Игра Эндера

— Мы должны полностью разделиться, — сказал он. — Будем писать на разные темы. Ни в коем случае нельзя ссылаться друг на друга. Ты будешь работать в сетях Западного побережья, я — на юге. А теперь пошли делать домашнюю работу.

И они занялись домашней работой. Иногда мать и отца беспокоило, что Питер и Валентина почти все время проводят вместе, с компами под мышкой. Но жаловаться было не на что, так как оба приносили из школы отличные отметки и Валентина хорошо влияла на Питера. О да, ей удалось полностью изменить его. В погожие дни Питер и Валентина уходили работать в лес, а если шел дождь, проводили время в маленьких ресторанчиках и крытых парках — там они трудились над своими политическими статьями. Питер очень тщательно формировал обе личности — так, чтобы его идеи были примерно поровну разделены между ними. Но также он сотворил и парочку второстепенных персонажей, чтобы создать видимость «третьей партии».

— У каждого из нас должны появиться свои последователи, — объяснил он.

Однажды, устав писать и переписывать текст и отчаявшись удовлетворить чересчур требовательного Питера, Валентина взвилась:

— Пиши сам!

— Не могу, — спокойно возразил он. — У наших личностей не должно быть ничего общего. Ты забываешь, что потом, когда мы прославимся, кто-нибудь обязательно проведет сравнительный анализ наших текстов. Мы все время должны быть разными людьми.

И она вернулась к своей работе. Ее персонажу Питер дал имя Демосфена, а себя назвал Локком [2] . Любому сразу становилось ясно, что это не реальные имена, а псевдонимы, но это тоже было частью плана.

2

Демосфен (ок. 384 г. до н. э. — 322 г. до н. э.) — древнегреческий оратор. Прославился своими речами, в частности «филиппиками», направленными против Филиппа II, отца Александра Македонского. Именно благодаря ораторскому искусству Демосфена Греция объединилась на борьбу против Македонии. Джон Локк (1632–1704) — британский философ, чьи идеи оказали огромное влияние на развитие политической философии. Его трудами вдохновлялись американские революционеры, позднее воплотив многие политические воззрения Локка в Декларации независимости.

— Пускай ломают голову, пытаясь угадать, кто мы.

— Но если мы станем по-настоящему знамениты, правительство начнет расследование и по нашему допуску сразу все узнает.

— До того как это случится, мы успеем окопаться в полный профиль. Конечно, люди будут здорово шокированы тем, что Локк и Демосфен всего лишь пара детишек, но, видишь ли, к тому времени они уже привыкнут слушать и слушаться нас. Наш авторитет нисколечко не пострадает.

Затем они стали организовывать для своих персонажей дискуссии. Валентина делала некое заявление, а Питер под вымышленным именем пытался опровергнуть его. Она отвечала точно и разумно, и завязывалась живая дискуссия, в которой демонстрировалось незаурядное мастерство политической риторики. У Валентины был нюх на аллитерацию, ее фразы легко запоминались. Вылизав сценарий, они переносили действие в Сеть, делая разумные паузы в полемике, чтобы создать ощущение спонтанности и естественности. Иногда в их споры влезали посторонние, но Питер и Валентина либо вовсе не обращали на них внимания, либо слегка изменяли программу, подстраиваясь к новой ситуации.

Питер аккуратно записывал самые лучшие реплики, а потом проверял, не вынырнут ли они где-нибудь в другом месте. Это случалось не всегда, но все же многие формулировки повторялись раз за разом в больших дискуссиях в престижных сетях.

— Нас читают, — отмечал Питер, — наши идеи просачиваются в умы.

— Наши фразы.

— Это всего лишь единица измерения. Смотри-ка, мы приобретаем влияние. Нас еще не знают по именам, но уже обсуждают поднятые нами проблемы. Мы определяем повестку дня. Вперед, сестренка, мы пробьемся.

— Может, нам стоит попробовать самим влезть в какие-нибудь большие дебаты?

— Нет. Подождем, пока нас не пригласят.

Они работали уже семь месяцев, когда одна из сетей Западного побережья прислала Демосфену письмо с предложением вести еженедельную колонку на довольно-таки престижном новостном портале.

— Но я не справлюсь с этой работой, — сказала Валентина. — Я даже ежемесячный обзор не потяну.

— Во-первых, это два разных жанра. Во-вторых, потянешь.

— Нет. Я еще ребенок. У меня опыта нет.

— Скажи, что ты согласна, но, поскольку у тебя нет желания сбрасывать маску, они должны платить тебе гонорар не деньгами, а сетевым временем. Выцарапай у них новый допуск на имя их корпорации.

