Идиотентест

Ах, судьба-злодейка, что ты подкинула мне на сей раз, какое чудовищное испытание уготовила? или мало выпало на мою долю? или тебе недостаточно смешно от моего жалкого положения? или не все круги преисподней успел я пройти? или недостаточно был я обессилен, чтобы противостоять новым бурям фатума? Что тебе нужно от меня, чего ты добиваешься, какой урок ты хочешь преподать столь нерадивому ученику? Когда, скажи, когда закончится этот кармический шторм, или, может, это всё я, я сам источник своих бед и мучений? может, это и есть ответ на твой вопрос: «Ах так, ах вот ты как, ну ладно тогда посмотрим, кто в конце попросит пощады, увидим „чьи шишки крепче“, как говорит Лё-шик». Я ещё не готов сдаться на волю победителя и пусть это и безумие, но я готов вновь бросить вызов своей судьбе, провести ещё один раунд, вновь надеясь на победу, коих пока не случалось и судя по всему не случится, но, как говорили в средневековой Шотландии во время очередной войны за независимость от ненавистных сасанахов, «нам не надо победить, нам надо просто сразиться». А раз так, то давай сразимся. Я готов, начинай действо!

Глаза мои открылись, но почти ничего не увидели, кроме ужасно грязного пола, который упирался мне в нос. Губы касались его и это доставляло мне ужасный дискомфорт. Я чувствовал его противный запах, его отвратительный вкус, но пока ничего не мог с этим поделать. И не мог думать ни о чём другом, кроме как о том, насколько кошмарным был этот пол. Я лежал лицом вниз и первое время силился повернуть хотя бы голову; про возвращение контроля над всем телом речи, конечно же, не было. Через несколько минут мне удалось сдвинуть голову, и теперь к вышеописанному полу я прижимался левой щекой, что само по себе было очень неприятно, но в сравнении с предыдущим моим положением положительная динамика прослеживалась. Теперь сектор обзора был значительно шире, и я смог визуально оценить мое местоположение. Ну, на первый взгляд находился я в парадной, в самой обыкновенной питерской парадной, грязной, вонючей и неприглядной. Взгляд мой был пока что очень размытым, но даже сквозь похмельную пелену я смог увидеть, что по полу в разных концах помещения разбросаны какие-то бумажки и это явно не мусор, потому как разрозненные фрагменты выделялись своей белизной на остальном грязно-коричневом с серым оттенком фоне. Мозг болезненно кольнуло нехорошее предчувствие: ох, как знакомо было это, прямо скажем, омерзительное ощущение, когда ты уже точно знаешь, что тебя ждет полная жопа, хотя и не понимаешь ещё до конца в каком это всё будет виде, какой леденящий кровь аватар выберет эта самая жопа на сей раз, и оттого тебе становится ещё более жутко. И самое страшное, что ни разу ещё такие предчувствия меня не обманывали. Да и сейчас ждать какого-то благоприятного расклада никаких предпосылок не было. Думаю, что исход будет наихудшим из всех возможных. Ну, в любом случае надо в первую очередь попытаться вернуть контроль над телом. Сейчас оно представляло собой этакую Скандинавию начала VIII века нашей эры, где возгордившиеся ярлы, управляющие каждый своей территорией, отказались исполнять указания своего конунга и восстали против его воли, чувствуя, что сейчас он и его армия ослаблены внешней войной, которую он вёл до сей поры, не призывая под свои знамена воинов своих верных вассалов; и теперь, когда ему понадобилась их помощь, и поддержка, они вероломно, вместо руки дружбы и преданности, решили всадить нож в спину своему, в прошлом грозному и величественному, вождю. О, как коварно это было с их стороны, и казалось бы, что у гордого короля нет шансов против своих бывших друзей. Как же он сможет обуздать мятежных ярлов? удастся ли ему усидеть на престоле? сможет ли он сохранить жизнь и как покарает дерзнувших усомниться в его силе и могуществе? Обо всем этом мы узнаем в следующей серии. Ох, какой порой бред лезет в голову с похмелья! Что ж, так или иначе, долго ли коротко, тем не менее, рано или поздно не мытьём, так катаньем, мне удалось-таки начать шевелить отдельными конечностями. Хотя, конечно, по ощущениям руки и ноги напоминали скорее щупальца или какие-то ложноножки, потому как двигались они неохотно и пока не в те стороны, которые я им указывал. Но прогресс был неизбежен. И, о чудо! – неимоверным усилием воли мне удалось стянуть к телу почти все конечности и встать на четвереньки. Продолжая находиться в таком положении, я потряс головой и тут же пожалел об этом. Голова отозвалась приступом невыносимой мигрени такой силы, что по лицу пробежала судорога. я как-то дернулся весь и упал бы, если бы стоял на ногах. Голову пока решил оставить в покое и заняться более простыми задачами. Я прополз немного вперёд, так чтобы суметь дотянуться до одной из тех бумажек, что усеивали пол. Дрожащей от волнения и похмелья рукой я взял сложенный вдвое листок. Сердце начало колотиться, как бешеное, когда я его развернул. О нет, нет