Иди и умри

Саша.

Смахивая на пол стопку принесенных Алисой документов, Струге снова снимает трубку и набирает домашний номер.

– Мне гораздо лучше, – отвечает жена. – Ты знаешь, а «Спартак»-то «Динамо» из Бухареста сделал. Полный разнос.

Ненавидящая футбол женщина может сделать такое сообщение занятому работой мужу лишь в припадке любви. Или от безделия. Или при высокой температуре.

– Кажется, тут имеют место все факторы, – констатирует вслух Антон.

– Да, – подтверждает Саша. – Комментатор так и сказал. И жажда победы, и самоотдача, и провалы в обороне румын.

Струге улыбается, но жена этого не видит.

– Ты только из дома не выходи, – просит он. – И дверь никому не открывай.

– Даже если…

– Даже если увидишь в «глазок» меня. Даже если я буду живой и своим голосом молить тебя о том, чтобы ты отперла дверь. Но ты ее ни за что не отопрешь даже в этом случае.

– Господи, – взмолилась Александра. – Почему?

– Потому что у меня есть от дома ключи.

Разговором Антон остался доволен. Сыграв шуткой, он запретил жене быть расслабленной и заставил быть осторожной. Зная жену, теперь он мог сказать точно – забудь он на работе ключи от квартиры, он даст ей возможность пару минут поиздеваться за дверью над его рассеянностью.

Вместо картины на стене кабинета Николаева повисла какого-то дикого вида корзина с содержимым, претендующим на роль икебаны. Пересушенные ветви спаржи в сочетании с мертвым камышом, переплетенным лакированным корнем солодки, выглядели, как прошлогодний венок на могиле. Особый колорит зрелищу придавал, конечно, корень. Струге он попеременно казался то вздувшимися венами на руке Лукина, то костлявой, его же, рукой.

– Откуда такая прелесть? – спросил Струге председателя.

– Тоже нравится? – остался доволен результатом тот. – Подарок.

– А я думал, вы сами…

Вместо логичной возмущенной реакции на подкол Антон Павлович услышал лишь вздох разочарования:

– Увы, мне это не дано.

Вдруг Николаев спохватился и вышел из мира иллюзий. Струге захаживал к нему в кабинет в двух случаях. Либо по вызову, либо раз в одну-две недели, в моменты острой нужды. Сегодня председатель Струге не вызывал, и вчера Струге был здесь.

– А вы, собственно, по какому вопросу, Антон Павлович?

– Домой хочу отпроситься после обеда. Жена приболела, а в ее положении это недопустимо.

– Александра Андреевна… – лицо Николаева сначала дрогнуло, потом замаслилось, – …в положении?

– В положении юриста, оставленного на момент командировки начальника юротдела в положении старшего.

– А-а-а… – то ли разочаровался, то ли обрадовался Николеав. – Конечно, идите. Не вопрос.

Выйдя из приемной, Антон подумал о том, какой козырь дал бы в руки Лукина, узнай тот от Николаева, что чета Струге ждет первенца. На памяти всех судей Тернова были бесчисленные публичные казни, которые устраивал Лукин неугодным слугам закона. Особой популярностью при распятии пользовались женщины. Трижды дело заканчивалось выкидышами и скандалами, еще несколько раз женщины-судьи, поставив на первое место жизнь ребенка, уходили сами.

«Цветы жизни», зачинающиеся в чревах женщин-судей, самые несчастные существа на свете. В более выгодном положении находится даже икра осетровых в момент нереста, в разгул браконьерства. Под стать Лукину были и председатели районных судов. Благо такие, от общего количества райсудов Тернова, представляли не более половины.

– Значит, так, – объявляла председатель, совершенно забывая о том, что сама когда-то и рожала, и воспитывала. – Судья Иванова на сохранении, поэтому ее дела она просила раздать вам.

