Иероглиф «Измена»
Шрифт:
Ши Мин и Юйлин Шэнь стояли в нише за изваянием богини Гаиньинь ни живы ни мертвы. Каждое мгновение, пока совещались злоумышленники, нашим героям казалось, что их обнаружат и прикончат на месте как ненужных свидетелей. Но, видно, богиня Гаиньинь была милостива к незадачливым друзьям — злодеи их не заметили. Прошло, пожалуй, целое тысячелетие, прежде чем друзья решились выбраться из ниши. Но наконец они поняли, что им вроде бы ничто не грозит, и тихо, как мыши, крадущиеся к миске спящего кота, они выбрались наружу. Перевели дух. Хмель из их голов быстро выветрился благодаря всему услышанному.
— Что скажешь, братЮйлин? — прошептал Ши —
— Согласен с тобой. Богиня Гаиньинь недаром сохранила наши жизни. Мы должны обо всем услышанном рассказать в дворцовой службе безопасности!
— Кто нас туда пустит? Кто нам поверит? — в отчаянии заломил руки Ши Мин. — Мы простые студенты! Еще скажут, что все это нам спьяну привиделось!
— Постой, брат Ши, — остановила друга Юйлин. — Мы не будем сообщать ни о чем дворцовой службе безопасности. Есть другой верный императору человек, который выслушает нас.
— Кто же это?
— Господин первый императорский каллиграф.
—
Цзюань 6
ЖЕМЧУЖНЫЙ ЗАВЕТ
Императрица Жемчужного Завета, Почтенная Мировая Матушка, была чрезвычайно настойчивой и целеустремленной женщиной. Несмотря на то что принцесса Фэйянь ответила отказом на ее любезное приглашение погостить в Жемчужном Завете, императрица Чхунхян не сдалась. Она слала принцессе Фэйянь письмо за письмом, в которых убеждала ее приехать. Фэйянь сначала возмущалась такой бесцеремонностью, а потом поняла, что любезность владычицы Жемчужного Завета ей никак не одолеть.
— Поезжай, — в конце концов сказал супруге Баосюй. — Иначе она станет донимать тебя письмами всю оставшуюся жизнь.
— Но как я поеду без тебя? Это неприлично.
— У меня нет ни малейшего желания отправляться в Жемчужный Завет. Даже ради соблюдения приличий. И потом, дорогая, что нам эти приличия? Разве кто-то осудит тебя за то, что ты приехала без своего дракона?
— Баосюй, я буду скучать без тебя.
— Это лучше, чем если бы ты стала скучать со мной. Ничего, милая, разлука, хоть и небольшая, идет только на пользу любви. И тем более семейной жизни. Ты развеешься в обществе Ют-Карахон-Отэ, а я наконец совершу паломничество к монахам-драконам из Серебряных пещер. Как известно, они не допускают в свое общество особ женского пола…
— Драконы-монахи? Первый раз об этом слышу!
— О, дорогая, неужели я тебе о них не рассказывал? Извини.
На юго-западе Лунтана есть священнее скалы, сплошь изрезанные пещерами. Стены этих пещер действительно состоят из серебра, поэтому там нет места ничему нечистому. В тех пещерах протекают родники, вода которых целебна и дарит молодость.— Но тебе не нужна молодость, Баосюй! Тебе всего-то две тысячи с лишком лет…
— А я и не за молодостью хочу совершить паломничество к монахам-драконам, а за мудростью.
— Разве ты не мудр, о мой супруг?
— Есть два вида мудрости, женщина. Одна — земная, плотская, ежедневная. А другая — совершенная, небесная, духовная. Эта мудрость, если ты сумеешь ее постигнуть, открывает в тебе второе зрение, и все вещи мира ты видишь иначе, иначе ощущаешь себя в этом мире… А еще понимаешь, что есть и другие миры — миры, в которые можно проникнуть только сердцем…
Фэйянь завороженно слушала мужа. Когда-то давным-давно она была монахиней в Незримой Обители великой Крылатой Цэнфэн — наставницы, которой подвластны и небо и земля. Но Крылатая Цэнфэн ничего не говорила о других мирах. Впрочем, возможно, это знание и не требовалось тогда юной принцессе, чьей задачей было вернуть себе престол Яшмовой Империи.
— Для чего тебе такая мудрость, супруг мой? — тихо спросила Фэйянь Баосюя.
— Разве мудрость нужна для чего-то? — удивился тот. — А зачем тебе воздух, которым ты дышишь? Так и мудрость. В какой-то миг своей жизни ты понимаешь, что не можешь без нее дышать.
Фэйянь опустила голову:
— Прости. Теперь я понимаю. Одно лишь тревожит мое сердце…
— Что именно?
— Баосюй… Там, среди Серебряных пещер и умудренных монахов…
— Да?
— Ты не забудешь обо мне? Ты не исторгнешь меня из своего сердца?
Баосюй привлек к себе принцессу и кротко сказал:
— Ты иногда бываешь глупенькой, как все женщины, моя принцесса. И за это я еще больше люблю тебя.
Фэйянь с жаром принялась целовать чешуйчатую драконью морду:
— Ты ведь не разлюбишь меня? Правда, не разлюбишь, родной мой? — Из глаз ее неожиданно потекли слезы.
— Да что с тобой? — изумился дракон, осторожно слизывая языком слезинки со щек жены. — Ты сама на себя не похожа. Я давным-давно не видел тебя плачущей!
— Я… сама не знаю, что со мной творится, — пробормотала Фэйянь, прижимаясь к груди дракона. — Мне снятся странные сны, а иногда кажется, что я слышу голос матери… Меня тревожит мой брат — я давно не получала известий с родины. Рассуди сам: следует ли мне в таком состоянии ехать в гости к императрице, которую я едва знаю?
— Мне думается, что следует, — сказал дракон. — Моя дорогая, все твои сны и видения проистекают от слишком размеренной и скучноватой жизни. У нас на Лунтане слишком все мирно и медленно, чего уж скрывать. А твоя кровь горяча, Фэйянь, ты живешь порывом, ты стараешься охватить одним взглядом всю вселенную…
— Разве?
— Именно так. И потому ты, сама не ведая того, затосковала на Лунтане. В этом я вижу и свою вину, а потому охотно отпускаю тебя в Жемчужный Завет. И поверь, за то время, что мы будем в разлуке, я нисколько не разлюблю тебя. Наоборот, любовь вспыхнет еще сильней…
— Да?
— Да. Разве мы, драконы, умеем лгать?
— Помнится, однажды ты сумел…
— Ну, это было только однажды…
И дракон принялся ласкать свою жену так, что на время она забыла и о своих тревогах, и о Жемчужном Завете.