Игра Джералда

– Этого, папа! – указала она пальчиком. – Вот этого с белым пятнышком на носу – он стоит сам по себе, как Маленький Принц.

Ну, он и купил ей этого щенка – никто не может сказать, что он отказывает в удовольствии дочке, – но семьдесят баксов (а то и все сто, если Принца отнесут к разряду Б – больших собак), – нет, это слишком большая сумма, если речь идет о беспородной твари, которая появилась без всякой бумажки. Он явно лишний, решил мистер Сатлин, когда пришло время уезжать с дачи на озере.

Принц будет счастлив бегать по дикому лесу, который станет его королевством. Да, именно так, сказал себе мистер Сатлин в тот последний день августа, когда он съехал с Бэй-Лэйн на узкую лесную дорогу, остановил машину на пустынном берегу и, отойдя от нее на десяток шагов, свистнул собаке, лежавшей на заднем сиденье. А у Принца сердце дрожало от предвкушения странствий – это было видно, стоило только бросить на него взгляд. Сатлин понимал, что тешит себя чушью, усыпляя угрызения совести, но когда он залез в машину и оставил Принца на обочине наблюдающим за его отъездом, он насвистывал мотивчик из «Рожденных свободными» весьма лирично: «Рожденные-е свобо-о-одными.., идут на се-е-ердца зо-о-ов…» В ту ночь он спал спокойно, не думая о Принце, который в одно мгновение стал Нищим и провел ночь под упавшим деревом, дрожа от голода и холода и трепеща каждый раз, когда раздавался крик совы или в лесу пробегал зверь.

Теперь пес, с которым Чарльз Сатлин попрощался мелодией из «Рожденных свободными», стоял в дверях спальни летнего коттеджа четы Бюлингейм (дача Сатлина находилась на противоположном берегу озера, и эти две семьи никогда не были накоротке, хотя обычно обменивались кивками на разных городских собраниях в последние два-три года). Его голова была опущена, глаза широко раскрыты, а хвост качался в нерешительности.

Все его внимание было сосредоточено на комнате. Он инстинктивно чувствовал, что запах крови вскоре переборет осторожность. И прежде чем это случится, он должен удостовериться вполне, что тут нет ловушки. Он вовсе не желал оказаться во власти жестоких двуногих.

– Пошел вон! – вновь крикнула Джесси, но из ее рта выходил только жалобный писк. Она не могла заставить собаку уйти таким криком: бродяга каким-то чутьем угадал, что она не сможет встать с кровати и причинить ему вред.

«Какие превратности судьбы, – думала она. – Еще три часа назад я сидела в „мерседесе“ с пристегнутым ремнем, слушала пленку с записью „Рейнмейкерс“ и пыталась вспомнить, что идет в ближайшем кинотеатре. Как мой муж может лежать тут мертвым, если мы по дороге подпевали Бобу Уолкенхорсту? Мы пели: „Еще одно лето, еще один шанс, еще один незабвенный романс…“, мы оба знаем слова этой чудной песни, и как это возможно, что теперь Джералд мертв? Как могла произойти такая перемена? Нет, это какой-то сон. Этого не может быть на самом деле, так не бывает…» Пес начал медленное продвижение внутрь комнаты – ноги напряжены, хвост поджат, глаза широко раскрыты, зубы оскалены. Он ничего не понимал в этом абсурде.

Бывший Принц, с которым когда-то восьмилетняя Кэтрин Сатлин беззаботно играла (во всяком случае, пока она не получила фирменную куклу по имени Марни на день рождения и временно потеряла интерес к псу), был наполовину Лабрадор, наполовину колли.., да, помесь, но далеко не дворняга. Когда Сатлин бросил его на берегу у Бэй-Лэйн в конце августа, он весил сорок фунтов, шерсть его лоснилась и дышала здоровьем, теперь же это была странная смесь черных и бурых клочьев (с характерным признаком колли – белыми пятнами на груди). Он весил теперь вполовину меньше, и ребра его торчали. Одно ухо было разорвано. Полузаживший бурый шрам, память о встрече с колючей проволокой, зигзагом пересекал бедро, репьи впились в шерсть. Несколько дней назад он нашел убитого кабана, но оставил его после первой порции щетины. Он был голоден, но еще не до такой степени, чтобы терзать шкуру кабана.

