Иероглиф «Любовь»

– Нет, учитель! – горячо воскликнул Ян. – Мы будем неотступно следовать за вами до тех пор, пока вы не передадите нам свое мастерство!

– Вы пойдете за мной, даже если мой путь ведет преисподнюю? – грустно спросил монах.

– Да, – ответил Ян.

– Да, – ответил Лу, не сводя глаз с лица монаха. Н добавил, словно во сне: – Я не пожалею для вас жизни.

– Что же мне делать? – прошептал монах... Потом спохватился: – Встаньте, благородные господа. Коль вы решили и впрямь стать моими спутниками, вам придется нелегко.

– Нас не страшат трудности, – заверил Ян Синь.

– Куда вы держите путь, учитель? – спросил Лу Синь.

– В Тэнкин, – сказал монах.

– В столицу? – удивленно переспросил Ян Синь. – Но это же год пути! Нужно переплыть два моря, миновать уезды, захваченные наемниками Ардиса, города, разрушенные до основания, бесплодные земли! Это путь смерти!

– Я не зову вас с собой, – покачал головой монах.

– Не зовите, учитель, – порывисто проговорил Лу. – Мы сами пойдем. В первом же селении мы добудем вам коня, припасов на дорогу, оружия...

– Я беден, – сказал монах, внимательно глядя на Лу.

– Наш отец оставил нам хорошее наследство, – не сдавался Лу. – Оно в вашем распоряжении, учитель!

– Однако, младший братец! – воскликнул Ян.

– Что?

– Да ничего. Уж слишком ты прыткий.

– Это все от молодости, братец, – невинно ответил Лу. – Учитель Цзы Юнь, куда вы? Постойте!

– Я ухожу. А вы можете и дальше препираться, если у вас нет других занятий.

С этими словами монах быстро зашагал вдоль пруда. Братья переглянулись, вскочили на коней и поскакали за своим учителем. Но сколько ни старались, на копях они не могли обогнать пешего. Монах без устали шел целые сутки, и лишь когда впереди показались стены города, замедлил шаг.

– Что это за город? – спросил он у братьев, не оборачиваясь.

– Это Цыминь, учитель, – сказал Ян. – Город небольшой, но благополучный. Здесь, в глуши Империи, его не разоряли банды наемников и орды кочевников. В этом городе живет наша престарелая родственница, двоюродная тетка. Ее зовут Паньлань. У нее хорошая усадьба, сад, а в саду стоит алтарь в честь богини Гаины-шь. Вы сможете там отдохнуть и предаться молитве, учитель, а мы покуда приготовим все для вашего дальнейшего путешествия.

– Хорошо, – кивнул монах.

... Улицы Цыминя не отличались многолюдностью. Ян и Лу поскакали впереди, указывая дорогу, а их спутник шел, изредка бросая внимательные взгляды на городские стены, дома и площади. Наконец они добрались до дома госпожи Паньлань – трехъярусного, с резными деревянными воротами, большим садом и фонтанами.

Ян, спешившись, постучал в ворота. На стук вышла чопорная пожилая женщина в шерстяном платье цвета ванили с корицей.

– Что угодно? – осведомилась она.

– Доложите тетушке Паньлань, что приехали ее племянники – Ян и Лу Синь. Также с нами прибыл наш учитель, великий мастер каллиграфии, блаженный отшельник Цзы Юнь.

– Хорошо, – кивнула служанка и удалилась, хлопнув калиткой.

– Что-то теткина прислуга не очень любезна, – заметил Лу Синь.

– Ничего. Главное, чтобы сама тетушка Паньлань нe изменила своей обычной любезности... – усмехнулся Ян.

Им повезло. Тетушка Паньлань обрадовалась дорогим племянникам и велела немедленно устроить маленький пир. Их спутнику, монаху, отвели уединенную комнату в садовой башне под названием башня Хрустального Веера.

Госпожа Паньлань, женщина дородная, с пронзительными, любопытными глазами, долго глядела на монаха, а потом спросила:

– Святой отшельник, а вы разделите с нами праздничную трапезу?

– Нет, – негромко ответил монах. – Я должен по мере возможности пребывать в уединении и вкушать простую пищу. Рис, лепешки из ржаной муки и сливовый отвар – вот все, что мне нужно.

– Как будет угодно святому отшельнику, – усмехнулась госпожа Паньлань.

Стоило монаху остаться одному в отведенной ему комнате, как он запер изнутри дверь и со сдавленным смехом упал на кровать.

– Что я натворила! – без конца повторял святой отшельник. – А если все раскроется? И зачем я позволила этим вельможам сопровождать меня? Или я и впрямь хочу обзавестись учениками? Вот не было печали! Мне нужно в столицу, во дворец! Мне нужна армия, полководцы, храбрецы, готовые сразиться за Империю! А вместо этого мне в провожатые набились два самодовольных красавца, у которых в голове нет ничего, кроме каллиграфических прописей! Они даже не догадались, что я женщина! О богиня Гаиньинь! Прости, что я не возблагодарила тебя за то, что ты избавила меня от немоты! Твое пророчество сбылось великая богиня, я обрела голос!

Тут у принцессы Фэйянь закружилась голова, да так, что она ухватилась за столбики кровати, чтоб не упасть. Она услышала голос богини, повторяющий то, что когда-то давно было сказано в храме Терпящих Бедствие: «... Я обещаю это тебе как милостивая Гаиньинь: ты заговоришь, когда встретишь того, кто будет любить тебя сильнее собственной жизни! »

– О всемилостивая богиня! – прошептала Мэй. – Неужели это произошло? Неужели эти двое... Но кто из них? Нет, они совершенно не годятся: один слишком высокомерен и заносчив, другой чересчур смазлив и легкомыслен. Они не церемонились со мной, видя во мне монаха, а если они узнают, что я женщина!.. О, я не хочу даже представить себе этого!

В дверь постучали. Мэй вздрогнула. Потом заставила себя отпереть дверь и произнести напевно-низким голосом:

– Милость входящему!

Дверь отворилась, вошла давешняя служанка. Она принесла гостю кувшин со сливовым отваром, чашку риса, пирожки с соей и палочки для еды. Поставила на столик, поклонилась и ушла, на прощанье одарив «монаха» цепким взглядом. Едва за служанкой задвинулась дверь, Мэй снова заперлась, отведала скудной трапезы, а потом уснула, измученная долгой дорогой и мыслями о том, что предстоящий путь куда дольше и тяжелее.

Однако ее спутники Ян и Лу не спали. Они сидели за праздничной трапезой вместе с госпожой Паньлань и уже успели осушить трижды по три чарки отличного шансинского вина. Тетка тоже подвыпила и переводила лукавый взгляд с одного юноши на другого.

– Ну, племяннички, – наконец сказала она. – Сознавайтесь: где вы отыскали такого прелестного монаха?

– Не вижу в нем ничего прелестного, тетушка, – нахмурил брови Ян. – Отшельник Цзы Юнь – великий мастер каллиграфии. Я вступил с ним в поединок мастерства и был повержен. Я еле упросил мастера Цзы Юня взять нас с братом к себе в ученики.