По форме верно, по сути подло. Дела Ивановой на самом деле раздать придется. Но Иванова председателя об этом не просила. И она не виновна (будьте милосердны, судьи) в том, что решила стать матерью. Слава богу, что возмущенные от такого заявления председателя судьи составляют лишь не более половины судей, трудящихся в суде, где руководителем является такой председатель. А мужчин третировать в подобных случаях еще легче. С бабой-судьей возиться нужно, нервы срывать, время тратить, а с мужиком-судьей, у которого баба понесла, еще проще. Преврати его жизнь в дерьмо, и он обязательно принесет это дерьмо домой. А это совсем не то удобрение, от которого «цветы» растут пышнее и кустистее.

Что бы ни делал судья, к чему бы ни стремился, всегда найдется другой судья, которому удача первого окажется костью в горле. Квартиру получил просторнее, путевку выручил более выгодную, сын в военное училище поступил… Струге женился, а Лукин ночь не спал. Женятся-то от счастья, а не от обреченности. Значит, счастлив Антон Павлович, значит, плохо Игорю Матвеевичу.

– Обломитесь, – совсем не по-судейски бросил Струге и в три прыжка соскользнул с крыльца суда.

Судья, жена которого была уже на четвертом месяце беременности, спешил домой.

Глава 5

Первым был убит Звонарев.

Глеб Звонарев, тот самый сержант из Калужской глубинки, где не имеют представления о судейских настроениях, но, по всей видимости, имеют достаточно хорошее представление о долге.

Весь день до обеда наступившего дня он пробыл там, где ему было велено быть изначально. Рядом с Александрой Андреевной Струге, которая о его нахождении рядом даже не догадывалась. Во дворе дома судьи, где скрываться за складками местности было очень неудобно. Из «складок» имелись лишь песочница с покосившимся грибком, два спаренных, словно сиамские близнецы, гаража да трансформаторная будка, использовать которую в качестве укрытия Звонарев не счел возможным. За ней очень хорошо отправлять естественные надобности, но никак не следить за тем, как жена судьи выйдет из дома и направится на работу к автобусной остановке. По силе привлечения внимания прячущаяся и выскакивающая из-за будки голова занимала бы второе место после проблескового маячка.

На Глебе, в отличие от дня предыдущего, была короткая кожаная куртка, брюки от костюма, в котором он ходил в институт, и вязаная шапочка. Таким его не видели ни сам Струге, ни его жена, и это очень помогало быть неузнаваемым в этом, скудном в плане архитектуры, дворе. Так что в этом плане можно было не беспокоиться.

Волновало другое. Он должен был еще в восемь часов утра увидеть Александру Андреевну Струге. Проследить, как она выйдет из подъезда, и так же незаметно довести до работы. Ее банк большой, и в его холле он сможет легко следить за всеми перемещениями ее и приближающихся к ней лиц. В любом случае незнакомцев не пропустит секьюрити, состоящая наполовину из таких же, как он, милиционеров, наполовину – из местных охранников. Струге должна была выйти из дома обязательно – она еще вчера обещала предоставить в его распоряжение компьютер с играми. По всей видимости, жена судьи заметила, что вчерашний просмотр папок и журналов на ее столе Глеба едва не сморил.

Но она не выходила. Тогда Звонарев подошел к таксофону, прикрученному к стене дома, и набрал номер домашнего телефона Струге.

– Алло? – услышал Звонарев ее голос и в недоумении повесил трубку.

Он не ошибся и не просмотрел. Александра Струге, за чью жизнь он отвечал, была дома. Вернувшись на место, он еще раз осмотрел двор. Пусто. За трансформаторной будкой металлический забор, ограждающий весь двор. За ним – лианы какого-то сухостоя, опутавшие дикие кусты волчьей ягоды. Глеб знал, что это волчья ягода. В далеком детстве, исходя из соображений любопытства и изучения окружающего мира, он наелся ягод этого кустарника столько, что его хрупкий организм врачи едва вернули в мир, из которого тот рвался изо всех сил.