Идя сквозь огонь
Шрифт:
В нижней части здания находился кабак, где как раз собирались бражничать возчики дров. Медной мелочи, пожалованной Воротынским, им должно было хватить на попойку. Но напиваться с мужиками не входило в замыслы шпиона.
Оказавшись в кабаке Анфимьевны, Ральф стал искать способ пробраться в верхние покои терема. И здесь ему помог случай. Когда его спутники расселись за столами постоялого двора, в трапезную вошла хозяйка заведения.
Анфимьевна принадлежала к той породе женщин, коих трудно не заметить в толпе. Круглолицая, с белой кожей и тугими огненно-рыжими косами, она являла собой образ московской
Вряд ли какой-нибудь заезжий чужеземец смог бы по достоинству оценить ее маленький вздернутый нос и широкие скулы. Но Московиты, привычные к подобным чертам, находили их привлекательными, серые же глаза с поволокой и белозубая улыбка вкупе с ямочками на щеках делали Анфимьевну вовсе неотразимой.
Едва она вошла в трапезную, возчики как один встали из-за стола, приветствуя хозяйку заведения. Корзины с провизией, кои несли за ней две сенные девушки, свидетельствовали о том, что госпожа вернулась с московских торговых рядов. Однако судя по выражению лица Натальи, покупки не принесли ей радости.
В глаза Бродериксену бросилась легкая хромота красавицы, видимо, служившая причиной ее недовольства. Не укрылась она и от прочих спутников шведа.
— Да ты никак хромаешь, Анфимьевна, — обратился к Наталье патриарх возчиков, — что с тобой приключилось? Ногу ушибла али подвернула?
— Да вот хотела новыми сапожками перед Москвой похвалиться, — улыбнулась, превозмогая боль, хозяйка харчевни, — только пока ходила по торговым рядам, ногу сбила в кровь…
— Ай-ай, как неладно! — удрученно покачал головой старик, — тебе, Анфимьевна, нужно к лекарю обратиться. Если ссадину от сапога вовремя не залечить, она может принести много бед…
— Хлопотно кликать лекаря, — поморщилась Наталья, — да и за труды он, чай, возьмет немало. Обойдусь и без снадобий, само заживет!
— К чему лекарь, когда я могу помочь? — неожиданно для всех вмешался в беседу Ральф.
— Ты?! — подняла на него изумленный взор красавица. — Дед, кто сей отрок?
— Митька это, — ответил за шведа деревенский патриарх, — работник мой новый, из новгородской земли к нам пожаловал…
— Митька? — переспросила, подняв бровь, Наталья. — И что же, твой работник знает толк во врачевании?
— Вывихи вправлять могу, порезы залечивать, — на сей раз не дал старосте раскрыть рта Бродериксен, — у меня и мазь для заживления ран имеется. Я ведь с севера родом, а там туманы да сырость. Всякая царапина за пару дней обращается в язву. Вот мы, северяне, и нашли снадобье против сей напасти…
— Что ж, коли ты и впрямь сумеешь мне помочь, я отблагодарю тебя, — кивнула Наталья, — ступай за мной!
Произнеся это, она направилась к лестнице, ведущей на второй поверх терема. Швед последовал за ней.
— Митька, ты хоть вещи свои оставь! — окликнул его староста, видя, что Бродериксен прихватил с собой посох и котомку. — Не пропадет твое добро, мы за ним приглядим!
— Не взыщите, братья, но я со своими пожитками не расстаюсь! — обернулся к возчикам с лестницы швед. — Сии предметы — все, что осталось от моего рода.
— Тогда ступай, — с важным видом отпустил его деревенский патриарх, — а ты, Анфимьевна, вели подать нам брагу да снедь в счет Митькиных услуг!
— Не беспокойся, велю! — ответила
ему со второго поверха Наталья. — Только не раскатывай губу, дед. Едва ли услуга твоего батрака будет дорого стоить!..Поднявшись на второй поверх, хозяйка дома впустила Бродериксена в свои покои. Здесь Ральф сразу же понял, что для него все складывается наилучшим образом. Окно в опочивальне трактирщицы располагалось как раз напротив двери, ведущей в пожарную башню.
— Ну, поглядим, какой ты знахарь! — усмехнулась Наталья, удобно усаживаясь на лавку. — Если и впрямь ведаешь целительство, обделенным не уйдешь…
Ральф взялся обеими руками за протянутую ему ногу красавицы и стащил с нее сапог. Шведа ждало приятное удивление. Он чаял увидеть грубую мозолистую лапу, его же взору предстала холеная, изящно очерченная ступня, способная украсить любую из европейских принцесс.
Ральф поймал себя на мысли, что невольно залюбовался ею.
— Что, оробел? — усмехнулась Анфимьевна, шевеля перед его лицом розовыми пальчиками ноги. — Никогда прежде женской стопы не видал?
— Такой не видал! — перевел дух Бродериксен. — Создавая тебя, хозяйка, Господь не поскупился на красоту!
— Лесть не избавит тебя от обещания оказать мне помощь, — она гордо вскинула голову, словно знатная дама, — поторопись, у меня еще много дел…
Швед без труда нашел источник ее боли: на нежном мизинце Натальи спелой виноградиной алел кровавый волдырь. Ральф проколол его шилом, и сукровица брызнула наружу, словно сок из раздавленной ягоды. Анфимьевна болезненно поморщилась.
— Не горюй, хозяйка! — ободрил ее швед. — Дай бог, чтобы в твоей жизни не случалось ничего хуже. А с сей бедой мы как-нибудь сладим!
Достав из котомки горшочек с мазью для заживления ран, Бродериксен сломал восковую печать и, взяв на палец толику его содержимого, бережно смазал снадобьем ранку. Затем, оторвав от чистого белого платка полоску ткани, обвязал им пострадавший мизинчик купчихи.
— Поносишь повязку пару дней, — произнес Ральф, — больше не понадобится. Для заживления раны сего срока должно хватить…
Знахарь исполнил свое обещание, но Наталья не спешила обуваться. Ее ступня все еще пребывала в руках целителя, и она надеялась, что тот не ограничится перевязыванием раны.
Не желая разочаровывать женщину, Бродериксен стал разминать ей свод стопы, пятку и пальцы, избегая трогать лишь раненый мизинец.
Наталья сладко застонала. С тех пор, как погиб ее муж, она ни разу не уединялась с другим мужчиной. Впрочем, покойный супруг тоже не баловал ее лаской. Суровому торговцу пряниками было невдомек, что кроме мужской силы его половине нужна еще и нежность.
С детства боявшаяся щекотки, Анфимьевна не выносила касаний к своим стопам, и когда муж ради забавы их скреб, с визгом поджимала ноги.
Но прикосновения северянина отнюдь не вызывали у Натальи желания вырваться из его рук. Напротив, они были ей приятны и желанны.
Женщиной овладела истома, к лицу подступил жар. Ей казалось, еще немного, и она, забыв обо всем, отдастся во власть мужчины, нежданно подарившего ей столько неги…
Однако Анфимьевна умела наступать на горло чувствам. Рассудок требовал от нее прервать наслаждение, прежде чем женское начало станет неподвластно разуму.