Иди ты к лешему!

— Через год, — отвернулся смущенно Ярослав, — младшую.

— Так ты ездил? — поразилась я, — а что ж Мышке не сказал?

— Суеты не хотел. Старшая мне не понравилась — слишком норовистая, а Сардана славная, тихая. Мы договорились с ней, что как ей восемнадцать стукнет — я тут как тут.

— Здорово… — зевнула я, — а можно я потом уберу и помою? Сил никаких нет. Почти утро уже. А вечером наши приедут.

Все согласились. Мы потихоньку рассредоточились по дому. Я выключила свет в своей спальне и прильнула к Роману. Он прижал меня к себе и его руки поползли по моему телу. Я сонно пробормотала, отстраняясь и стаскивая шорты:

— Сегодня просто спим. Я тоже очень соскучилась, поэтому обнимаемся. А больше ни на что сил нет. Завтра, ладно?

— Ладно… жена. Распишемся скорее, хорошо? Какие волосы, Настенька, какая дивная красота… Он уткнулся носом в пышную золотую массу. Подхватил меня на руки и уложил в кровать спать. Потом прошептал, прижимая к себе: — Я влюбился в тебя окончательно и бесповоротно тогда — в буран. Когда ты в Мышкином платье и шерстяных носках суетилась в избе. Теплую воду наливала умываться, полотенце давала, в печи ухватом орудовала. Как во сне был, как в раю. От нежности в глазах туманилось… А помнишь, ты говорила, что золотые волосы тяжелые? Так как?

— У Золотой Волос они были четыре сажени, но она их веса не чувствовала. Потяжелели только один раз — когда жених на другую засмотрелся однажды, — пробормотала я, засыпая, — а пока любил — они все легче становились… и длиннее… все дело в его любви. Я не чувствую их веса…