Идолы власти от Хеопса до Путина

Божественное право христианских королей и императоров, особенно поначалу, опиралось на очень скудный материальный ресурс. Деградация государственной власти пошла на пользу подданным. Простолюдины и аристократы вздохнули посвободнее и зажили несколько побогаче и поспокойнее, чем во времена Римской империи.

Вот такая закономерность. Как только империя рушится, ее бывшие подданные начинают лучше жить. Короли выжимали деньги из подданных на армию, потом немножечко на соборы. Даже приличные дворцы они смогли построить себе только на исходе Средних веков.

В сущности, все Средние века —это эпоха импотенции государства, столь приятная природе каждого человека. Семьи и большие кланы оказались если не сильнее, то вполне сравнимы по силам с государствами божьих помазанников.

Грехи либерализма

Надо в каждом человеке уважать индивидуальность и ни из кого не делать кумира.

Альберт Эйнштейн

Впрочем, всем сестрам по серьгам. Не стоило церкви торговать индульгенциями и племянников пристраивать на хлебные должности. Ну не готовы авторы признать, что после крушения языческого цезаризма наступила эра всеобщего счастья и благоденствия. Но шаг-то вперед был сделан колоссальный! Правителей перестали резать, как баранов, ежемесячно, а они перестали корчить из себя богов, стоящих над законом и здравым смыслом.

Например, после смерти Хлодвига в 511 году ни один из его потомков не выказал ни малейших талантов, и королевством могущественных франков управлял кто угодно, но не короли. И только в 751 году, двести сорок лет спустя, реальный наследственный правитель франков, мажордом (министр) Пипин Коротышка уговорил папу римского забрать корону у слабоумных "ленивых королей" и отдать ему и его потомкам. Увы, слабоумие — удел не только бедняков: у Роберта Бурбона, герцога Пармского, с 1872 по 1877 год родилось шесть слабоумных детей подряд! Но кто и когда терпел бы дурней во власти аж двести сорок лет?

В Средние века в Европе действительно добавилось закона и порядка. Держалось все это только на вере и церкви. Но и та и другая не смогли выдержать испытания тысячелетием. Спустя тысячу лет после Хлодвига и Теодориха великие мыслители Ян Гус, Лютер, Кальвин, Цвингли и другие очистили церковь от многостолетних наслоений пыли и грязи. Только омовение это, увы, было совершено кровью.

Мы вынуждены признать, что взаимоотношения между христианством и политиками всегда складывались крайне сложно. Германский император, стоя на коленях, босой, каялся перед папой в Каноссе. Истово верующий Иван Грозный казнил главу Русской православной церкви. А наш первый император Петр Великий вообще отменил патриаршество и лично возглавил церковь через подчиненный ему Синод.

Примеров таких уже не счесть, хотя по меркам истории христианство гораздо моложе политики и даже самого государства. Сразу за Реформацией Западную церковь сильно подкузьмил век Разума. Ну не успела оправиться.

Только от Ренессанса и Реформации оклемалась, как снова эти, с их Разумом! Сначала просто умники рационалисты, а затем и просветители, да еще с энциклопедистами. Новоявленный дух Просвещения требовал отправителя советоваться со своим народом, как будто ему мало было мандата на правление, выданного Господом Богом. Средневековые процедуры народоправства, введение которых в давние времена порождалось пережитками седой племенной старины и слабостью королевской власти, повсеместно распространились вновь из-за кризиса христианства и ослабления легитимности власти, основанной на Божьем выборе. Например, 14 декабря 1766 года наша Екатерина II опубликовала Манифест о созыве Уложенной комиссии, которая должна была систематизировать законы. Императрица издала такие указы о порядке выборов в депутаты: дворянам было разрешено избирать одного депутата от уезда, а горожанам — одного депутата от города. В комиссии приняли участие более 600 депутатов, 33 % из них были избраны от дворянства, 36 % — от горожан, куда также входили городские дворяне, а 20 % — от сельского населения (государственных крестьян). Первое заседание прошло в Грановитой палате в Москве, затем заседания были перенесены в Петербург. Заседания и дебаты продолжались полтора года, после чего комиссия, как всегда ничего не решив, была распущена.