же, ну нет, но, сука, да! Это был допуск на сдачу зачёта по электротехнике, причем на моё имя. А это автоматически означало, что остальные разбросанные ошмётки, есть не что иное, как документы, которые хранились в бесконечных карманах моей кожаной жилетки и косухи. Блять! Я только в этот самый момент понял, что на мне нет ни жилетки, ни косухи. Но, как ни странно, это почему-то придало мне сил. Я рывком вскочил на ноги и начал, словно в припадке помутнения разума, собирать всё то, что было разбросано по подъезду. Собрав всё и проведя предварительную инвентаризацию, я, к своему немалому удивлению, понял, что все документы, что были у меня с собой, на месте, вплоть до последнего допуска на геодезию. Да уж, гуманненько со стороны того, кто меня раздевал в парадной, оставить мне документы. А вот гриндера, видимо, снять не смог, спасибо высокой шнуровке. Мне, кстати, однажды самому пришлось эту самую шнуровку разрезать лезвием от бритвы. Было это в общаге, у нашего мокротного пастыря в гостях; там частенько всё заканчивалось дикими оргиями и, конечно, о нём, «царящем в общажном просторе», я поведаю в главе «о сотворении», потому как личность он незаурядная, впрочем, как и все остальные приоры. и не даром он возглавлял духовенство нашей братии, а так же являлся постоянным членом так называемого «бляцкого звена», которым, к слову говоря, руководил ваш покорный слуга. А, да, и вот однажды в порыве страсти мне нужно было во что бы то ни стало запрыгнуть в ванну к одной замечательной девушке, а так как желание сделать это было на тот момент настолько велико, что развязывать два огромных башмака в тот миг было просто кощунственно, с учетом того, что высота шнуровки была чуть ли не полметра, причем вся она была перепутана. И тут я хватаю чью-то безопасную бритву, безжалостно разламываю плавающую головку с целью извлечения лезвий, а затем с хирургической точностью снизу вверх распарываю туго затянутые шнурки на обоих ботинках. Причём во время процесса я рычу, как голодный леопард, чем привожу в восторг свою избранницу. и уже в прыжке, избавляясь от остальной одежды, я наконец-то погружаюсь в воды блаженства и страсти. И мы сливаемся в дикой пляске любви, оглашая пространство своими стонами вожделения, которые, отражаясь от стен, многократно усиливаются и заполняют собой, кажется, весь мир. О, как же это было прекрасно!.. Такие светлые воспоминания в столь нелёгкую минуту, когда тьма сгущается, и уже начинает казаться, что ты совсем один и одолеть невзгоды сил просто нет, неожиданно включают какой-то скрытый резерв, который поможет, обязательно поможет. В голову приходит аналогия с «Властелином колец»; помните, когда Фродо блуждал во тьме подземных лабиринтов в логове Шелоб? он тоже черпал силы в светлых воспоминаниях. Такие воспоминания как бы говорят тебе: «ну-ка давай, возьми себя в руки иначе больше ничего прекрасного, подобно этому, с тобой не случится». И тело наполняет неведомая сила, и ты готов вновь предстать пред лицом врага. Вот и меня в тот момент, по сути горького отчаянья, вдруг наполнила какая-то сила, но при этом вместе с силой пробудилось и что-то ещё. Жгучая, колоссальная, доселе невиданная ненависть наполнила мои вены. Ненависть к человеку, который так бесчестно обокрал меня, бесчувственно лежащего в самом уязвимом состоянии. И это вместо того, чтобы помочь страждущему… Н-ну и гнилой же городок, этот ваш Писирбург. Такие вот мысли раздирали меня на части в тот момент. И вот я переполнился злобой, как канистра бензином, когда через шланг сливаешь его из чужого бензобака. И я, не помня себя от ярости, выскочил из подъезда, словно прорвавшийся через врата ада пылающий демон, который несёт смерть всему живому и светлому, что попадается ему на пути. И попробуйте угадать с двух раз, что я увидел первым делом? А увидел я, как какой-то хрен идёт по двору в моей ненаглядной косухе. Причём чувак-то тоже патлатый; и как же он мог брата-неформала так безбожно обуть? Да какой он после этого неформал? Гопник он вонючий, вот он кто. В этот момент я впал в состояние берсерка, потому что всё, что происходило в последующие минуты, я как бы созерцал откуда-то извне, как бы из зрительного зала. А видеоряд был таким. Я с места сорвался в галоп и буквально за шесть секунд догнал подлеца. Он как раз начал оборачиваться на звук приближающегося возмездия, как я со всего разбега залепил ему ногой куда-то в район живота. Удар был такой силы, что мерзавца сложило пополам. Я же, не медля ни секунды, нанес следующий, не менее сокрушительный удар, на сей раз сбивший его с ног. Бросившись на него сверху, я продолжал нахлобучивать ему по полной программе. Колошматил, что было сил, которые, кстати, начинали иссякать, и я, почувствовав это, решил, что пора заканчивать экзекуцию, забирать то, что моё по праву и проваливать подобру-поздорову. Я резким движением вытряхнул негодяя из куртки, быстро надел её и бросился наутёк.

