Иерусалим
Шрифт:
Женщин она не боялась, но не видела ни одной, кому могла бы доверить своего ребенка. Все обезумели от ужаса, и никто не мог понять, чего она от них хочет.
Миссис Гордон оглядывалась, надеясь увидеть хоть кого-нибудь, сохранившего присутствие духа. Однако, видя пробегавших мимо женщин, из которых одни старались спасти цветы, полученные ими при отъезде из Нью-Йорка, а другие кричали и ломали руки, она не решалась обратиться ни к одной из них.
Наконец она попыталась обратиться к одному молодому человеку, который был ее соседом за столом и оказывал ей много внимания.
— Мистер Мартенс!
Тот взглянул
Вскоре она услышала рев или, вернее, яростное шипенье, похожее на завывание грозной бури. Оно доносилось от людей, остановленных на лестнице каким-то препятствием. По лестнице несли калеку. Он был настолько беспомощен, что слуга должен был переносить его с места на место. Это был большой, тяжелый мужчина, и слуга с трудом дотащил его на спине до половины лестницы, где остановился, чтобы перевести дух, — толпа в своем движении сбила его с ног. Он упал на колени и загородил проход по лестнице так, что никто не мог двинуться дальше.
Миссис Гордон увидела, как один высокий, здоровый мужчина нагнулся, поднял калеку и сбросил его через перила лестницы, и никто не ужаснулся, даже не возмутился этим отвратительным поступком.
Все думали только о том, как бы поскорее добраться до палубы. Казалось, они просто отбросили камень с дороги, не больше того.
Молодая американка увидела, что от этих людей ей нечего ждать помощи и спасения; и она, и ее маленькие дети обречены на смерть.
На этом же пароходе пара новобрачных совершала свое свадебное путешествие. Каюта их находилась на корме, и спали они так крепко, что не слышали удара. Весь шум и сумятица происходили на другом конце палубы, а так как никто не вспомнил о них, то они продолжали спать, когда другие пассажиры были уже наверху и ожесточенно боролись за место в шлюпке.
Молодые проснулись только тогда, когда замолк шум машинного винта, находившегося как раз под их каютой. Муж набросил на себя одежду и выскочил посмотреть, что случилось.
Через минуту он вернулся, крепко запер дверь и сказал:
— Пароход тонет.
Он сел и, когда жена хотела броситься из каюты, попросил ее остаться.
— Спасательных лодок больше нет, — сказал он. — Большинство пассажиров утонули, а оставшиеся борются насмерть за последние лодки.
На одной из ступенек он споткнулся о затоптанную насмерть женщину, со всех сторон до него доносились смертельные вопли.
— Нам не спастись, — сказал он. — Не уходи, умрем вместе!
Она согласилась и покорно села возле него.
— Зачем тебе видеть борьбу этих людей? — продолжал муж. — Раз уж мы должны умереть, — умрем спокойно!
Жена находила справедливым его желание разделить вместе с ним последние минуты жизни, ведь она собиралась отдать мужу всю свою жизнь от ранней юности до глубокой старости!
— Я мечтал, — говорил он, — что после долгой жизни ты будешь сидеть у моего смертного ложа, а я буду благодарить тебя за долгую счастливую жизнь!
В это мгновение жена увидела бегущую из-под двери тонкую струйку воды. Этого она не могла вынести.
В отчаянии она протянула к мужу руки.
— Пусти меня! — воскликнула она. — Я не могу сидеть здесь взаперти и ждать смерти, я люблю тебя, но вынести этого я не в силах!
Она
выбежала из каюты в ту минуту, когда пароход со страшным скрипом уже погружался на дно.Пароход пошел ко дну, дети миссис Гордон утонули, и сама она погружалась в пучину все глубже и глубже.
Она вынырнула на поверхность, но знала, что в следующую минуту ее опять накроет волна, несущая смерть.
Она не думала ни о муже, ни о детях, ни о чем земном, она старалась только вознестись душой к Богу.
Молодая женщина чувствовала, что душа ее сбросила с себя тяжелые оковы телесной оболочки и, ликуя, воспарила как птица, радостно возносясь к своей истинной родине.
«Неужели умирать так легко?» — подумала миссис Гордон.
И в это время ей показалось, что весь невообразимый шум вокруг: рев волн, завывание ветра, вопли утопающих, гул падающих в воду и сталкивающихся между собой снастей, — все соединилось в один сплошной шум, подобно тому как бесформенные облака сливаются иногда в одну определенную картину, и в этом шуме ей послышался ответ:
— Да, ты права, умирать легко, но жить тяжело.
«Да, это так», — подумала она и задала себе вопрос, что надо сделать, чтобы жить было так же легко, как умирать.
Вокруг нее люди дрались и боролись из-за плавающих досок и перевернутых лодок. Среди всех этих диких воплей и проклятий ей опять послышались ясные и твердые слова:
— Чтобы жизнь была так же легка, как смерть, нужно единодушие, единодушие, единодушие! — будто Создатель обратил весь этот шум и гул в шепот, ответивший на ее вопрос.
Эти слова еще звучали в ее ушах, когда к ней подоспела помощь. Ее приняли на маленькую шлюпку, где сидело только трое людей: высокий, сильный матрос в праздничной одежде, старушка с круглыми совиными глазами и маленький заплаканный мальчик в разорванной рубашонке.
На следующий день к вечеру по направлению к отмелям и рыболовным местам близ Ньюфаундленда шел большой норвежский парусник.
Стояла ясная тихая погода, зеркальная поверхность моря была почти неподвижна, и судно медленно скользило вперед. Все паруса были подняты, готовые поймать последние дуновения стихающего ветра.
Вокруг расстилалась прекрасная водная гладь, и лишь там, где ее трогал легкий ветерок, она покрывалась серебристой рябью.
Вдруг матросы заметили, что по воде к ним плывет какой-то темный предмет.
Мало-помалу темный предмет приблизился, и вскоре они увидели, что это был труп.
Утопленник проплыл совсем близко, и по его одежде было ясно, что это матрос.
Он плыл на спине, лицо его было спокойно, а глаза широко раскрыты. По-видимому, он находился в воде недавно, так как на теле его не было заметно следов разложения. Казалось, он испытывает удовольствие, покачиваясь на тихих волнах.
Взглянув в сторону, матросы едва сдержали крик: прямо по курсу качался на волнах другой труп.
Судно едва не коснулось его, но в последнюю минуту волны отбросили тело в сторону. Все бросились к бортам и стали смотреть в воду. На сей раз это был ребенок, маленькая нарядная девочка в шляпке и голубой накидке.
— Господи Боже мой! — воскликнули моряки, не веря глазам. — Господи Боже, такая прелестная крошка!
Ребенок проплыл мимо, взглянув на них серьезным, недетским взглядом, как будто у него были важные заботы.