— И если правительство захочет узнать, кто я…

— Ему объяснят, что ты анонимный подписчик Калифорнийской сети. Так мы выведем из игры отцовский допуск. Я только одного не понимаю: почему Демосфена пригласили раньше, чем Локка?

— Потому что талант всегда пробьется.

Это была замечательная, увлекательная игра. Но Валентине совсем не нравилась политическая позиция, навязанная Демосфену Питером. Ее персонаж понемногу стал превращаться в злобного, достаточно параноидального публициста, выступающего против России. Это беспокоило ее еще и потому, что в их тандеме именно Питер знал, как управлять людскими страхами, и ей все время приходилось обращаться к нему за помощью. Зато Локк был умерен, корректен и сопереживал всем и вся. В этом был свой смысл. Будучи созданием Валентины, Демосфен не мог не обладать неким сопереживанием, а Локк, наоборот, играл на страхах людей, только тоньше. Но сложившееся положение дел крепко привязывало Валентину к брату. Она не смогла бросить Питера и использовать личность Демосфена в своих интересах. Просто не знала как. Впрочем, это работало в обе стороны. Питер тоже не мог обойтись без ее советов. Или мог?

— Я думала, ты хочешь объединить мир. Но если я напишу все так, как ты просишь, получится, что я призываю к войне со странами Варшавского договора.

— Да не к войне! Ты требуешь, чтобы они открыли свои сети и прекратили блокировать нас. Свободный обмен информацией. Господи, это же черным по белому записано в законах, принятых Лигой.

Вовсе не желая этого, Валентина заговорила голосом Демосфена, хотя мнения, которые она высказывала, никак не могли принадлежать ему.

— Всем известно, что с первого дня существования Лиги страны Второго Варшавского договора рассматриваются как единое целое, к которому применяются эти самые законы. Международный поток информации беспрепятственно поступает туда. А вот характер обмена информацией между участниками Варшавского договора есть их собственное внутреннее дело. И только на этом условии они согласились, чтобы Америка стала Гегемоном Лиги.

— Ты защищаешь позицию Локка, Вэл. Доверься мне. Ты должна призывать к роспуску Варшавского договора. Тебе нужно разозлить массу народа. А потом, когда ты «начнешь понимать» необходимость компромисса…

— …Меня перестанут слушать и развяжут войну.

— Вэл, поверь, я знаю, что делаю.

— Почему я должна тебе верить? Ты вовсе не умней меня, и в подобных делах у тебя тоже нет опыта.

— Мне тринадцать, а тебе — десять.

— Почти одиннадцать.

— И я знаю, все работает.

— Ладно, будь по-твоему. Но эту чушь про «свободу или смерть» я писать не буду.

— Будешь как миленькая.

— В один прекрасный день нас поймают, и у многих возникнет логичный вопрос: Демосфен — это же маленькая девочка, откуда в ней такая жажда крови? Спорим, ты расскажешь им, как заставлял меня писать все это?

— Слушай, малышка, может, у тебя просто месячные?

— Ненавижу тебя, Питер Виггин.

Хуже всего было то, что ее колонку начали перепечатывать местные сети и отец начал читать ее писанину вслух за столом.

— Наконец-то появился парень, который умеет думать, — говорил он и цитировал в доказательство несколько наиболее ненавистных Валентине пассажей. — Мы будем дружить с этими русскими гегемонистами, пока не разделаемся с жукерами. Но после победы… Не оставлять же нам половину цивилизованного мира на положении прислужников Русской империи, не так ли, дорогая?

— Дорогой, по-моему, ты воспринимаешь все это слишком серьезно, — отвечала мать.

— Мне нравится этот Демосфен. Ну, направление его мыслей. Удивляюсь, почему он не появляется в главных сетях. Я искал его выступления во время последних дебатов о международных отношениях. Знаешь, он не участвовал.

У Валентины пропал аппетит, и она вышла из-за стола. Вскоре за ней последовал Питер.

— Итак, тебе не нравится лгать отцу, — сказал он. — Ну и что? На самом деле ты не лжешь ему. Ведь он не знает, что ты Демосфен, да и Демосфен говорит вовсе не то, что ты думаешь. Две эти лжи отменяют друг друга. Самоуничтожаются.

— Неудивительно, что постулаты Локка отдают сволочизмом. При таких-то логических построениях.

Но ее раздражало не то, что она солгала отцу. Ее больше волновал тот факт, что отец во всем соглашался с Демосфеном, а ей казалось, что к ее персонажу могут прислушиваться только глупцы.