Бежал я быстро, опасаясь погони, хотя, когда обернулся, прежде чем завернуть за угол, чувак даже не поднялся на ноги. Мелькнула мысль: а всё ли с ним в порядке, но потом я подумал, что таких гадов просто так не убьёшь, к тому же, когда я снимал с него косуху, он вполне себе шевелился и даже пытался что-то там вякать, аспид окаянный. «Ну, может, сломал ему пару рёбер, да выбил пару зубов, а так, до свадьбы заживёт», – успокоил я себя и перешёл с бега на быстрый шаг. Какое-то время я просто бесцельно бродил по городу, силясь понять, что же мне делать дальше. Меня мучила ужасная жажда, которая постепенно становилась навязчивой идеей, что приводило меня в весьма нервное состояние, и даже удачно проведенная операция по репатриации куртки уже не так ободряла, как раньше. Положение было просто паховым, что делать дальше, я не знал. Время, судя по всему, было очень раннее, потому как на улицах почти не было людей, что лишало меня возможности поинтересоваться у прохожих о том, где я, допустим, нахожусь. Голова соображала плохо, хотя, скорее, не соображала вовсе; вот я и мотался, как болванчик, туда-сюда.

И вот, когда я уже окончательно, казалось бы, заблудился, вдруг вышел на широкую улицу и, что бы вы думали я увидел? Некрасовский сад. Меня, как громом, поразило, я как будто прозрел: здесь всё началось, здесь всё должно было и закончиться. Я прогулялся по скверу и без труда нашёл ту самую лавочку, на которой очухался примерно сутки назад. Я улёгся на неё и закрыл глаза. Задремав на несколько минут, а может, и чуть больше, я проснулся с чётким пониманием того, что и как мне нужно делать. Сил у меня поприбавилось, да и настроение улучшилось. Подумать только, суток не прошло с того момента, как я лежал на этой вот самой лавочке: просто в голове не укладывается. Интересно, а где Лё-шик? Он то уж наверняка продолжает оттопыриваться; такой он, этот «заяц-топтун». Я бодро зашагал по Лиговке в сторону Московского вокзала, предвкушая множество весьма неприятных событий, связанных с возвращением в Москву из Питера, не имея никаких денежных средств. Но я решил не унывать, ведь уныние – это грех, а действовать следовало, можно сказать, дерзко, так как терять мне было уже нечего. Придя на вокзал, я обнаружил, что время действительно было ранним, а если точнее, то шесть сорок две. Ознакомившись с расписанием поездов и электричек, отправлявшихся в сторону Москвы в ближайшее время, я выбрал поезд, а не электричку, решив, что даже если меня заметут, то полпути я так и так одолею, не будут же они поезд тормозить ради меня одного? А в ментовке покормят, ну должны, по крайней мере, но попить-то уж точно дадут. В общем, пребывал я в таком состоянии, что перспектива оказаться в обезьяннике мне казалась не таким уж и плохим вариантом. Потому как паспорта у меня с собой нет, денег – тоже нет, а по студенческому меня вряд ли будут по протоколу оформлять, ну подержат маленько, да и выпустят, что с меня взять-то? Правда, навалять могут, но, если попытаться им всё объяснить, так, мол, и так, мужики, ну поймите, ну простите, обчистили в Питере, денег нема, паспорта тоже, в общем, на жалость надавить, менты ведь тоже люди, авось, и войдут в положение, да и отпустят с миром, чтобы не возиться. Короче, в