Теперь он очень хотел есть, и отчаяние охватило его. Его последней пищей были червивые мясные объедки из старого мусорного бака на обочине шоссе 117 два дня назад. Пес, который быстро научился приносить Кэтрин Сатлин ее красный мячик, когда она бросала его на лужайке, теперь умирал от голода.

А тут – прямо перед ним, на полу! – лежало много свежего мяса, и жира, и костей, полных сладкого мозга. Это был королевский подарок голодному Принцу.

Бывший любимый пес Кэтрин Сатлин продолжал приближаться к останкам Джералда Бюлингейма.

Глава 8

«Нет, этого не будет, – сказала себе Джесси. – такого не бывает, так что лежи тихо».

Она начала таким образом успокаивать себя с того момента, когда верхняя часть туловища бродячего пса скрылась под краем кровати. Его хвост заработал сильнее, чем раньше, а затем раздался звук вроде того, как собаки в жаркий день лакают воду. Но этот звук был не совсем таким… Это было скорее облизывайте, чем лакание. Джесси уставилась на быстро двигающийся хвост, и вдруг в ее воображении возникло то, что было скрыто от нее внизу. Бродячий пес с изодранной бурой шерстью и блуждающими голодными глазами лизал кровь ее мужа.

– Нет! – Она повернулась, как могла, и сдвинула ноги влево. – Убирайся отсюда! Оставь его!

Джесси взмахнула ногой в направлении звуков и попала пяткой по спине пса.

Он тотчас отскочил назад, напружинился, его глаза сверкнули. Пасть ощерилась: в сумеречном свете умирающего дня тонкие струйки слюны стекали между его клыков. Пес уже ничего не боялся и бросился на ее голые ноги. Джесси с воплем отдернула их, почувствовав на пальцах горячее дыхание пса. Она опять подобрала под себя ноги, не осознавая, что делает, но чувствуя, как остро ноют мышцы плеч и натертые кольцами запястья.

Пес угрожающе смотрел на нее еще несколько секунд, продолжая рычать. Двери как бы говорили: «Леди, давайте попытаемся понять друг друга. Вы делайте свое дело, а я буду делать мое. Это и называется взаимопониманием. Как вы смотрите на это? Потому что если вы встанете на моем пути, мне придется вас с него убрать. Кроме того, он же мертв – вы знаете это так же хорошо, как и я. Ну зачем же даром пропадать добру, когда я так голоден? Вы бы сделали то же самое. Сейчас вы этого, может быть, не понимаете, но скоро поймете и быстрее, чем предполагаете».

– Вон отсюда! – что есть силы закричала Джесси. Она теперь сидела с руками, разведенными в стороны, и более, чем когда-либо, напоминала распятого Христа. Ее поза – запрокинутая голова, торчащие груди, плечи, отведенные назад так, что казались сломанными ключицы, – выражала полное отчаяние. На лице было написано безумие.

– Пошел вон!!

Пес продолжал смотреть на нее и рычать. Затем он решил, что удар не повторится, и снова наклонил голову. Теперь не было слышно лизания или лакания; Джесси услышала громкий чмокающий звук, напомнивший ей поцелуи, которыми братишка Уилл покрывал лицо бабушки Джоан при встрече после долгой разлуки.

Рычание продолжалось несколько секунд, но оно было глухим, словно кто-то положил подушку на голову пса. Джесси сидела, прислонясь к спинке, и с новой точки могла видеть ноги Джералда, а также его правую руку. Ноги немного подрагивали, словно Джералд пританцовывал в ритм песенке «Еще одно лето» «Рейнмейкерс».

С этой новой точки она лучше видела собаку, и теперь знала, где ее пасть. Она не видела лишь голову. Голова пса была опущена, а задние ноги напряжены. Внезапно раздался глухой звук разрывания чего-то, как надрывный кашель простуженного человека. Джесси застонала. – Не надо.., пожалуйста, не надо. Пес не обратил внимания на просьбу. Когда-то, когда он сидел под столом хозяев и просил объедки, его глаза умильно смотрели на Кэтрин, а пасть щерилась от преданности и смиренного ожидания. Однако теперь Принц забыл хорошие манеры, как и свое имя. Ему надо выжить, а хорошие манеры не способствуют выживанию. Он не ел два дня, тут была еда, и, хотя рядом Хозяйка, которая не разрешает взять еду, у нее ноги маленькие и мягкие, а голос свидетельствует о бессилии.