Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Уворачиваясь от пытающихся его сбить машин, Максим достал из кармана адрес, как оказывается, записанный на приказе Н-ской части с грифом "Секретно" "...о сооружении в караульном помещении отхожего места на десять посадочных мест из подручных материалов во внеслужебное время". Это было недалеко, и Максим наконец-то съехал со встречной полосы движения и стал пристально всматриваться в проплывающие мимо дома и развалины, дабы не пропустить цветочного магазина. Он никогда не видел подобных заведений, но почему-то представлял их в виде сплошь застекленного, полного яркого света и темной зелени магазина с золотыми надписями и тщательно укрытыми в розовых кустах пусковыми установками залпового огня. Все-таки цвета не еда, цены на них сумасшедшие, но воровать их бесполезно, так как ни съесть, ни перепродать невозможно, и Максим уже стал подумывать - а не бросить ли ему работу и не заняться ли этим выгодным делом. Между тем, никаких сверкающих магазинов ему не попадалось, а все тянулись закопченные фасады уцелевших и разрушенных зданий, расчищенные от завалов площади, на которых стояла разнокалиберная

бронетехника - танки, самоходки, БТРы, БМП и ракетные комплексы противовоздушной обороны, такие же, но уже укутанные колючей проволокой площади с толпами сидящих прямо на земле каких-то уныло-серых людей - беженцев или каторжан, проплешины гигантских воронок, наполненных черной водой из пробитых водопроводов, и, изредка, уцелевшие по странной случайности парки с умирающими, догнивающими деревьями и кустами, ржавыми остовами качелей, каруселей и колес обозрения и идеально ровными полосами окопов и оборонительных сооружений - надолбов и железных "ежей". Улица обрывалась прямо в разлив реки с остатками причала и полузатонувшего дебаркадера, и Максим в недоумении остановил броневичок. Река медленно несла радужные воды с большими кусками льда, и мимо стоящего на песке Максима проплывали деревянные обломки мебели, пустые пластиковые бутылки, не успевшие наполниться водой, надутые камеры, грубо сколоченные плоты, газеты, плакаты, какое-то тряпье, перевернутые алюминиевые лодки и даже подорванный десантный катер, от которого над водой торчала обугленная корма с неразличимым уже названием или номером. Редкие волны накатывали на его ботинки, а голодные чайки пикировали к самому лицу, словно от отчаяния намереваясь набить брюхо человечиной. Противоположный берег, покрытый сплошными пожарищами, остовами зданий, с покосившейся телевизионной башней, каким-то чудом eще державшейся на уцелевшей опоре, был давно мертв и безлюден. Над ним не пролетали даже птицы, предпочитая огибать это место вдоль более оживленных районов и полос разросшегося леса.

Максим подобрал под ногами плоский белый округлый камешек и запустил его скакать по воде, оставляя расходящуюся дорожку "блинов". Камешек допрыгал до останков катера, звучно щелкнул по нему и утонул, а внутри корабля стал нарастать какой-то шум, словно там пробудились спящие механизмы, и висящий над водой винт сейчас начнет медленно-медленно, а затем все быстрее и быстрее вращаться, в надежде дотолкать этот хлам до родной базы. Но ничего такого не произошло - звук стих, а еще через какое-то время со страшным скрипом распахнулся кормовой люк, откуда показалось сначала автоматное дуло с примкнутым штыком, а потом и чумазое растерянное лицо с нахлобученными остатками черного берета. Пехотинец и Максим долго рассматривали друг друга, затем люк захлопнулся, а катер продолжал свой мертвый дрейф. Максим залез в машину, резко ее развернул, так что остались глубокие следы от колес и вал мокрого песка вдоль дуги поворота. В ребристые ямки быстро просочилась вода, горки песка оплыли под снегом, но Максим этого уже не видел. Теперь он не надеялся отличить нужный магазин по внешнему виду и внимательно отслеживал нумерацию домов там, конечно, где уцелели эти жестяные таблички с никому ненужными названиями и большими цифрами, выведенные черным по белой эмали, и где уцелели стены, на которые эти таблички были прибиты.