голове у меня план сложился практически идеальный. Правда, в поезд я вписаться не смог по ряду объективных причин, зато спокойно зашёл в вагон стоявшей с открытыми дверями «собаки». Я решил, что останусь здесь, куда бы она ни шла. Ведь мне всё равно в ту сторону. И через некоторое время по громкой связи, с ужасными помехами, объявили, что электрон идёт до Малой Вишеры, только вот с какими точно остановками, я не разобрал, да и не важно это было на тот момент. Я уснул сном агнца, а когда проснулся, то был уже в пути, и за окном, сливаясь в сплошную зелёную полосу, летел знаменитый забор «рабица», который идёт, по-моему, на протяжении всей железки по дороге Питер – Москва.

Похмелье возобновилось с пущей силой, стоило мне только открыть глаза. И тут я понял, что во время предыдущего пробуждения был ещё сильно пьян, а вот теперь абстинентный синдром вступал в свои права и щадить он меня явно не собирался, особенно на фоне дичайшего обезвоживания. Рот слипся изнутри, и я с трудом смог его открыть, чтобы зевнуть. Ломота в теле усиливалась, голова кружилась, и мне впервые стало страшно. Я реально начал думать, что могу просто отрубиться и сдохнуть. Да уж, умереть от похмелья – это, конечно, слишком, даже для меня, молодого. Я решил пройтись по вагонам вдруг на кого наткнусь, попрошу водички, ну, или отниму, если придётся; в тот момент я был готов уже на всё. В первых двух вагонах вообще никого не было, да, не так уж и много желающих отправиться в Малую Вишеру с утра пораньше в…, а интересно, какой сегодня день? За этими мыслями я миновал ещё один вагон, но вот в следующем я увидел людей, ещё из тамбура. Это были рыбаки. И они распивали водку, и закуска соблазнительно лежала на газетке; там была любительская колбаска, скумбрия, соленые огурчики, чёрный хлеб, свежая зелень, помидоры и вобла. Они увидели меня сразу же, как только я вошел в вагон. Я шел к ним, ещё не зная, что я буду говорить, но точно зная, что я смогу получить искомое и желаемое. И видимо моя уверенность, а также внешний облик, как-то сразу убедили мужиков, что я пребываю в весьма отчаянном положении и мне лучше оказать содействие, во избежание каких-либо нежелательных последствий. Я подошел к сиденью, на котором был накрыт стол и, собственно, восседали мужички и плюхнулся напротив, при этом весьма плотоядно уставившись на их нехитрую снедь. Они уставились на меня и, видимо, чего-то ждали.

– Мужики, есть водичка попить? Помираю я, понимаете…

– Да это и так видно; чо случилось то? – спросил тот, что был постарше, при этом протягивая мне баклажку с водой. Воистину, всё познаётся в сравнении, когда и глоток скверно пахнущей воды будет получше, чем бутылочка кьянти.

Я прильнул к горлышку бутыля, словно к груди любимой женщины и не отрывался, пока не начал задыхаться. Мужики все всё это время безмолвно взирали на меня. Напившись, я в бессилии рухнул на сиденье и на секунду закрыл глаза. Затем несколько раз чихнув, я, устроившись поудобнее, принялся рассказывать историю последних суток моей жизни, ну, что мог вспомнить, но особенно много внимания уделил моему варварскому ограблению и последовавшему возмездию. Я говорил, говорил и видимо достучался до сердец суровых, если не сказать мрачных, рыбаков.

