Идя сквозь огонь

Пусть в сем деле есть риск, но, при удаче, он вознаградит наш род сторицей. Наследство княжны станет нам добрым подспорьем в утверждении королевской династии Радзивилов!

* * *

Барбара Радзивил уже сутки не находила себе покоя, терзаемая ненавистью к сопернице. Не прошло и недели, как Эва Корибут высмеяла ее перед всей знатью, обыграв в кегли и поглумившись над сильным, но не точным броском дочери магната.

Однако на этом страдания Барбары не завершились. Ее постиг новый удар, и нанес его человек, ближе коего у княжны не было, — единокровный брат!

Избрав на турнире своей госпожой Эвелину, он поразил сестру в самое сердце. Барбара едва не задохнулась от злости, глядя, как Владислав перед всем двором целует руку ненавистному ей отродью Корибута.

«Ну вот, сперва Королевич попал в ее сети, теперь, мой брат! — с возмущением думала она. — Что они нашли в сей бледной немощи с вечно постной рожицей и глазами хворой собаки?!»

Если бы не Королева, вечно заступавшаяся за Эву, Барбара наверняка бы изрекла это вслух, но присутствие монархини на турнире побуждало ее вести себя осторожно.

Лишь дождавшись окончания празднеств, она поспешила к дочери Корибута, чтобы излить на нее свою неизбывную злость.

Возвратившись от Королевны, Эва совершала омовение в бадье с подогретой водой. Когда преисполненная ярости Барбара ворвалась в ее покои, она как раз собиралась покинуть купель.

Увидев свою ненавистницу с искаженным от гнева лицом и пылающим взором, Эвелина на миг замерла в растерянности.

И хотя в следующее мгновение она уже прикрылась поданной служанкой простыней, Барбара успела ее рассмотреть.

Эва была бы немало изумлена, узнав, что в ее виде вызвало такой приступ бешенства у дочери Магната.

Природа щедро наделила Княжну Радзивил красотой тела, правильностью черт лица, горделивой статью. Не поскупилась она и на краски, придав ее коже снежную белизну, а волосам — цвет расплавленного золота.

Но, как и у большинства красавиц, в облике Барбары присутствовала черта, кою сама княжна почитала за изъян. Рослая с детства, она отличалась большим размером ступни, что служило поводом для насмешек и издевательств.

В раннем детстве над ней подтрунивал брат, величая сестру Большеногой Бертой, позднее, когда отец стал возить княжну ко двору, ее пробовали так дразнить сверстницы из знатных семей.

Но Барбара, с ее вспыльчивым, злопамятным нравом, быстро их укротила и заставила себя уважать. Когда же с возрастом на смену ее подростковой угловатости пришло совершенство линий, злые языки вовсе умолкли.

Княжна позабыла свое обидное прозвище и если даже изредка вспоминала о нем, то со снисходительной улыбкой. Так было до того рокового вечера, когда она, сжигаемая злобой, вломилась в покои Эвелины.

Худенькая и хрупкая, Эва едва ли могла поспорить с ней в пышности форм. Но Внимание Барбары было приковано не к груди или бедрам соперницы. Взгляд ее был устремлен гораздо ниже.

В миг, когда Барбара нежданно нагрянула в гости, Эва

выходила из бадьи, и дочь Магната впилась глазами в ногу княжны, коей та опиралась на приступку, служившую для удобства вхождения в купель.

При взгляде на ее маленькую, изящную ступню душу красавицы наполнила черная зависть, вызвавшая из глубин памяти детские переживания и обиды.

Рядом с крошечной ножкой княжны собственная ступня казалась ей безобразно огромной, и это оскорбительное сравнение переполнило чашу ненависти Барбары.

В душе ее полыхнул яростный огонь, едва не лишивший дочь Магната способности трезво мыслить.

Окажись Эвелина в комнате одна, злыдня утопила бы ее в купели. Но рядом с княжной находилась служанка Дорота, а в спальне — горничная, расстилавшая ей ложе.

Нападать на Эву в их присутствии было глупо и бессмысленно. Женщины подняли бы шум, что, несомненно, обернулось бы неприятностями для дочери Радзивила. Посему Барбаре пришлось сдержать чувства. Одарив княжну испепеляющим взором, она вылетела из ее покоев…

Остаток дня Барбара провела в опочивальне, отказавшись от ужина и вечерней молитвы. Это не на шутку встревожило ее отца, давно уже обеспокоенного странностями в поведении дочери.

— Что с тобой? — вопросил он свое дитя. — Ты с самого утра не притронулась к еде и, насколько мне ведомо, не молилась перед сном. Скажи, что тебя так раздосадовало? Проигрыш Наследника в турнире или что другое?

— Княжна Корибут! — кривясь от злобы, ответила Барбара. — Я ненавижу ее!

— И что послужило причиной сей ненависти? — проницательным взором взглянул на нее отец.

— У нее маленькая ножка! — в ярости выкрикнула Барбара. — Разве этого мало?!

Брови Князя изумленно поползли вверх. За свои пятдесят с лишним лет он впервые слышал, чтобы кого-либо ненавидели за размер ноги.

— Верно, маленькая, — нехотя согласился он с дочерью, — и что в том дивного? Княжна сама — мелкая пигалица, вся в покойную мать.

У тебя такой ноги, как у нее, не могло быть от природы: мы, Радзивилы, — народ рослый, широкий в кости, да и матушка твоя, царствие небесное, была крупной женщиной.

Но к чему досадовать, что Господь наделил тебя большой ногой? Будь у тебя ступни, как у Эвы, ты, со своим ростом, не смогла бы ходить. Увязала бы в земле, что в трясине…

Прими же, дочь, покорно свою судьбу и не ропщи!

— А то, что сия мелкая дрянь каждый день вредит мне, я тоже должна безропотно принять? — злобно фыркнула Барбара.

— Чем же она тебе вредит? — полюбопытствовал отец.

— Чем? Да одним своим видом! — не сдержала ярости княжна. — Своим томным взором, своей показной отрешенностью от мира.

Так удобно, когда тебе все сочувствуют, жалеют: «Ах, бедная сирота! Ах, несчастная девочка!»

А сирота, словно ядовитая змея, ждет случая, чтобы кого ужалить! Сперва она делала все, чтобы очаровать Наследника, а когда у нее не вышло, взялась за моего брата!

На сей раз чувства не сдержал отец. Слова дочери рассмешили старого Князя, и он залился громким, басовитым хохотом.

— Потешила, ничего не скажешь! — произнес он, перестав наконец смеяться. — Воистину, Господь расщедрился, одаривая мою дочь красотой, но ума ей он точно не додал!