Как оказалось, цветочный магазин ничем не отличался от магазинов промтоварных, продовольственных, хлебных - такие же бронированные двери, заложенные мешками с песком витрины с несколькими амбразурами, в которых можно было разглядеть чьи-то блестящие глаза, и такие же надписи по мешковине с названием магазина и ассортимента. Назывался магазин "Ритуальные услуги". Поначалу это Максима не смутило - что же такое дни рождения, любовь женщин к цветам и к золоту, как не древний, впитавшийся в кровь мужчин и женщин ритуал, но, зайдя внутрь, он сообразил, что очутился в бюро похорон. Около стен штабелями высились гробы всех форм и размеров, любовно сделанные из красного полированного дерева, грубо сколоченные из необструганных дубовых досок, криво сваренные из цинковых листов и даже склеенные из пластиковых бутылок, лишь по краям для крепости перехваченные железными ободами, грудами были свалены мраморные заготовки для могильных плит, около прилавка стояли уже готовые образцы с фотографией, вытравленной прямо в камне, и с золотыми надписями годов жизни и фамилий усопших. Впрочем, все фотографии были одного и того же человека, фамилии и годы рождений совпадали, различались только даты положения во гроб.

– Чем могу помочь вам в столь скорбный для вас день?
– раздался тихий, проникновенный и настолько сочувствующий голос, что Максим, дабы не разочаровывать этого человека, готов был сам лечь в могилу. Голос принадлежал высокому смуглому человеку с черными прилизанными волосами, резкими морщинами на щеках и в шикарном смокинге с поддетой под него теплой пушистой вязаной жилеткой. Лицо его

Максиму уже было знакомо - оно красовалось на выставочных плитах.

– Мне бы цветы, - скорбным голосом, приличествующим месту, моменту и соседству гробов, сказал Максим.

– Как зовут усопшего?
– уже деловито поинтересовался Семен Петрович Яйцов (именно это имя, отчество и фамилия золотились на черном мраморе под фотографиями).

– Женя. Евгения. Она женщина, - не вдаваясь в цели данной покупки, дабы не превращать это место в балаган, сообщил Максим. Зачем С. П. Яйцову нужно было имя, он пока не понимал.

– Подождите пожалуйста, господин. Я постараюсь сделать все быстро, - и Семен Петрович исчез в находящейся позади двери с надписью "Служебное помещение. Клиентам вход строго воспрещен!". Тем временем Максим изучил даты смерти продавца и

обнаружил, что ближайшее время отправки на тот свет должно было наступить через три года. Если это не случиться, то назначались еще четыре даты - через шесть, десять и одиннадцать лет.

Дверь раскрылась, и появился Семен Петрович, неся роскошный венок из пластмассовых цветов с железными стеблями, припаянными к проволочному ободу и оплетенными муаровой лентой с серебряной надписью "Спи спокойно, Евгения". Максим сел на подвернувшийся кстати гроб.

– Я взял на себя смелость самому сочинить надпись, - объяснил Семен Петрович, любовно поглаживая венок.
– Но если вам не нравится, то за дополнительную плату мы ее перепишем.

– Простите, - сказал Максим, - а живых цветов нет? И не в виде венка, а виде обычного букета и без всяких лент?

– О, молодой человек, - профессионально пустил слезу Семен Петрович, я чувствую, что она была очень дорога вам! Вот уже много лет я не слышал, чтобы кто-нибудь хотел возложить на могилу живые цветы. Это слишком дорого и непрактично в наше время.

– У нее день рождения, - попытался объяснить Максим, но продавец заголосил, уткнувшись лицом в траурные ленты.

– Горе! Какое горе! Позвольте высказать вам, дорогой друг, все соболезнования, которые приходят мне в голову! Потеря подруги, да еще в ее день рождения... Какая трагическая случайность, какая жестокая насмешка судьбы... Хотя, если вы сможете зайти завтра, то я смогу раздобыть для вас...

– Она... меня... пригласила... сегодня...
– чеканя каждое слово сказал Максим.

Фраза резанула слух Семена Петровича, и он непонимающе уставился на Максима. Его руки все еще сжимали малость помятый венок, а из глаз выкатывались последние искренние слезы сочувствия.

