Идолы Света и Тьмы: Пленница Бога (книга первая)

Его улыбка не дрогнула, но тьма завладела его глазами, и я внезапно, снова, оказалась на пирсе, глядя на некогда доброглазого Отрока, который зарубил мою маму мечом.

Мои пальцы сжались, а ногти глубоко впились в онемевшие ладони. Я поняла, что у меня пошла кровь, только когда почувствовала, как ее тепло распространилось по моим рукам.

Темное море не было водой, к которой хотелось бы прикоснуться, не говоря уже о том, чтобы нырнуть в нее.

Под абсолютно черной поверхностью находились сотни зверей, созданных Богами, задолго до того, как они создали нас. Любой, кто, когда-либо, переплывал небольшой группой через Темное море или, каким-то образом, оказывался за бортом… Что ж, больше о них никто не слышал.

Какие бы звери ни скрывались под бревнами этого судна, у них был вкус к плоти – человеческой или отроковской, это не имело значения. Только Боги были невосприимчивы к ним и к ужасу, который они причиняли.

Мой план переплыть все море и добраться до безопасного места на чужом острове сошли на нет.

Это не было чем-то вроде плана, но надежда иногда может быть глупой.

Каспар почувствовал, что я понимаю свою ситуацию, что даже вне этой камеры я все еще нахожусь в клетке.

В его глазах снова вспыхнул искренний огонь дружелюбия. Он отошел от решетки. Мои глаза проследили за ним, за угол моей камеры, пока он не остановился у зарешеченной двери. Из-за пояса, на котором висели несколько кинжалов в ножнах и пистолет, он снял обруч, нагруженный ключами.

Звон ключей был единственным, что наполняло судно, пока он медленно перебирал десятки ключей по одному.

«Ты найдешь Милу на палубе.» – сказал он тихо.

Он вытащил железный ключ из множества его двойников.

«Оставшуюся часть пути ты будете жить в одной каюте.» – добавил он.

Он поднес ключ от двери.

У меня перехватило дыхание, застряв в горле. Я так пристально смотрела на парящий ключ, что удивилась, что у меня из глаз не пошла кровь.

Затем, он вставил ключ в замок, и, долго глядел на меня, пока, наконец, повернул его. От этого звона сотряслись даже мои кости.

Я надеялась, что в каюте есть одеяла получше. Поскольку, если меня поведут на смерть, оставив в живых только для того, чтобы вернуть назад силу, которую я украла, тогда предпочту встретить свою смерть согретой.

Каспар прикреплял кольцо для ключей обратно на пояс, когда по лестнице застучали тяжелые ботинки.

Мы оба обернулись, чтобы посмотреть на узкий проход, ведущий от ступенек, и, мгновением позже, перед нами, пошатываясь, остановился мужчина.

Он был огромным. Он был таким широким, что его руки задевали ржавые прутья, а всклокоченные темные волосы касались влажного потолка.

Он пристально посмотрел на Каспара, и я осознала, что уже видела его. Это он сбил меня с ног, там на каменистом берегу моего острова.

Моя челюсть сжалась, а глаза сузились в щелки, как у змеи.

«Приближается судно.» Крепкий Отрок с мясистой головой поспешно двинулся к Каспару. Его слабое сияние выдавало в нем Отрока.

На мгновение, я задумалась, почему он светится, а некоторые Отроки вообще не светились. Было ли это что-то, что происходило, когда они были в состоянии повышенной боевой готовности? Как Отроки на причале, когда мою маму убили. Возможно, состояние наступающей угрозы может усиливать их силу.

«Летят красные паруса, господин», – добавил он грубо.

Каспар выглядел пораженным. «Красные?»

Вспышка паники длилась всего секунду, и я задумалась, мне это показалось, или ненадежные огни свечи сыграли со мной злую шутку.

Учитывая то, что я не ела и не пила воды с момента вечерни, а Темное море находилось, как минимум, в двух днях пути от острова Малая Муксалма, так что, возможно, мне нужно было немного позаботиться о себе, а не зацикливаться на Отроках и выражениях их лиц.

Каспар, на секунду, посмотрел на меня, разрываясь.

«Отведите ее в ее каюту», – приказал он коренастому.

Каспар вышел, двигаясь быстрее, чем на берегу, когда преследовал меня.

Красные паруса не говорили ни о чем хорошем. Даже я это знала, ведь я никогда не плавала дальше моего родного острова. Только судна Богов имели цветные паруса. Остальные, плавали без парусов или использовали белый, или черный цвет с вышитыми на них символами. Но цвета были и для тех, кто принадлежал Богам. Мама однажды рассказала мне, что мой отец приплыл на наш остров на судне с золотыми парусами. Но, я так и не узнала, какому Богу принадлежал золотой цвет.

Отцы они как пыль…

Розовый был цветом Страсти Любовника.

Владимир клялся, что однажды видел розовые паруса, целующие горизонт холодным утром морозного сезона. По сей день, он все еще настаивает на том, что видел их.

Я ему не поверила. Не тогда, не сейчас.

Серый принадлежал Хранительнице потерянных душ. Для некоторых эта Богиня была одной из самых добрых, и поэтому ее считали Богиней Добродетели, а не Богиней Зла. Но то, что она не была одной из худших, не означало, что она не была ужасной сама по себе. В конце концов, серый принадлежал ей, потому что это был цвет душ, затерянных в морях, или тех, кого она лично приняла в свои ряды.

Но красные паруса были неоспоримы.

Они принадлежали к одним из самых худших. Зла превыше всех остальных.

Мор. Абсолютное зло. Это Бог смерти, холода и болезней. Бог настолько жестокий и устрашающий, что, когда я осознала, что его судно приближается к нам, меня захлестнула волна недомогания. Я задавалась вопросом, был ли это его флот – еще одно судно, чьи паруса гордо развевались на ветру, который сопровождал нас в Асию.

Вести, возможно, уже дошли до Бога Мора. Боги были известны тем, что использовали орлов и воронов для передачи сообщений через моря. Возможно, он уже знал обо мне и о том, что я сделала, поэтому послал другое судно сопровождать нас.

Волны тошноты обрели собственную жизнь, и, вскоре, я согнулась пополам на заплесневелом полу камеры, тяжело дыша.

Рвота вырвалась из меня и растеклась по деревянным доскам между моими руками. Еще один импульс тошноты подтолкнул меня вперед, и я выплеснула все, что осталось в желудке. В основном желчь. Ее капли пачкали мои руки, и в горле остался непрекращающийся ожог.

Наконец, я подняла свой туманный взгляд и обнаружила мускулистого Отрока, стоящего у незапертой двери. В своем недуге, я не заметила, как он открыл ее, прислонился к решетке, скрестив лодыжки и руки, и наблюдал за мной.

Он не выглядел удивленным.

«Не виню тебя», – сказал он. «На твоем месте я бы тоже скорее очистился до смерти, чем встретил Бога, который тебя ждет.» Я съежилась и от его слишком правдивых слов, и от пробежавшей по мне желчи. «Тебе разрешено так говорить о своем создателе?» – пробормотала я, отвернувшись от него. Его борода дернулась, когда он усмехнулся. «Кто сказал, что мы все рождены от одного Бога?» Мои брови нахмурились. Я не имела ни малейшего понятия, что он имел в виду, но обнаружила, что мне абсолютно все равно. Меня отправляли на смерть, в буквальном смысле. Меньше всего меня волновала политика Отроков.