Игра Эндера. Глашатай Мертвых

Всех медленно повлекло к тому месту, где он стоял. Дэп прошелся среди ребят, прикасаясь к ним и размораживая их костюмы. Раздавались многочисленные жалобы, что Бернард и Алаи поступили нечестно, открыв огонь, когда остальные не были готовы.

— А почему вы не были готовы? — спросил Дэп. — Вы надели костюмы тогда же, когда и они. Просто все это время вы провели плюхаясь, словно пьяные утки. Кончайте ныть и давайте начнем снова.

Эндер отметил, что зачинщиками боя все считали Бернарда и Алаи. Ну что ж, отлично. Бернард знал, что Эндер и Алаи сообща научились пользоваться пистолетами. И Эндер с Алаи стали друзьями. Бернард мог думать, что Эндер присоединился к его группе, но это было не так. Эндер вошел в новую группу, в группу Алаи. И Бернард тоже входил в нее.

Пока еще это ни для кого не было понятно. Бернард продолжал все так же бахвалиться и отдавать поручения своим дружкам. Однако Алаи теперь независимо передвигался по всей комнате, а когда Бернард начинал выходить из себя, Алаи мог, слегка пошутив, привести его в чувство. На выборах старшего в группе Алаи был поддержан почти единогласно. Несколько дней Бернард дулся, но затем успокоился, и все привыкли к новому положению вещей. Группа больше не была разделена на сплоченную группку Бернарда и беспризорников Эндера. Алаи стал связующим звеном.

Эндер сидел на своей кровати с доской на коленях. Было время свободных занятий, и он играл в свободную игру. Это была стремительная, сумасшедшая игра, когда школьный компьютер все время предлагал новые и новые вещи, создавая путаницу, в которой требовалось разобраться. Здесь можно было вернуться к местам, которые тебе понравились, но если ты не вспоминал о них слишком долго, то они исчезали, и на их месте возникало что-нибудь другое.

Иногда что-то забавное. Иногда захватывающее и требующее большого проворства для того, чтобы остаться живым. Он погибал множество раз, но это было в порядке вещей. Все игры имели один и тот же принцип: будешь погибать раз за разом до тех пор, пока не усвоишь логику игры. Его фигурка на экране стартовала в образе маленького мальчика. Потом она превратилась в медведя. Сейчас это была большая мышь с длинными и изящными лапками. Он провел свою фигурку под большим количеством разнообразной мебели. Раньше он долго играл здесь с котом, но сейчас это стало скучным: слишком легко увиливать, когда изучил всю мебель.

«На этот раз не полезу через мышиную нору, — сказал он себе. — Меня воротит от Великана. Это дурацкая игра, и я никогда не смогу в ней выиграть. Что бы я ни выбрал, все будет ошибкой».

Но он все равно прошел через мышиную нору и через маленький мостик в саду. Он не стал связываться с утками и пикирующими сверху комарами — он уже пробовал играть с ними раньше, и это было слишком легко, а когда он играл с утками достаточно долго, то превращался в рыбу, что ему уже совсем не нравилось. Быть рыбой слишком походило на то, как быть замороженным в тренировочном зале: все тело окостенело, и ты ждешь, когда закончится тренировка и Дэп тебя разморозит. Поэтому, как и всегда, он увидел себя всходящим на раскатанные холмы.

Начались камнепады. Раньше он раз за разом попадал под них и превращался в липкую кровавую кашу, медленными густыми струйками сочащуюся из-под груды камней. Теперь, однако, он овладел приемами бегства из-под камней под нужными углами и выбирал участки пути, проходящие по возвышенностям.

И как всегда, камнепады прекратились, образовав непроходимые завалы. Стороны холма раскрылись, и вместо сланца стал виден белый хлеб, пышный, расползающийся и поднимающийся, как тесто, из-под отвалившейся и упавшей вниз корочки. Хлеб был мягким и ноздреватым. Его фигурка замедлила движение. А когда он спрыгнул с хлеба, то оказался стоящим на столе. Гигантская буханка хлеба у него за спиной, огромный пласт масла по соседству. И сам Великан, опершийся подбородком на руки, смотрит на него. Фигурка Эндера имела такие же размеры, как расстояние от подбородка до бровей Великана.

— Пожалуй, откушу тебе голову, — как всегда, произнес Великан.