– Ну-ка, плесни страдальцу, – снова заговорил старшой, – а то помрёт ненароком.

Мне налили водки и предоставили допуск к закуси. Эх, все-таки судьба иногда возвращает долги. Очень благостно провалилось зелье в нутро, я почувствовал, как тепло растекается по телу и какое-то спокойствие, какая-то уверенность в том, что всё будет хорошо, овладели мною, а уж после того, как я съел несколько ломтиков копченой колбаски и вдогонку малосольный огурчик на кусочке чёрного хлебушка, я очутился на седьмом небе от счастья. И, да, ещё раз подчеркну, что всё познается в сравнении, возможно, что иной раз поцелуй старой вокзальной шлюхи будет покруче чем ночь с Памелой Андерсон, хотя это, пожалуй, и чересчур. Я поблагодарил мужиков за радушие, выпил ещё одну, ещё немного закусил, и чтобы не злоупотреблять добротой человеческой, решил завалиться спать. Вернулся в свой пустой вагон и улегся на самую первую сидушку. Я попытался поудобнее устроиться на комфортабельном, деревянном сиденье, как вдруг мне в бок впилось, что-то острое. Я даже вскрикнул, скорее от неожиданности, чем от боли. Начал ощупывать себя по внутренним карманам и немало удивился, когда обнаружил в одном из карманов косухи небольшую расчёску. Странно это, ведь не было у меня с собой никакой расчёски, да и носил я обычно всё в карманах жилетки, так как они закрывались на молнии, а тут расчёска в кармане куртки, а карман-то как раз на молнии, что за фигня?

– Бля! – вскричал я в голос. – Это ж не моя косуха…

* * *

Конаковский Экскалибур

Конаково. Было лето 2000-го или 2001-го, сейчас точно не помню, надо будет уточнить. Спрошу у кого-нибудь из тех, кто сопровождал меня в том незабываемом путешествии, хотя, положа руку на сердце, скажу, что из всех тех замечательных парней я ни с кем за последние лет десять и словом не обмолвился, за исключением, пожалуй, одного. И это не потому, что мы рассорились или ещё что-то в этом роде, нет. Просто так уж сложилось по жизни, что пути разошлись и одному богу известно, сойдутся ли они когда-нибудь вновь, но если это произойдёт, то я лично буду этому несказанно рад. А вот, собственно, и они, действующие (и местами бездействующие) лица-морды: Обжора, Кира, Андрюха, Лё-шик, Тимми и, собственно, я. Думаю, что по ходу действа познакомлю вас с ними поближе, ну а теперь прямиком в экшн.

– Эт чё такое? – бросил Андрюха.

– Книга Гермеса, ёптыть, – ответил я, запихивая книжку в карман жилетки.

– Ты чё, читать там думаешь? Да хорош, мы обожрёмся ещё по дороге и не будем приходить в себя, пока не кончится водяра, – озвучил свой неутешительный прогноз Кира.

– Кого, кого там книга? – пробормотал Тим. – Дай глянуть.

– На, – я протянул ему книжку. В то время я как раз начал увлекаться всяческого рода оккультизмом. Надо сказать, что в те годы я начинал увлекаться самыми разными вещами, одна чуднее другой, но не об этом речь, по крайней мере не сейчас.

– Гермес Меркурий Трисмегист – Мастер всех наук и искусств, знаток всех ремёсел, Правитель Трех Миров, Писец Богов и Хранитель Книг Жизни, Трижды Великий и Величайший, – продекламировал я голосом из рекламы нового фильма.

– Ясно, набухаемся и будем сатану опять вызывать, как в тот раз шоль? Можно раздеться до гола, расписать тела углём в виде рун или пентаграмм и устроить дикие пляски вокруг костра, – серьёзным голосом предложил Лё-шик.

И надо признаться, что вероятность такого расклада была очень высока. К тому же ведь что-то подобное мы уже делали, причем не сказать, что задолго до данной вылазки.

Думаю, вкратце расскажу о той знаменательной поездке. Но начать нужно чуть заранее, чтобы картина предстала в целостном виде. В общем, дело было так. В соседнем с Лё-шиком доме какое-то время назад проживал один странный паренёк, причём, как мне кажется, он на полном серьёзе страдал от определённого расстройства психики. Но при этом, по неизвестным мне причинам, жил он в отдельной двушке вполне себе приличного вида, ну, по крайней мере, поначалу. Парень он был тихий, неконфликтный и практически безотказный, нигде не работал и не учился, а почти всё время проводил у себя дома, играя в компьютерные игры. И естественно, не сразу, конечно, но постепенно все прознали про такое вот явление и, само собой разумеется, стоило ему пустить к себе первого гостя, как не прошло и двух недель, как при полном попустительстве хозяина, там образовался настоящий притон. И Пафнутий, а именно так все называли этого бедолагу, не имея психологической возможности противостоять такому напору, был вынужден сдаться на милость его так называемых «новых друзей». А они, в свою очередь, не выказывая и капли уважения к собственнику помещения, а иногда запугивая или избивая его, по сути, просто пользовались его жилплощадью в своих усмотрениях, в основном, устраивая там бесконечные попойки и оргии. Ну и, конечно же, в один прекрасный момент в числе приглашённых оказался и ваш рассказчик. Но признаться, мне не очень понравилась царившая там атмосфера, хотя в тот момент я страсть как любил подобное времяпрепровождение. И не то чтобы я пытался себя каким-то образом возвысить или обелить, нет, нисколько, я сам такого напорол в те годы, что один снятый грех вряд ли может исправить положение; просто говорю, как есть. Мне всегда было важно, чтобы все отрывались по полной программе и всем было одинаково весело и круто, а когда веселье происходит за счёт чьей-то угнетённости, то это уже не так круто, если вы понимаете, о чём я. В общем, заходил я в данный альков не очень часто и надо признаться, что Лё-шик, в сущности, разделял мои взгляды и зачастую вставал на защиту бедняги Пафнута, не давая особо упоротым гобулям издеваться над пареньком и уж тем более выгонять его на лестничную клетку. Но так или иначе становилось ясно, что такое долго продолжаться не может. Квартира превращалась в помойку, а контингент становился всё более жутким и поначалу весёлые рок-н-рольные тусовки сменялись разрушительными и порой омерзительными сборищами. И когда всем уже начало казаться, что вот-вот и случится непоправимое, вдруг откуда ни возьмись появилась некая девица, которая, быстро женив на себе недалёкого Пафнута, мгновенно прекратила эту порочную практику. И всё вроде как начало мал-помалу налаживаться. Квартира вновь стала выглядеть пригодной к проживанию, а наш паренек вернул себе человеческий облик и, что более значимо, вновь обзавёлся компьютером, за которым проводил теперь практически всё время. Девушка старалась вовсю: убиралась, готовила и даже ухитрилась сделать небольшой косметический ремонт. При этом она разрешала иногда навещать своего новоиспечённого супруга небольшому количеству избранных друзей. Мне, как вы понимаете, удалось с легкостью пройти сей кастинг, равно как и Лё-шику, видимо, потому что в тёмный период мы были чуть ли не единственными людьми, которые относились к Пафнутию более-менее по-человечески. Также в этот список попал мой бывший одноклассник и по совместительству сосед Лё-шика, человек под ником Сёмга. Мы приходили обычно с некоторым количеством пива, ну, или портвейна, так как хозяйка строго-настрого запрещала крепкие напитки. И таким образом бывшая блат-хата, словно бы по волшебству, превратилась во вполне себе респектабельное жилище. Да и посиделки наши вряд ли можно было назвать тусовками, скорее это были тихие семейные вечера, на которых мы обычно все вместе смотрели видик, играли в настольные игры или просто вели непринуждённые беседы на отвлечённые темы. Все были просто очарованы молодой женой Пафнута; и то, что она отвергала мои неоднократные попытки сблизиться с ней, так сказать, телесно, лишь поднимало её авторитет в моих глазах. Хотя попыток этих я не оставлял и всегда пытался заигрывать с ней, надеясь, что в один прекрасный момент она сдастся. И не надо так смотреть на меня, ведь Пафнута секс не интересовал в принципе, а молодой женщине он просто необходим, так что, по сути, действовал я исходя из соображений гуманности, ну, по крайней мере, себя я в этом убедил с лёгкостью. Единственным человеком, который не подпал под чары этой дамочки, был Лё-шик. И, как оказалось, подозрения его оказались небезосновательными.