Игра или страсть?

Он нахмурился.

– Уехать куда-нибудь?

– Разве не ты как-то предлагал мне продать коттедж? Никого не удивит, если я сделаю это после того, что там случилось. Пора нам найти другой дом. Мне, конечно, придется все объяснить Эмили, но…

– А как же я? Ты же знаешь мою ситуацию. Если меня изберут в парламент, я буду проводить полгода в Лондоне и полгода здесь. Ты учла это в своих расчетах?

Вот это как раз и пугало ее.

– Я имею такое же право выбирать, как и ты, – тихо проговорила она. – Я не давала тебе никаких обещаний, как и ты мне.

– Иисусе! – Он сделал яростный жест в сторону кровати. – Тогда что произошло в этой постели? Разве это не было обещанием с моей стороны? Или с твоей? Что, черт возьми, это, по-твоему, было? Думаешь, я такой же, как мой отец? Думаешь, я рискнул бы произвести на этот свет незаконорожденного?

Он взъерошил рукой волосы и прошагал к столу, а когда вернулся, его глаза пылали гневом.

– Ты говоришь, что можешь пересказать историю моей жизни тремя-четырьмя предложениями. Совершенно верно. Это потому, что я отказываюсь навязывать друзьям свои страдания. Я справился, пережил. Я не струсил и не убежал.

Не прячься, не беги от Дэвида Керра! Переиграй его в этой игре! А если правда откроется, игнорируй ее.

Марион старалась, чтобы голос ее звучал ровно.

– Что это будет за жизнь, если я выйду за того, кто находится в центре общественного внимания? Не то чтобы ты предлагал мне выйти за тебя…

– Считай, что предложил, – парировал Брэнд.

Она опустила голову, не в силах встретиться с его взглядом.

– Я тоже буду в центре внимания. Твои враги всегда будут вынюхивать, пытаясь разузнать любую скандальную подробность, которая могла бы погубить твою карьеру. Я не буду знать ни минуты покоя. А вдруг из-за меня твоей карьере придет конец?

– Ты просишь меня отказаться от политики? Ее взгляд метнулся к его лицу.

– Конечно же, нет. Это твое дело, твоя страсть.

Последовало молчание. Он казался озадаченным, пристально вглядываясь в нее. Мало-помалу резкие линии вокруг его рта смягчились.

– Ты хочешь сказать, что делаешь это ради меня? Марион не ответила на его улыбку.

– Я делаю то, что считаю лучшим для всех.

– Понятно. В таком случае давай не будем принимать поспешных решений. Давай придерживаться нашего плана, пока не пройдут выборы.

В его голосе прозвучали веселые нотки. Он направился к двери и приостановился.

– Ты ведь не сделаешь ничего опрометчивого, не посоветовавшись вначале со мной? – спросил он, обернувшись.

– Разумеется, нет. Брэнд кивнул и вышел.

Он широко улыбался, когда встретил у лестницы Эша.

– Рад, что ты еще не спишь! – воскликнул Эш. – Почему ты не сказал мне про назначение? Поздравляю!

– Спасибо, – ответил Брэнд. – Пойдем в мою комнату и раздавим бутылочку. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

– Ты же знаешь, тебе стоит только попросить.

– Это насчет Дэвида Керра.

Пока они шли по коридору до номера Брэнда, Эш внимательно слушал план возмездия.

Глава 19

Три дня спустя они прибыли в Прайори, к теплому летнему солнцу и ароматам лаванды, розмарина и сладкого майорана, доносящимся из сада. Почти все члены семьи были на веранде, отдыхали в креслах-качалках, а лакеи разносили чай и пирожные.

Клэрис первой заметила их. Она вскочила на ноги и подбежала к Марион. Взяв ее за руки, она подвела Марион к незнакомому джентльмену, который поднялся при их приближении.

– Это, – сказала Клэрис, довольно сияя, – мой муж Освальд. Он приехал домой вчера.

Из рассказов Клэрис в сознании Марион уже сформировался определенный портрет Освальда. Ученый, потому что опубликовал книгу о Ганнибале; высокий и красивый, потому что Клэрис высокая и красивая, и мудрый как Соломон, потому что жена постоянно поет ему дифирамбы. Этот же забавный маленький человечек с кудрявыми темными волосами, широкой улыбкой и карими щенячьими глазами совсем не соответствовал ее представлению.

Невозможно было не ответить на эту улыбку. Она сделала реверанс, он поклонился, после чего последовал обмен обычными любезностями.

Герцогиня взглянула на Брэнда.

– Вы рано. Мы не ждали вас до… ну… до обеда. Брэнд пожал плечами.

– Это вина Марион. Она хотела поскорее приехать, чтобы увидеть сестер.

Герцогиня улыбнулась Марион.

– Идите ко мне и расскажите о Брайтоне. Какие последние сплетни?

Марион была поражена. Родные Брэнда знали, что он отправился в Брайтон добиваться выдвижения. Вот о чем герцогиня должна была спросить ее. Она взглянула на Брэнда.

Он стоял, небрежно прислонившись к стене террасы. Он отказался от предложенного лакеем чая, но взял кусочек торта.

– А где остальные? – праздно поинтересовался он.

Ей показалось, недоумевала Марион, или у всех стал виноватый вид?

На вопрос Брэнда ответила герцогиня:

– Феба и Флора в доме, а Эндрю и Эмили уехали кататься.

– Ты уверена? – встряла мисс Каттер. Выразительный взгляд герцогини заставил ее суетливо залопотать: – Мне показалось, я видела их в саду. – Обращаясь к Марион, она добавила: – Вы же знаете молодых людей…

Теодора безжалостно прервала ее:

– Что касается Роберта, то он приходит и уходит, когда ему вздумается.

Это наблюдение омрачило настроение всех присутствующих, и Освальду лишь частично удалось его развеять.

– Я видел, как он катался на лошади, – непринужденно заметил он, – меньше часа назад. Думаю, он направлялся в сторону холмов.

Неловкий момент прошел, Марион взглянула на Брэнда и обнаружила, что он смотрит на нее весьма красноречивым взглядом. Беда в том, что она понятия не имела, о чем этот взгляд говорил. Она отвела глаза и машинально ответила на какую-то реплику герцогини.

Последние несколько дней они редко бывали одни. Выиграв назначение, он стал человеком недели, и им обоим пришлось посещать мероприятия, где дамы развлекали сами себя, вто время как мужчины вырабатывали стратегию формирования правительства.

Она начинала думать, что лорд Хоув прав. Брэнд стремительно движется вперед и одержит победу. Одна часть ее существа страшилась этого, но другая, лучшая часть, переполнялась гордостью.

Мисс Каттер болтала о своем садике с лекарственными травами, сокрушаясь, что в цветах шиповника завелся червяк, но никто ее не слушал. Клэрис с Освальдом перешептывались как два голубка, а у герцогини и Теодоры был такой вид, словно они поссорились.