Чуть позже во Франции тоже было созвано собрание дворян — нотаблей, которое согласилось на установление всеобщего поземельного налога и штемпельного сбора, а также на отмену дорожных повинностей. Парламент отказался зарегистрировать эти постановления, смело указывая на расточительность двора и королевы. И впервые с 1614 года французы потребовали созыва старинных и устаревших Генеральных штатов, в которых духовенство и дворянство имели равные голоса со всем остальным французским народом, третьим сословием.

Король все же заставил назначенный им (!) парламент зарегистрировать свои эдикты и изгнал его в Труа. Но затем начал торговаться и пообещал созвать через пять лет Генеральные штаты, если парламент утвердит заем на покрытие расходов за это время. Парламент снова отказался. Тогда король приказал арестовать нескольких его членов и издал эдикт, уничтожавший парламент. Это возмутило всю страну, и тогда наконец все же были созваны Генеральные штаты.

Генеральные штаты собрались 5 мая 1789 года. На очереди прежде всего стоял вопрос о том, должны ли Штаты сохранить свою старую, сословную, форму; будут ли 400 тысяч дворян и 10 тысяч священников иметь две трети голосов, а остальные 25 миллионов французов, третье сословие, только треть. Через месяц третье сословие порвало с прошлым, объявив себя 17 июня Национальным собранием. Так началось другое время. Время Революций и Разума.

Рассмотрим принятую Национальным собранием 26 августа 1789 года «Декларацию прав человека и гражданина». Это замечательный документ, из которого спустя четыре года вырос Большой террор, а впоследствии и вся европейская правовая система. К примеру, вторая глава Конституции Российской Федерации 1993 года, посвященная правам человека, почти полностью повторяет этот старинный документ.

К сожалению, сама декларация, хотя бы в силу своего почтенного возраста, основывалась на весьма неточных представлениях о природе человека, выработанных еще мыслителями эпохи Просвещения и зафиксированных французскими энциклопедистами в течение XVII и XVIII веков. Фактически это были новейшие научные разработки того времени, когда человечество делало лишь первые шаги научного познания. Время, когда Ньютону на голову падали яблоки, а Ломоносов и Лавуазье в разных концах Европы были одинаково восхищены открытием закона сохранения массы.

С тех пор человечество заметно продвинулось в познании природы, изобрело железную дорогу, велосипеды и автомобили, научилось летать на самолетах, вертолетах и ракетах и смогло усомниться во многих представлениях ученых прошлого о мире и человеческой природе. Впрочем, хватит общих рассуждений, следует перейти к конкретному обсуждению статей помянутой не к ночи декларации.

Вот, например, статья 1: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут основываться лишь на общей пользе». Безусловно, это было смелое утверждение во времена сословного государства, когда французский король не сажал к себе в карету дворянина, если тот не мог доказать, что его предки были дворянами минимум на протяжении пятисот лет.

Новая норма открыла дорогу к головокружительной карьере для талантливых военачальников, происходивших из самых низов, гениальных предпринимателей, замечательных ученых и писателей, ранее не имевших доступа к сокровищнице образования. Безусловно, первая статья декларации широко распахнула двери прогресса человечества, долгие годы лишь чуть приоткрытые.

Но не надо забывать, что данная статья — ложь. От первой буквы и до последней. И пусть когда-то это казалась ложью во спасение, со временем наступил момент, когда вреда от нее стало гораздо больше, чем пользы.

Итак, по пунктам. "Люди рождаются свободными". Это неправда. Хотя эта строчка и дала название всей доктрине декларации, названной либерализмом по латинскому слову liber, что по-русски означает "свободный". Увы, люди никогда не рождаются свободными.

Путь к свободе долог и тернист. И большинство людей никогда не проходят его. Нельзя родиться свободным. О какой свободе мы можем говорить в отношении ребенка в колыбели или школьника, который полностью находится во власти своей семьи и учителей? О какой свободе мы можем говорить в отношении лиц, состоящих на государственной или военной службе, да и просто работающих по найму? Как можем говорить мы о свободе, подвергаясь ежедневной политической пропаганде и коммерческой рекламе?