Идет розыск
Шрифт:
— Не. Я воздухом дышу, — усмехнулся Откаленко.
— Воздухом пьян не будешь. Может, вынести? До одиннадцати.
— Обожду. А сам ты где живешь?
— Да тута и живу. Через двор. Чтоб, значит, на дорогу не тратиться. Как зовут-то тебя, ежели не секрет?
— Игорь. А тебя?
— Федя-Квас, все при нас.
— Ты, гляжу, шутник. Тут, говорят, порченая машина стояла. Неужто угнали?
— Вчерась, — Федя хитро посмотрел на Откаленко. — А ты уже нацелился?
— Да нет, так просто.
— Просто только бутылку выпить. Поставишь бугылку?
— Это за что?
— А я тебе
Откаленко усмехнулся.
— Чего же это такое ты мне шепнешь?
— Ха! Думаешь ты один умный? У меня, брат, ума, если хочешь знать, пруд пруди. Понял? У меня только выдержки нет. А я так считаю, без нее веселее.
— Навряд.
— Точно тебе говорю. Ты смотри, какой я веселый. Так шепнуть?
— Про что?
— А есть тут кое-кто, все про ту машину знает.
— А чего про нее знать-то?
— Откуда, что и как. Ты мне, Игорек, шарики не крути, понял? Я ж тебя вчера видел. Вот так, — Федя торжествующе посмотрел на Откаленко.
— А раз так, то без бутылки говори.
— Не, — покрутил головой Федя. — Бутылка мне беспременно нужна. Тут уж как хошь, а дай.
— Ну, так и иди, Федя, за ней. А я еще погуляю.
Откаленко неторопливо погасил сигарету и встал.
— Значит, трояк не дашь?
— Не. Самому пригодится.
— Ну, тогда я тебе помешаю, знай.
— Ладно. Только потом я тебе помешаю, ты уж не обижайся.
— Эх, — вздохнул Федя и тоже встал. — Добрый я человек. Ужас просто. Ну, дай еще сигаретку. Постой! — он склонился над протянутой Игорем пачкой. — Я уж… три возьму, не обидишься?
— Ну, давай, давай, бери, шут с тобой.
Федя взял сигареты, бережно положил их в верхний карман халата и, таинственно понизив голос, сказал:
— Вечером приходи, попозже. Бурда тут беспременно будет. Вот с ним и потолкуй. Ежели, конечно, сумеешь, — он коротко хихикнул. — Они тут кое-чего делали с ней, сам видел. Туда-сюда, одним словом. Только гляди, меня, в случае чего, не заложи. А то мне тогда… — он махнул рукой, и глаза стали жалкие и грустные.
Лосев не прошел бы мимо таких глаз. Но Откаленко лишь кивнул в ответ и коротко сказал:
— Будь спокоен.
— Пока, Игорек, — залихватским тоном сказал Федя. — Авось, свидимся еще. Поклон супруге и деткам.
Он сделал рукой приветственный жест и, повернувшись, вихляющей походкой направился к разгружавшейся рядом машине.
«Что ж, — подумал Откаленко, глядя ему вслед. — Придется вечерком сюда наведаться. Вечером тут, кажется, оживленно».
А пока следовало здесь еще погулять и подумать. Игорю всегда лучше думалось на месте, где произошло все то, что надо было разгадать, где можно было одновременно думать и смотреть и кое-кого встретить тоже, вроде этого непутевого Федьки-Кваса, а то и кого-нибудь поинтереснее.
Игорь не спеша брел по асфальтовой дорожке, ведущей в глубь двора, к размытой дождями и снегом детской площадке с грустными, потемневшими грибками и покосившимся квадратом песочницы. Вдоль дорожки, по которой шел Откаленко, сиротливо стояли облупленные скамейки. На одной из них, подстелив газету, сидел полный старик в теплом пальто с меховым воротником, в шляпе и, опираясь на палку, разговаривал с крупной, черной
с рыжими подпалинами овчаркой, которая сидела перед ним и, склонив голову набок, внимательно его слушала. Сцена была так выразительна, что Игорь невольно залюбовался красавицей-собакой. Подойдя ближе, он осторожно опустился на дальний край скамейки и стал с интересом прислушиваться. А старик, не обращая на него внимания, продолжал говорить:— …И не бегай больше туда. Ты же видишь, они камнями бросаются. И не рычи на них, не кидайся. Нас же с тобой и накажут. Все поняла, умница ты моя? Ну, вижу, вижу, поняла.
Собака, не меняя позы, чуточку повела одним настороженным ухом в сторону Игоря, потом облизнула языком черный нос и пружинисто встала, давая понять, что все ей ясно.
— Ну, гуляй, гуляй пока, — сказал старик.
Собака отбежала и настороженно оглянулась на Игоря, словно что-то решая про себя, потом опять взглянула на хозяина, и в ее умнейших глазах отразилось явное беспокойство.
— Гуляй, гуляй, — усмехнувшись, повторил старик и, обращаясь уже к Игорю, добавил. — Боится меня оставить с чужим человеком.
— Отличная собака, — подтвердил Игорь и спросил. — Кто же это в нее камнями бросает? Неужели дети?
— Что вы! Дети в ней души не чают. Это хулиганы. Вечерами собираются возле магазина. Там, на ящиках, распивают, горланят. А Долли пьяных не любит. Так я ей не велю вообще в ту сторону бегать. Днем тоже.
— Каждый вечер вы с ней гуляете?
— Это обязательно. Сын болен. Вот я пока.
— Хлопотное дело.
— Что вы! Для меня это истинное удовольствие. Я же с ней, как с человеком, разговариваю. И она решительно все понимает. А любовь, преданность беспредельные. Настоящий член семьи.
В это время собака подбежала, держа в пасти какую-то палку, и осторожно положила ее перед хозяином.
— Вот, видите? Это она поиграть хочет, — сказал тот.
Старик попытался поднять палку, но не дотянулся и попросил:
— Дай поближе, Долли.
И собака, схватив палку, положила ее к самым ногам хозяина.
Старик нагнулся, взял палку и с силой бросил ее вдоль дорожки. Собака радостно кинулась вслед за ней.
В конце дорожки она неожиданно задержалась и принялась обнюхивать снег вокруг, потом, схватив вдруг что-то в пасть, кинулась к хозяину. Подбежав, она положила у его ног тонкий нож с наборной ручкой из разноцветного плексигласа.
— Ого! — нагибаясь, произнес старик. — Вот теперь нож. А на днях чей-то портсигар нашла.
Он поднял нож и рассмотрел его.
— Что-то тут нацарапано на ручке. Очки не хочется доставать. Вы не видите? — обратился он к Игорю.
Тот взял нож и разобрал на его рукоятке: «Гад буду. Б.»
— Это ихний, наверное, — старик кивнул в сторону магазина.
Собака напряженно смотрела на нож и уже не предлагала хозяину играть.
— Что же за хулиганы там собираются? — спросил Игорь.
— Да местные все. Делать-то нечего. Правда, вчерашний вечер они хоть делом занялись. Мешки какие-то с машины на машину перегружали. Весь вечер пыхтели. Мы в первом часу ушли, а они все возились. На водку, конечно, зарабатывали.
— Странная работа, — заметил Игорь.