Идущие
Шрифт:
Он улыбнулся. С учетом всех обстоятельств Рождество получилось не таким уж плохим.
2
Лос-Анджелес в очередной раз показал свое истинное лицо после традиционного фальшивого новогоднего фасада, утонув в смоге, словно сохранение одного-единственного дня с идеально голубым небом исчерпало всю его энергию. Горы Сан-Габриэль были полностью скрыты белой пеленой, и даже Голливудские холмы лишь смутно угадывались в густой дымке. Как обычно, синоптик в утреннем прогнозе погоды пообещал, что всех ждет «прекрасный день».
Майлс вошел в комнату отдыха, где Хал с Трэном обменивались впечатлениями о праздниках. Трэн в своем микроскопическом двухэтажном домике принимал многочисленное католическое семейство своей жены,
Хал с женой провели целый день вместе в своем загородном доме в Шерман Оукс, потом к ним подъехал сын с очередной подружкой, но все прошло тихо, без особых событий. Зато в канун Рождества с Халом, как обычно, случалось множество всяких неожиданностей, и сейчас Майлс с Трэном со смехом слушали юмористические воспоминания бородатого сыщика о том, как он отправился покупать жене ювелирные украшения, долго искал то, что она хотела, пока наконец в одной независимой лавчонке, торгующей с большими скидками, не наткнулся на предмет, который разыскивал в прошлом году по делу об ограблении. Он купил его, имея в виду, что после праздников найдет аналогичный, подменит так, чтобы жена ничего не заметила, а краденый отнесет в полицию и расскажет, где он его раздобыл.
– А как у тебя Рождество, Майлс? – кивнул Трэн.
– Нормально, с учетом текущих обстоятельств.
Трэн с Халом покивали с серьезным и понимающим видом, не проявив желания вникать в подробности.
Майлс почувствовал неловкость и сделал вид, что внезапно вспомнил о срочном деле, из-за которого необходимо вернуться на рабочее место.
Устроившись за столом, он принялся перелистывать бумаги, довольный тем, что есть чем заняться. За столом он чувствовал себя гораздо комфортнее, чем даже можно было предположить.
Хотя Марина с мужем уехали к себе в Аризону, а отец ее по-прежнему отказывался разговаривать, Майлс продолжал расследование и был рад этому. Порывшись, он нашел папку с этим делом и достал список, составленный Лиэмом. Он систематически старался установить местонахождение всех этих людей, хотя до сей поры безуспешно. Он надеялся, что удастся работать совместно с полицией, использовать их ресурсы, но со страхом и удивлением обнаружил, что полицейский детектив, прикрепленный к делу Лиэма, демонстрировал исключительную незаинтересованность. Впрочем, у Майлса, как и у его конторы в целом, были кое-какие контакты с большими чинами в полиции, и он надеялся переговорить с ними и попросить передать дело другому сыщику.
Все утро он изучал телефонные справочники и лазил по Интернету. Лишь к полудню он оказался награжден адресом и телефонным номером Хьюберта П. Ларса, ныне живущего в Палм-Спрингс. Однако при попытке связаться с Хьюбертом автоответчик заявил, что этот номер не обслуживается, и попросил проверить правильность набора.
Майлс позвонил еще раз – убедиться, что не нажал по ошибке какую-нибудь не ту цифру, но, услышав ту же самую информацию, положил трубку и глубоко задумался. В голове возник образ Хьюберта П. Ларса, лежащего мертвым на полу длинного низкого дома, как выглядят обычно ранчо в пустынной местности. Он уже был почти готов сорваться с места и поехать в Палм-Спрингс, но туда было не меньше двух часов дороги, и, разумеется, это время можно было бы потратить с гораздо большей пользой – например, на поиски адресов и телефонов остальных людей из списка Лиэма.
Он просидел на службе допоздна, и когда подъехал к дому, солнце в сизо-оранжевой дымке смога уже закатывалось за горизонт. Подхватив с пассажирского сиденья пакет «Тако Белл», Майлс выбрался из машины, поднялся на крыльцо и открыл дверь своим ключом. Его встретила темнота. И тишина. Свет не горел во всем доме, и даже не было слышно обычно постоянно работающего телевизора.
– Одра? – напряженно окликнул Майлс. – Вы дома? Одра!
Ответа не последовало.
Внезапно он понял, почему в доме стоит тишина. Отец умер.
– Отец! – Он бросил пакет на кофейный столик и с бешено заколотившимся сердцем ринулся в глубину дома.
Пробежав
гостиную, он выскочил в холл. Дверь отцовской комнаты оказалась забаррикадирована большой кадкой с комнатным деревом; для укрепления баррикады к ней были придвинуты небольшой диванчик и кресло, стоявшие обычно в дальней спальне. Хотя это не имело никакого смысла, но он пытался лихорадочно сообразить, для чего это было сделано.Из комнаты доносились звуки шагов. В мертвенной тишине дома они казались неестественно громкими.
– Отец!
Никакого ответа. Только стук каблуков по паркетному полу.
Майлс сдвинул диван в сторону, отшвырнул кресло, отставил от двери кадушку. Между ножками кадки валялись бумажное полотенце, бутылка и шприц. Брошенное отцовское лекарство.
– Отец! – Майлс рывком распахнул дверь.
Отец, голый, лишь в ковбойских ботинках, шагал по периметру комнаты. Ночной столик валялся на боку, равно как и кресло. Кровать и комод оказались сдвинуты со своих мест у стены и стояли под странными углами посреди скомканных простыней, образуя своего рода проход вдоль стены, по которому и шагал отец. Майлс обратил внимание на кровавые ссадины у отца на бедрах и на животе – очевидно, полученные, когда он ударялся о кровать и комод, сдвигая их не осознанно, а просто многократным упорным повторением одних и тех же движений.
– Отец! – еще раз воскликнул Майлс.
Но при этом не сделал вперед ни шагу. Что-то в этой сцене насторожило его. Он видел, что отец ходит с закрытыми глазами. Одутловатая старческая кожа была какого-то синюшного оттенка.
Боб прошел между комодом и стеной, к нему, мимо него. С близкого расстояния Майлс обратил внимание на полное отсутствие какого-либо выражения на отцовском лице, полное отсутствие каких-либо признаков жизни.
Его отец был мертв.
Он сознавал это, чувствовал, понимал, но Боб продолжал ходить, продолжал описывать круги вдоль стен. Майлс не понимал, что происходит, почему и что ему делать. Прямо сцена из «Сумеречной зоны». Он продолжал стоять в полном ошеломлении. Казалось, он должен был бы испытывать страх, но страха на самом деле не было, и когда отец в очередной раз проходил мимо, Майлс обнял его обеими руками и прижал к себе. Отцовская кожа на ощупь была холодной, рыхловатой, резиновой. Майлс изо всех сил старался удержать его на месте, но отец после смерти оказался гораздо сильнее, чем был при жизни, и всего лишь после секундной задержки он разорвал сыновьи объятия и продолжил свой безостановочный путь по периметру комнаты.
– Стой! – воскликнул Майлс, но Боб никак не дал понять, что слышит.
Мертвые не слышат, подумал Майлс.
Он выскочил из комнаты в холл. Одра, конечно же, уже сообщила о происшествии, и «скорая помощь», безусловно, находится в пути, но тем не менее набрал 911. От дежурного по «скорой» его немедленно перенаправили к диспетчеру полицейских сил. Прежде чем тот успел произнести хоть слово, Майлс зачастил в трубку:
– Меня зовут Майлс Хьюрдин. Лос-Анджелес, Монтеррей-стрит, 1264. У меня умер отец. Я только что вернулся домой и обнаружил. У него был инсульт, после которого он не мог двигаться, но сейчас он ходит по спальне и мне нужно, чтобы кто-нибудь приехал и занялся им. – Выпаливая текст, он уже осознал, какой полнейшей нелепостью это может показаться человеку на другом конце провода, понял, что надо было бы опустить последнюю часть, дождаться приезда медицинской бригады, которая сама бы все увидела на месте, но, видимо, он все-таки испытал слишком большое потрясение и чувствовал непреодолимую потребность поделиться с кем-нибудь этой информацией, объяснить, что происходит.
Он хотел, чтобы это еще кому-нибудь стало известно. А кроме того, полиции нужно решить, что делать с отцом – везти его в больницу или в морг.
– У вашего отца инсульт? – недоуменно переспросил диспетчер.
– Нет, он умер!
– Кажется, вы сказали, что он ходит?
– Ходит!
– Мистер Хьюрдин, – в голосе зазвучали жесткие властные нотки.
– Я же сказал вам – он умер! И тем не менее продолжает ходить по комнате!
– Мистер Хьюрдин, я советую вампойти прогуляться. У нас нет времени на подобные шутки.