Иероглиф «Измена»
Шрифт:
— Рис, соевое молоко, жареных пампушек с медом и отварной баранины, — заказала порядком проголодавшаяся Юйлин.
— Хорошо! Будет исполнено! — Хозяин заторопился на кухню, а наши герои принялись осматриваться.
Чайный дом был чересчур хорош для заведения такого уровня: весь лакированный, новехонький, украшенный картинами на священные темы и благожелательными надписями.
— Здесь очень мило, — сказала Юйлин, сдерживая зевок. — Что это за надпись? Ого, смотри-ка!
Они подошли к висевшему на стене свитку и прочли:
«В этой чайной останавливалась в облике монаха
— Как такое может быть? — удивилась Юйлин. — Чтобы здесь побывала сама принцесса Фэйянь?!
— Это истинная правда, господа, — услышали они звонкий голосок. То была дочка хозяина чайной. — Я тогда была еще маленькой, но и то помню рассказ о том, как остановился у нас бедный монах, владеющий дивным искусством каллиграфии. Он обновил нашу вывеску, и с тех пор удача не покидает наш дом. А еще он восстановил святую надпись в храме богини Фо Фэй. Он написал Высший Иероглиф «Любовь». Лишь позднее мы узнали, что монахом этим была принцесса Фэйянь. Какая милость для нас, настоящее чудо!
— Действительно, чудо, — сказал Тжонг. — Но большим чудом будет, если нам поскорее подадут кушанья, а потом мы сможем освежиться и выспаться.
— Все уже готово, господа, — появился хозяин из кухни. Он принес на подносе заказанные яства, тарелки и палочки для еды. — Угощайтесь на здоровье!
Юйлин и Тжонга не надо было просить дважды — они накинулись на еду, будто год не ели. Насытившись, поднялись в приготовленную для них комнату. В ней, помимо постели, столика, скамей, былаи бочка с теплой водой.
— Искупаемся? — предложил Тжонг подруге.
— Только без шалостей, — предупредила Юйлин. — Я еле на ногах держусь.
Однако без шалостей все-таки не обошлось. Наконец любовники заснули в одной постели, крепко прижавшись друг к другу. И наступающий день их совсем не тревожил своим шумом и новостями.
Проснулись они под вечер…
— Я бодр как никогда, — сказал Тжонг, потягиваясь в постели. Его обнаженное тело было словно облито мускулами, до того он был статен и крепок. Юйлин залюбовалась своим возлюбленным.
— Я тоже вполне отдохнула и готова скакать на лошади хоть всю ночь, — сказала она. — Ночь мы проведем в пути, а под утро как раз попадем в селение где живет господин Леньшао.
— Что ты зовешь его господином, ведь он, по твоим словам, мерзавец?!
— И действительно! Ох, с какой радостью я плюну в его подлые глаза!
Юйлин навсегда запомнилась эта ночная скачка едва они распрощались с хозяином чайной, как пустили коней в галоп, словно хотели опередить звезды, медленно взбирающиеся по небосводу… Дорога была прекрасной, мимо проносились бамбуковые рощи и заросли жасмина; ночные птицы вспархивали над головой…
— До чего красиво! — воскликнула Юйлин, поэтическая душа.
— Да, верно, потому-то мы, воры, и любим ночь за ее красоту, — рассмеялся Медноволосый Тжонг.
В селение, где жил писатель Леньшао, наши герои прибыли, как и рассчитывали, ранним утром. Вокруг уже кипела жизнь: блеяли козы и овцы, ждущие пастуха, хозяйки выходили из домов и принимались за растапливание печей, уборку, стряпню…
— Не такое уж и богатое это
селение, — заметил Медноволосый Тжонг.— Да, — кивнула Юйлин. Было видно, как она волнуется.
— Переживаешь?
— Конечно! Я столько времени не виделась с сестрой и не могла подать ей о себе весточки! Как она, что с ней?! А что, если этот негодяй забил ее насмерть!
— Погоди думать о самом мрачном. Где их дом?
Жилище Леньшао находилось чуть ли не на самой окраине поселения. Убогое, ветхое, облезлое, оно производило впечатление скелета, привязанного к высохшим деревьям. Наши герои оставили коней у ближайшей коновязи и подошли к дому…
— Мне почему-то страшно, — призналась Юйлин.
— Будь сильнее своего страха, — сказал Тжонг, — и тогда тебе поклонятся горы, а люди…
— Эй, проклятая! А ну вставай! — раздался пронзительный, мерзкий голос из недр развалины-дома. — Вечно тебя не докличешься! Уж не сдохла ли ты? А хоть бы и сдохла! Вставай, я сказал, и принеси мне вина!
— Это голос Леньшао, — узнала Юйлин, и лицо ее побледнело.-Дай мне свой меч, Сюй! Я зарублю этого негодяя!
— Еще чего! Не пачкай рук кровью, и тогда сможешь подавать руку небожителям… — заговорил было Тжонг, но тут из дома раздались звуки побоев, и Юйлин чуть ли не бегом бросилась в хижину. За ней кинулся и Сюй. Вот какая картина предстала их глазам.
Внутри хижина была совершенно нищенской, но довольно опрятной — чувствовалось, что женщина, живущая здесь, не жалеет собственных рук, чтобы придать окружающей нищете вид опрятной скромности. На лежанке, покрытой заштопанным одеялом, растянулся долговязый худой мужчина с лицом, вытянутым до того, что оно напоминало ослиное. Волосы мужчины были взлохмачены, на них крупными кусками белела перхоть. Одежда его тоже оставляла желать лучшего — какие-то потерявшие первоначальный цвет обтрепанные штаны, ватный засаленный халат… Возле лежанки стояла женщина изможденного вида; лишь всмотревшись в ее лицо внимательно, можно было узнать в нем черты сходства с Юйлин.
— В чем дело? — завизжал мужчина, увидев вошедших Юйлин и Сюя. — Кто такие, чего вам надо?
А женщина ахнула и заплакала:
— Сестрица, милая сестрица!
Юйлин обняла ее:
— Здравствуй, сестренка! Наконец-то я пришла за тобой. Собирай-ка вещи. Впрочем, не надо, из этого дома не выноси и нитки, здесь все осквернено дыханием этой твари.
Мужчина вскочил с лежанки:
— Кто смеет так разговаривать в моем доме! Постой-ка! Да это шлюха Юйлин явилась! Сейчас я надаю тебе пощечин, дрянь!
— Остынь, — посоветовал мужчине Тжонг. — Если тронешь хоть одну из этих женщин, будешь иметь дело со мной.
— А кто ты такой? — вызверился мужчина.
— Это тебя не касается, — спокойно сказал Медноволосый Тжонг. — Ты писатель Леньшао?
— Да, я великий мастер слова Леньшао, ты, бездарность! Ты еще услышишь обо мне! И враги мои тоже услышат!
— Не сомневаюсь. Но мы с Юйлин пришли не за этим. Мы хотим выкупить у тебя жену. Довольно ей мучиться с таким негодяем.
— Выкупить? — ощерился Леньшао. — Я своими женщинами не торгую! Я мастер слова, у меня благородные чувства! А сколько дадите?