– Так она жива?
– прошептал он и, увидев кивок Максима, продолжил уже громче: - Да как в вашу голову пришла такая кощунственная мысль, такая дикая фантазия, такое пренебрежение человеческими чувствами? Неужели вы не нашли более подходящего заведения для своих глупых шуток и выходок?!

– Извините меня, - стал оправдываться Максим.
– Понимаете, мне дали ошибочный адрес. Я, действительно, хотел купить цветы женщине... живой женщине, у которой сегодня день рождения. Вообще-то, я хотел попасть в цветочный магазин.

Семен Петрович еще долго возмущался, оскорблялся, выкрикивал обвинения в адрес аморальных шутников, теребя несчастный венок и размазывая надпись на ленте. Максим, как мог, успокаивал его, извинялся, благодарил за высказанные, пусть и не к месту и не ко времени, соболезнования, восхищался прекрасным венком, который он не отказывался оплатить, раз вышло такое недоразумение и были впустую потрачены материалы и силы на его изготовление, и даже, возможно, подарить его в качестве сувенира поименованной даме... Усмотрев в последних словах Максима новую насмешку, начавший было успокаиваться Семен Петрович опять взорвался потоком нелестных слов по отношению к Максиму, и препирательство пошло по новому витку. Такое продолжалось несколько раз - продавец кричал, брызгая слюной и угрожающе размахивая пришедшим в негодность венком, от которого во все стороны разлетались пластмассовые розовые и голубые цветы, затем уставал, успокаивался, замолкал, Максим честно говорил свою реплику, и цикл начинался по новой. В конце концов, когда испуганный Максим уже начал прицениваться к мраморной плите, Семен Петрович устало махнул рукой и набросал на блокнотном листе несколько строк толстой чернильной ручкой с золотым пером, и протянул его Максиму. На нем красными чернилами каллиграфическим почерком были выписаны восемь адресов.

– Магазины цветов, - объяснил он.

Максим стал горячо благодарить, извиняться, безуспешно совать ему в руку денежную купюру (успех пришел только тогда, когда он добавил еще две), дружески хлопать по спине и добродушно смеяться.

Сегодня ему хронически не везло. Он объехал все адреса, данные Яйцовым, но натыкался либо на развалины, либо на пустые помещения, либо все же на цветочные магазины, в которых из цветов были одни искусственные пальмы и плесень на стенах.,Все адреса, лежали в разных концах города, и ему пришлось не раз и не два пересечь его по диагонали, петлять по малознакомым и опасным районам, несколько раз ввязав ться в перестрелки, чуть не угодить под бомбежку, пoмочь разобрать два завала от рухнувших домов, еще раз заправиться, правда на совсем другой автозаправке и без инцидентов, пересечь мост, чтобы попасть в центр, подвергнувшись обнюхиванию и ощупыванию собаками-мутантами, снова вернуться на периферию, выспрашивать у случайных и очень напуганных прохожих нужные улицы или переулки, снова петлять, снова искать, стрелять, выспрашивать... Улицы, дороги, пепелища, люди, патрули, собаки, снег, дождь и грязь слились перед ним в единую картину города, издыхающего, словно облученная опухоль, раскидывающая во все стороны среди лесов, полей, болот, ручьев и рек свои щупальца-метастазы фанерных трущоб, помоек и редких новостроек, могущих стать новыми смертельными зародышами.

Когда в последнем магазине он увидел ту же безрадостную картину пластмассовой и полиэтиленовой поросли, он в изнеможении опустился на предусмотрительно подставленный стул и подпер небритый подбородок кулаком. Все, финиш. Посидев так под сочувствующими взглядами продавщиц, он поднялся и вышел под снег. У самой машины его нагнала одна из девушек, самая симпатичная, на его хладнокровно-равнодушный взгляд, констатирующий это чисто автоматически, как компьютерная программа, вычисляющая экстремум кусочно-гладких функций. Она была брюнеткой с разлетающимися, словно крылья птицы, бровями над зелеными глазами, коротким носом и короткой верхней губой, открывающей белые и ровные зубы. Она куталась в облезшую шубку и, чтобы не вести разговор в непогоде, он пригласил ее сесть в броневичок.

Поделиться с друзьями: