Игра Бродяг

Троица, сраженная им ранее, все еще валялась там, где он их оставил. В его унынии Вогта не порадовал даже тот факт, что их до сих пор не обнаружили, а значит, причин для беспокойства нет. Вогтоус замер в задумчивости возле одного из стражников. Он собирался защитить Наёмницу в суде… но все идет к тому, что ему будет некого защищать. От этой мысли ему стало до того мерзостно, что аж затошнило. Стражник пошевелился, приходя в себя.

— Сволочи вы все здесь, — услышал Вогт собственный голос и не сразу узнал его, так угрюмо и холодно он прозвучал. А затем нога Вогта, как будто сама по себе, пнула стражника под ребра. Стражник заскулил, но не посмел огрызнуться, уже зная, что этот лупоглазый пухляк горазд на неприятные неожиданности. На полу возле лежало несколько монет, вывалившихся из чьего-то кармана при падении с лестницы. Сквозь дымку страха и тоски о Наёмнице Вогт вспомнил о Цветок и подобрал монеты. — И не вздумайте помешать мне уйти, — добавил он.

Вогтоус вернулся назад тем же путем, что и пришел.

На выходе из дворца отчаянно скучали стражники. Вероятно, Вогту следовало им посочувствовать, ведь, работая в таком месте, они находились под постоянной угрозой невероятного везения. Однако он не сочувствовал.

— Ну что, передал свое сообщение? — спросил один из стражников («…остатков стражников», — подумал Вогт).

— Да, — ответил Вогт с ленивой злобой. Он поднял взгляд к флагам, установленным на башнях дворца, желтые — слева, фиолетовые — справа. Желтые все еще были приспущены, фиолетовые дерзко развевались — день выдался довольно ветреный. Вогт не сомневался, что скоро они исправят это досадное нарушение симметрии, заменив все фиолетовые на желтые. Или, может, приспустив и фиолетовые. — И мое сообщение так не понравилось градоправителю, что он пообещал казнить всех стражников, вас в первую очередь.

Лица стражников перекосились от страха.

— За что? — закричали они удаляющемуся Вогту.

— За то, что пропустили меня к нему, — ответил он и бросился бежать.

***

В сизых, как голубиное крыло, сумерках Вогтоус бродил и бродил возле каменной стены тюрьмы. Он клал на стену ладони, но не мог проникнуть сквозь нее, так как не мог позабыть о своей тоске по Наёмнице, а значит и о разделяющей их преграде. И сумерки казались ему еще темнее, чем были на самом деле. Он разбил себе костяшки, стучась в тюремные ворота, но никто так и не подошел.

Вогтоус сел возле стены и заплакал, совершенно измученный беспокойством.

— Ты пришел спасать ее? — раздался чей-то тихий голос.

Вогтоус убрал руки от мокрого лица и увидел человека — серого и невыразительного, почти растворяющегося в блеклом вечернем свете.

— Да, — ответил Вогт.

— И как же ты намерен это сделать?

— Не знаю, — признался Вогт.

Серый незнакомец призадумался.

— Ты так боишься потерять ее?

— Да.

— А ведь ты способен дойти до конца и без нее.

— Когда я один, мне не хочется двигаться с места. Даже победа уже не кажется важной.

— Этот мир тебе чужой. Ты не можешь застрять в нем навсегда.

— Наверное. Мне все равно. Без нее даже в лучшем из миров мне будет хуже, чем здесь с ней.

— Ты откажешься от Игры ради глупой девчонки?

— Да, если это такая жестокая Игра, что не позволит мне сохранить ее.

— Она сама виновата, — бесстрастно возразил блеклый. — Она нарушила главное правило, она и до этого нарушала правила. Она ничему не учится.

— Я знаю ее лучше, — резко возразил Вогт. Он встал и сердито отряхнул зад от дорожной пыли. — Она умная. Если она иногда и поступает как… дура, то это еще не значит, что она на самом деле дура.

Он развернулся и решительно направился прочь. Внутри его зрела уверенность, что его странный собеседник не позволит ему просто уйти.

— Постой! — крикнул блеклый. — Если ты так ценишь ее, то, может, она действительно чего-то стоит…

Вогт остановился и развернулся. Он снова попытался изучить лицо блеклого, но оно было настолько непримечательно, что постоянно ускользало от внимания.

— Как ты можешь помочь ей? — спросил он.

— Ну… — задумчиво протянул блеклый, — допустим, я спрячу ее от опасности.

Вогтоус мысленно похвалил себя за то, что правильно повел разговор. Последующие слова блеклого не убили в нем надежду, хоть и звучали мало обнадеживающе:

— Однако ты должен знать, что, как и любой другой в этом городе, она едва ли заслуживает спасения. Она причиняла боль, убивала и грабила. На ней столько грязи, что все твои слезы умиления ее не отмоют. С другой стороны, у тебя перед ней давний должок, и было бы несправедливо помешать тебе оплатить его. Но в этой Игре жесткие правила и просто отбросить их не удастся. Убив одного в Игре, она должна спасти живую душу взамен. Если она так сообразительна, как ты о ней думаешь, она догадается, что должна сделать. Если нет — то чтобы ты ни предпринимал ей во спасение, ты уйдешь в одиночестве. А на данный момент я могу лишь пообещать — этой ночью ее жизнь не прервется.

— Хорошо, — губы Вогта, несмотря на отчаянное сопротивление, так и растягивались в улыбке. — Она догадается. Только скажи мне, кто ты?

— А ты не знаешь? — насмешливо осведомился блеклый, и его лицо сморщилось, словно он сдерживал смех. — Может быть, кто-то, кого придумал ты сам?

— Я не понимаю, — пробормотал Вогт, хотя это было не вполне искренне.

— Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. И я тебе не верю сейчас, никогда.

— Может быть, я сам себе иногда не верю, — пожал плечами Вогт. — Кто знает?

— Какой же ты хитрый. Смотри, сам себя перехитришь, — фыркнул блеклый. — Вы должны разыскать ее имя. Без него она не справится.

— Мы отыщем его, — уверенно заявил Вогт.

Усмехнувшись, блеклый покачал головой и отступил на шаг, а затем еще на один. Вогтоус смотрел на человека и думал, что тот едва различим в густеющих сумерках. Все менее отчетлив с каждым мгновеньем. А затем Вогт осознал, что больше не видит его. Исчез.

— Мы победим, — тихо сказал он в пустоту, в сумерки, нет, теперь уже в ночь. — В конечном итоге все будет так, как хочу я.

Он сам не знал, откуда эта уверенность. Она как будто поднималась со дна его души — с такой глубины, что и не высмотреть, что там вообще. На мгновенье Вогт ощутил себя сильным. Таким сильным, что, казалось, он может просто прихлопнуть мир, как муху, если только тот посмеет выйти из повиновения.

Он остался бы у стены, дожидаться завтрашнего дня, но его ждала Цветок. В тот момент действительно пока еще ждала.

***

На ночных улицах зажглись тусклые огни. Вогту казалось, что они лишь демонстрируют, как плотна темнота — контрастируют с ней, но не рассеивают. Стало попрохладнее, но он задыхался, словно в духоте невыносимо жаркого дня, остро ощущая булыжники мостовой под ногами и давящее присутствие каменных стен вокруг. Дай возможность — и небо замостили бы камнем. «Здесь так мало живого, вот что, — решил Вогтоус. — В Городе Рабов еще что-то оставалось — изуродованное, грязное, гниющее, безразличное в своем умирании, но живое. А здесь — и того нет». Если бы ему пришлось жить в Торикине, он бы умер. Не так, как многие здесь — продолжая влачить постылые ежедневные обязанности. А обычным способом, чтобы после его зарыли в землю.

Торикин готовился ударить его очень больно; Вогтоус пока не осознал своих предчувствий. Он снова пересек невидимую границу, и женщины окружили его. С наступлением темноты они преобразились. Днем, в чуждое для них время, они были уязвимы и неловки, но сейчас их злость питала сама ночь. Окажись здесь сейчас те высокомерные особы, что днем бросали на них презрительные взгляды, их разорвали бы на лоскуты. Вогта схватили за руку — не легкое дневное прикосновение, а цепкая хватка, и раскрашенное искаженное лицо женщины приблизилось к его лицу. В ее оскаленной улыбке Вогт увидел те же ярость и горечь, что порой замечал в улыбке Наёмницы. Вогтоус вдруг вскрикнул и рванулся от чужих оплетающих объятий.