Идущие сквозь миры

На предпоследней, по моим подсчетам, остановке в нем остались только я да один из служителей веры.

И вот вагончик остановился в очередной раз. Кажется, именно тут мне выходить. Динамик что-то проскрипел, объявляя название платформы.

Переспросив у жреца, я убедился, что не ошибся.

Выскочив — двери захлопнулись сразу за моей спиной, — я оказался на пустой и грязной платформе. Стены из потрескавшегося, мутного от времени пластика еле-еле пропускали свет. Не без опаски миновав турникет, угрожающе скрежетнувший при моем появлении, я оказался, насколько можно было понять, в районе Кхун-ту.

Окружающее не могло вдохновлять.

Редкие прохожие мрачного вида, бредущие по своим делам. Фасады, покрытые не то копотью, не то многолетней грязью, стекла — когда-то зеркальные, а теперь мутные от времени и пыли, проломы в стенах — почему-то в основном на высоте пятого-десятого этажа. Целые подъезды и даже секции, обрушившиеся от времени, отчего дома напоминали выкрошившуюся вставную челюсть. Стены были обильно украшены граффити.

Черт, надо учить язык, а то ведь неизвестно, на сколько мы здесь застряли. Правда, содержание этих надписей можно было понять и без перевода, по безыскусным картинкам рядом с ними.

Среди прочих изображений я несколько раз заметил даже кое-что явно крамольное. А именно — изображение суслика, вокруг которого вилась надпись, содержащая несколько слов, лишь одно из которых было мне знакомо, но привести которое на бумаге невозможно. Дело в том, что это животное было здесь почти священным, ибо являлось родовым тотемом правящего дома, происходившего от царьков кочевых племен, что жили в незапамятные времена в пустыне, раскинувшейся там, где в моем мире был Иран. И присяга, даваемая каждым подданным, в числе прочего запрещала есть мясо сусликов, носить одежду из их меха и кожи, украшать себя сусличьими черепами, а также «хулить суслика». Правда, при этом не запрещалось травить сусликов ядами и ставить на них капканы — все-таки грызуны были вредителями полей, а значит, наносили ущерб подданным таххарского государя и имперской казне.

Щербатые дома времен, не иначе, первых поселенцев, облезлые вывески массажных салонов (везде — во всех мирах — одно и то же!), убогие бары, ночлежки. Развалины, пустыри, усыпанные мусором и битым стеклом. Высотные здания из стекла и бетона — давно покинутые, с огромными зеркальными фасадами, зияющими громадными пробоинами.

Одним словом, трущобы. Трудно было поверить, что это все находится в мире, где давно летают на Марс и Юпитер…

Архитектура тут заметно отличалась от обычной, принятой на Таххаре, — круглых и овальных башен — и напоминала знакомую мне по родине: длинные дома-коробки и плоские квадраты общественных зданий.

Это и был, судя по плану Лигэла, предусмотрительно купленному мной по дороге за несколько мелких монет, Сергас — квартал, изобиловавший трущобами и заброшенными домами, куда полиция без особой нужды не заходила. Дальше, как я знал, шли кварталы Оор и Мелг, где чужак-одиночка, даже вооруженный и не слабый, не имеет почти никаких шансов остаться в живых.

А надо сказать, опасности, что подстерегают в этом мире, были, пожалуй, покруче тех, с которыми приходилось сталкиваться нашей команде прежде.

Могли «пустить на мясо» — разделать на органы для трансплантации, что, правда, распространено сравнительно мало: уже давно для таххарской медицины это вчерашний день, да и «материал» выгоднее заготавливать в отсталых провинциях.

Женщине грозило нечто похуже. Из уст в уста передавались рассказы о несчастных, с помощью химии превращенных в безвольных рабынь и отправленных в притоны — тайные и даже не очень.

Впрочем, чаша сия могла не миновать и мужчину, если тот молод и красив.

В душе зашевелились прежние опасения. Если, как я понял, полицмейстер был в доле с местной братвой, то как знать — может быть, он поставлял им не только покупателей фальшивых бумаг? Почему бы чужакам, которых наверняка никто не хватится, вообще не исчезнуть бесследно, если это может принести энную сумму?

Я отогнал эти мысли — все равно другого выбора, кроме как следовать советам Пира, у нас не было. Все-таки паршивое чувство: когда ничего не можешь сделать, и остается только плыть по течению…

Да, поневоле пожалеешь, что нас не выбросило куда-нибудь в имперские земли. Впрочем, там с нами и разговор был бы совсем другой. Про имперскую полицию говорят, что она почти не берет взяток… А иностранца, пытающегося незаконно проникнуть на территорию коренного Таххара, без разговоров отправляли в каторжные поселения куда-нибудь в Тибет или австралийскую пустыню — добывать руду и рыть оросительные каналы.

Вот и Синяя улица, дом 25. На первом этаже девятиэтажной овальной башни было три магазина, но два были давно закрыты, и пыль густо обсела витрины изнутри.

Я вошел в единственный открытый магазинчик, стараясь держаться как можно уверенней. За прилавком дремал продавец. Еще пара парнишек подпирали стены. На вид не особые здоровяки, но это значит только то, что опасаться в случае чего их надо особо.

— Чего изволит уважаемый? — сонно произнес продавец, удостоив меня мимолетным взглядом.

— Мне нужен Бакор, — не терпящим возражений тоном сообщил я.

— Ну я буду Бакор. — Теперь в его глазах возник некий интерес.

— Здравствуй, почтенный Бакор. Меня прислал дядюшка Пир. — Я протянул тщательно завернутую в платок карточку. — Нам… мне и моим друзьям нужна помощь.

— Добро, — равнодушно кивнул хозяин. На визитку он даже не взглянул. — Пошли. — Повинуясь его знаку, один из парней безмолвно занял его место за прилавком, а Бакор приложил к двери в углу небольшую палочку, и та без звука ушла в пол (двери тут, как я успел заметить, были весьма разнообразной конструкции).

Мы прошли большое сводчатое помещение, разгороженное на множество клетушек ветхими пластиковыми стенами.

Пройдя еще одну дверь и спустившись, мы оказались на лестничной площадке с замурованными пролетами, стены и пол которой покрывал потрескавшийся кафель.

С виду это было намного старше девятиэтажки, и я подумал, что, наверное, это остаток какого-нибудь старого здания, при строительстве использованный в качестве фундамента или цокольного этажа.

Лестничную площадку освещал один вычурный бронзовый светильник.

За распахнутой железной дверью были видны какие-то древние на вид механизмы. Вентиляция тут была неважная — должно быть, вентиляторы, чье гудение время от времени доносилось из зарешеченных колодцев, были ровесниками этим подземельям.