Иероглиф

В результате двое убитых. Трое ранены.

Из-за чего это все произошло, постовые не знают. Они в ту ночь не смотрели ТВ. Федя же и индусы бесследно исчезли. Спросить постовых, не встречали ли они индусов, Федю и слепую китаянку? Глупо. Наверняка не встречали. Может быть, кто-то вывел всю команду из здания через другой выход.

Я приняла решение встретиться со Сципионом. Надо было твердо решить, что от него потребовать.

Первое: не трогать Илону.

Второе: не трогать Федора и индусов. Индусов либо в сохранности этапировать на родину предков, либо, снабдив документами, пристроить тут.

И третье, самое трудное: попросить Сципиона оставить в покое Ливеншталя.

Это мои условия.

А почему Сципион должен их выполнить? А потому, что бумаги на Чайна-таун у меня! Но ему об этом лучше не знать, пока не приедет папа. И потому, что он получил власть через меня. Это я ему из своих рук дала доступ к «красной кнопке». Без меня он сидел в своем панельном доме на улице Цареубийц и пил бы горькую.

В крайнем случае, если он не будет меня слушать, я пожалуюсь папе… а совсем в крайнем случае я сама нажму на «красную кнопку».

Но откуда-то из глубины моего сознания всплывало «окно», в котором явственно светилась кривая надпись, что прошедшей ночью случилось непоправимое. Информация о том, что творится на объекте ЧТ, уплыла в эфир, и если даже ее запустили всего-навсего на Дальний Восток, она не более чем через неделю вернется назад, откатной волной. Она где-то всплывет. Обязательно.

Однако все пошло по более жесткому сценарию. Программу Феди, несмотря на поздний час, увидело огромное число людей. Это выяснилось очень просто: едва я вошла в нашу студию, как увидела потную секретаршу, которая не успевала хватать телефонную трубку и отвечать на один-единственный вопрос: «Это правда???»

Никто не верит, что Город Дворцов заражен революционной бациллой, а это не сказка, это натурально так и есть. Здесь чуть что – сразу люди толпой высыпают и орут: «Ганьба!»

К вечеру вышли все городские газеты с призывом: «Дворцегородцы! Проснитесь! На ваших глазах совершается самое страшное преступление века! В двух шагах от вас сотни тысяч людей перерабатывают на органы! Эта мясорубка обогащает кучку негодяев. Долой грязный Чайна-таун, пристанище порока! Выйдем завтра на штурм проклятого ЧТ все как один и разрушим китайскую стену! Свободу узникам Черного города! Да здравствует пролетарская солидарность!»

Подпись под воззванием стояла: РЕВАЗ. И расшифровка: Революционный, Единый, Всемирный, Атомный Захват.

Вот что значит «Привет от РЕВАЗа»…

Радио захлебывалось обзорами прессы. Все радиоканалы наперебой читали вышедшие статьи и включали запись интервью со слепой китаянкой и индусами, записанные с телеэкрана. Имя героического мальчика Феди, расковырявшего гадюшник, было на устах у каждого. По городу поползли слухи, что злоумышленники увезли Федора в неизвестном направлении и расправились с ним.

Утром Чайна-таун напоминал средневековую осажденную крепость. Сотни тысяч дворцегородцев вышли с кирками и ломами на штурм Чайна-тауна. Энтузиасты подогнали стенобитные орудия, десятки пожарных и ремонтных машин с лестницами. По этим лестницам смельчаки, подогреваемые криками толпы, взбирались на стены ЧТ. В корзинах ремонтных машин сидели операторы всех телекомпаний мира. Над городом кружились вертолеты, с которых тоже свисали операторы. Штурм ЧТ происходил в прямом эфире и транслировался на весь мир. Вскоре ворота Чайна-тауна распахнулись, будки охраны и дорогостоящее оборудование были снесены людскими толпами, которые крушили все на своем пути. И толпы грязных оборванцев, населявших Черный город, хлынули на свободу. Телевидение транслировало сцены братания. Слезы радости. Оборванцев разбирали по домам, чтобы помыть и накормить… Милиция объявила план «перехват» и заклеила весь Город дворцов призывами не скрывать у себя беглецов, а вернуть их в стойло.

Я увидела, как разъяренная толпа, нацепив веревку на шею моему отцу, сносила памятник, который стоял посередине главной площади Чайна-тауна. Толпа крушила памятник основателю города. Впрочем, революция всегда крушит памятники. В Париже трижды бросали в Сену памятник Наполеону в костюме маленького капрала…

Какие-то энтузиасты подкапывали лопатами папин постамент. И стая черных воронов кружилась вокруг, каркая и загаживая плечи повстанцев.

Говорили, что к городу стягиваются войска, чтобы подавить волнения в нижних этажах. Верхние этажи ЧТ при этом безмятежно работали. Финансовые корпорации незыблемо производили свой продукт: деньги из воздуха.

…Утром Дун Дешин мне прислал SMS. «Podergi Li vzaperti. Zavtra vse reshiza».

Мне было страшно оставаться вдвоем с Ли в пустой квартире. И я в истерике позвонила Роме… Как я ненавидела его в эту минуту! И как я хотела, чтобы без лишних разговоров приехал ко мне и был рядом.

Рому я застала на работе. Он мрачно ответил мне на звонок коротким словом «Да!».

– Что значит «да»? Ты приедешь? Мне страшно. И… девушка, ну ты знаешь какая, вся дрожит.

– Да – это значит да. Я приеду.

Пока Ромы не было, я ходила по квартире, вспоминая, где лежат документы на Чайна-таун. Отчего-то мне казалось, что сегодня обязательно нагрянут с обыском и выпотрошат все, что пропустили раньше.

Он приехал только к вечеру. Сказал, что на ночь не останется, а вернется на работу. Тогда я, не теряя ни минуты времени, достала с заветной полки в туалете лазерный диск и показала глазами на компьютер. Конечно, это был жалкий жест. Другая бы кинулась на шею или обвилась бы вокруг змеей. Но во мне сидел мой папа. Я ничего не могла с собой поделать, меня разрывала гордыня.

Рома завел машину. Воткнул диск. Когда на экране появились контуры небоскребов и мужичок стал бегать с портфельчиком по одному из них, Рома вперился в экран и стал красный. Он пошустрил мышкой, но понял, что игра мышкой не управляется.

– А где пульт от нее? – спросил он меня. И я ощутила, что он весь пребывает в страшном нетерпении.

– Нет пульта. Я не знаю, где он.

– А ты понимаешь, что на этом диске?

– Нет. Ведь войти в игру без пульта невозможно. Я не поймала смысла передвижений мужичка с портфельчиком.

– Не поймала… Отдай мне этот диск, – попросил Рома.

– Бери… зачем он мне, – сказала я, – только не уходи на работу, останься, я боюсь здесь находиться с Ли безо всякой защиты. Если сюда придут и нас обеих арестуют…

– Я останусь, – сказал он без промедления, однако не отрывая глаз от экрана. Он десять раз прогонял диск от начала до конца, записывая все ходки мужичка с портфельчиком.

Я сидела рядом, на стуле, и на этот раз я обратила внимание, что все комнаты, куда мужичок заносил портфельчик, были пронумерованы. Я поняла, что этот диск был для него важнее собственных амбиций, которые я оскорбила, когда предложила Роме смириться с наличием в моей жизни Илоны.