком. А официантка в красном платье все так же колдовски и опасливо не спускала с нас глаз, прохаживаясь в отдалении).

— Да, — сказал, наконец, мой собеседник. — Однако то, что вы говорите, я вижу. А ваш зрительный образ возникает у меня в качестве слухового.

Но я уже решил быть неумолимым.

— Однако в результате вы в целом превосходно ориентируетесь, да? Как и все мы.

— Пожалуй.

— А откуда вам тогда вообще известно, что у вас все перепуталось? Может быть, ничего такого и не было.

На лысине субъекта опять проступили капельки пота. Он неловко пересел в кресле.

— Все-таки нет, — сказал он. — Во-первых, была же рентгенограмма.

Во-вторых, вот это соединение чувств, и в-третьих, — он смущенно улыбнулся, — в третьих, я каким-то удивительным образом могу видеть, вообще не глядя. Кроме того, у меня появились некоторые дополнительные чувства. Скажем, чувство веса.

— Чего?

— Веса. Ну вот давайте я отвернусь, а вы что-нибудь сделайте. Выньте что-нибудь из кармана, и я скажу, что именно вы вынули. Хотя и не буду смотреть.

Он отвернулся У меня во внутреннем кармане пиджака как раз был маленький флакончик духов. Я вынул его.

— Флакончик, — сказал субъект, — «Пиковая дама». За три рубля.

Затем он повернулся ко мне. Это было похоже на фокус.

— И вот еще чувство веса, — сказал он каким-то извиняющимся тоном. — Я чувствую вес. Дайте мне на минутку. — Он взял у меня флакончик и взвесил его на руке. — Восемьдесят восемь грамм. Даже не знаю, откуда это у меня берется. Я просто вижу вес, как вы, например, смотрите на дом и сразу говорите, что тут четыре этажа. И даже еще кое-что у меня появилось. Но с этим весом удивительная штука. С весом и моим широким диапазоном вкуса Я прихожу в столовую, получаю блюдо и тотчас говорю, что мяса здесь не сто двадцать грамм, как должно быть по раскладке, а только девяносто. Или что вместо масла комбижир. Одним словом, сразу могу сказать, как что приготовлено, чего не хватает против калькуляции и так далее. И в результате, когда они меня видят, все прямо трепещут..

Тут мои взгляд упал на часы, и я сообразил, что надо бежать Красное платье получило деньги. Я попрощался со своим собеседником и пошел.

На вешалке, вручая свой номерок гардеробщику, я вдруг услышал позади тяжелое дыхание.

— Слушайте, ничему не верьте. — Это был вытаращенный директор кафе. — Это просто псих. Если он вам говорил, что у нас тут маргарин вместо масла бывает или что недовешивают, это все ерунда. Вы же сами ели, верно?

От директора пахло черным мускатом по семь рублей за бутылку. И пиджак на нем был английский.

Он оглянулся в сторону зала.

— Мы его все давно знаем. Ходит и мутит воду. А на самом деле просто псих На Канатчикову уже пора.

— А где он работает? — спросил я.

— Кажется, на парфюмериой фабрике. Говорят, что здорово различает запахи. Но он психический, я вам ручаюсь.

Положив плащ на руку, я вышел из кафе и пошагал мимо его окон Мой субъект так и сидел, как прежде. Когда я проходил мимо, он прощально помахал рукой. Но смотрел он при этом в другою сторону.

Дома я взял у соседки по квартире маленькие весы и убедился, что в моем флакончике действительно ровно 88 граммов. Правда, я тотчас сообразил, что тот тип мог знать это, поскольку сам работает на парфюмерной фабрике. Что же касается его способности видеть, не глядя в другую сторону, то ведь там в кафе кругом были зеркала. Я и сам видел наблюдающего за нами директора. Однако, тем не менее, вот какая странная штука. Ни единого разу больше я не получал в том кафе ни такого супа, ни таких битков. Это проливает некоторый свет на проблему и лично мне внушает веру в то, что так все с этим субъектом и случилось. Относительно котлет каждый, кстати, может проверить. У этого кафе недавно переменили название. Раньше оно называлось не то «Отдых», не то «Лето», а теперь как-то еще (или наоборот: теперь оно называется не то «Лето», не то «Отдых», а прежде было как-то еще).

Одним словом, оно на улице Кирова.

ВИНСЕНТ ВАН ГОГ

Нравится, да?.. Ну правильно, конечно. Не просто нравится, а открывает какой-то другой мир, позволяет увидеть все вокруг свежими глазами. Материя живет, чувствуешь, как в ней кипят атомы и частицы. Предметы, явления раскрывают свою суть, все связывается со всем, начинают просвечивать грани иных измерений. Не правда ли, один из первых живописцев Голландии не уступает тем старинным, вроде Рубенса или Ван Дейка. Я с ним, между прочим, был довольно хорошо знаком. Встречался в разные периоды его жизни, нырял к нему, знаете ли, из последнего десятилетия нашего XX в предпоследнее десятилетие XIX века. Вся штука началась после того, как прошли эти Законы насчет путешествий во времени, помните?.. Хотя откуда вам помнить, вы этого вообще не знаете. Да вы садитесь, садитесь вот здесь — на этот стул можно, он не музейный. Просто я его приношу с собой, чтоб кто-нибудь мог отдохнуть.