На этот раз вместо того, чтобы броситься наутек или остаться на месте, Эндер подвел свою фигурку прямо к лицу Великана и пнул его в подбородок. Великан высунул язык, и Эндер повалился на стол.

— Поиграем в угадайку? — спросил Великан. Значит, нет никакой разницы. Великан всегда предлагает сыграть в угадайку. Дурацкий компьютер. В его память заложены миллионы всевозможных сценариев, а Великан может играть только в одну и ту же дурацкую игру.

Как всегда, Великан поставил на стол перед Эндером две огромные, до колена, стопки. Как всегда, они были наполнены разными жидкостями. Компьютер хорошо следил за тем, чтобы жидкости никогда не повторялись. Во всяком случае, Эндер такого не помнил. На этот раз в одной стопке была густая, похожая на сливки жидкость. В другой что-то шипело и пенилось.

— В одной яд, а в другой — нет, — произнес Великан. — Я возьму тебя в Сказочную Страну, если правильно угадаешь.

Угадывать означало засовывать голову в одну из стопок для того, чтобы попить. Он ни разу не угадал. Иногда его голова растворялась. Иногда он начинал гореть. Иногда он падал в стопку головой и захлебывался. Иногда он падал на стол и разлагался. И каждый раз это выглядело омерзительно. И каждый раз Великан падал от хохота.

Эндер понимал, что какую бы стопку он ни выбрал, он все равно погибнет. Игра была жульнической. После первой смерти его фигурка вновь возникла бы на столе Великана, чтобы вновь сыграть в угадайку. После второй смерти он опять оказался бы под камнепадами. Потом на мостике в саду. Потом у мышиной норы. А потом, если он снова вернется к Великану и сыграет еще раз, и снова умрет, то экран погаснет и слова «Свободная игра окончена» начнут кружить по периметру доски. И он ляжет в свою кровать и будет трястись, пока наконец не уснет. Игра была жульнической, но Великан обещал продолжение, обещал Сказочную Страну, какую-нибудь глупую, насквозь детскую, для трехлеток, Сказочную Страну, в которой, возможно, есть какая-нибудь дурацкая Мама Гусыня или Питер Пэн. Туда даже не стоило попадать, но он должен был найти способ победить Великана, чтобы попасть туда.

Он выпил жидкость, похожую на сливки и немедленно начал раздуваться, а потом взлетел как воздушный шар. Великан хохотал. Эндер снова погиб.

Он сыграл еще, и на этот раз жидкость схватилась как бетон, зажав его голову. Он стоял с опущенной головой, и Великан разрезал его со спины, очистил от костей словно рыбу и начал есть, в то время как его руки и ноги все еще трепетали.

Теперь он оказался возле холмов и решил не продолжать. Он даже позволил камнепаду накрыть его. Но несмотря на то, что его прошибал холодный пот, он взял свою следующую жизнь и вновь взобрался туда, где холмы превратились в хлеб, и вновь оказался на столе Великана, перед двумя выставленными для него стопками.

Он глядел на наполнявшие их жидкости. Одна пенилась, волнующаяся поверхность другой походила на море. Он попытался представить, какой вид смерти скрыт в каждой из них. «Возможно, оттуда, где море, вынырнет рыба и проглотит меня. А та, что пенится, вполне возможно, просто удушит. Это нечестно. Это глупо. Это подло». И, вместо того, чтобы сунуть свое лицо в одну из жидкостей, он пинками опрокинул обе стопки, а затем увернулся от рук Великана.

— Мошенник, мошенник! — ревел Великан.

Эндер прыгнул ему в лицо, вскарабкался по его губе и носу и начал вонзаться своим телом в его глаз. Из глаза выступила масса, похожая на прессованный творог, и пока Великан вопил, фигурка Эндера ввинчивалась ему в глаз, все глубже и глубже погружаясь в него.

Великан опрокинулся на спину, вид вокруг начал изменяться, и когда Великан наконец замер на земле, то вокруг уже стояли замысловатые кружевные деревья. Летучая мышь прилетела и села на нос мертвого Великана. Эндер вывел свою фигурку из глаза поверженного врага.

— Как ты попал сюда? — спросила летучая мышь. — До сих пор здесь никто не появлялся.

Понятно, что Эндер не мог ответить. Поэтому он наклонился вниз, зачерпнул полную пригоршню массы из глаза Великана и предложил ее летучей мыши. Мышь приняла подношение и улетела, выкрикивая на лету: