Игра королей

— Приказ подпишу я. Его величество в курсе происходящего, мы обсуждали с ним такую возможность. Но вы опять удивили меня, хотя, казалось бы, пора и привыкнуть. Василий Андреевич, не подскажете, на что мы с вами побились об заклад? Я ваш должник, но что конкретно задолжал…

— Увы, я не помню, — генерал ехидно ухмыльнулся и тут же посерьезнел. — Мэри, а кого бы ты поставила во главе комиссии?

Мария не колебалась ни секунды:

— Поскольку адмирал Кривошеев сейчас на Кремле, то лучше его не найти.

В кабинете повисло молчание, густое, как овсяный кисель. Нарушил его Константин:

— Кривошеев на Кремле, верно. Но почему он? Немного найдется на флоте людей, которым вы нравились бы меньше, чем ему. Если Кирилл Геннадьевич возглавит комиссию, в руках вашего недоброжелателя окажется смертельно опасное оружие. Оружие против вас.

По-кошачьи потянувшись, Мария все-таки взяла сигару, отхватила кончик, прикурила впервые за все время разговора.

— Я бы не назвала Кривошеева недоброжелателем. Да, адмирал меня не любит, и, кстати, есть за что. Но он кристально честный человек. Въедливый, дотошный и честный. Кроме того… я не жалуюсь на воображение, но представить адмирала Кривошеева подкупленным или запуганным не могу. И никто на флоте не может. Его авторитет неоспорим. Если следов моего — или вашего — касательства к гибели Никиты не найдет Кривошеев, все уляжется. Кстати, хорошо, что приказ подпишете вы. Вы подпишете, а я вручу. Лично, при свидетелях. Это произведет хорошее впечатление.

Графиня Корсакова замолчала и некоторое время вертела в пальцах сигару. Константин, не скрываясь, наблюдал за ней. Похоже, инцидент в Адмиралтействе научил Марию осторожности: в ее движениях появилась расчетливость, которой раньше не было. Он ясно видел — сейчас женщина уж точно не позволит горящему концу приблизиться к коже.

Что ж, ее можно понять. Пусть раны и затянулись, но подвижность еще не полностью вернулась к изрезанной осколками хрусталя ладони. Великий князь не знал, что скрывается под неизменной перчаткой: расспрашивать или, тем более, просить показать было неловко, а сама Мария перчатку на людях не снимала.

— Думаю, что ничем серьезным расследование мне не грозит, — задумчиво продолжила она, следя за огоньком сигары. — Разумеется, абсолютно безгрешными бывают только святые и новорожденные младенцы… и в семье Корсаковых, увы, имеется свой шкаф со скелетом. Однако, поскольку искать будут доказательства МОЕЙ вины, вряд ли он попадет в поле зрения комиссии.

Она вдруг вскинула голову и посмотрела на Константина в упор. Спрятать глаза он не успел. Лицо женщины стало совершенно пустым.

— Интересно, вся Империя уже в курсе, что хорошей жены из меня не вышло? Или только Кремль?

— Что за глупости ты говоришь! — взорвался Василий. — Какой дурак сказал тебе такую чушь?!

— От хороших жен мужья не гуляют, таков общепринятый взгляд на вещи, разве нет?

Голос графини дрогнул. На секунду ее губы исковеркала странная, уродливая усмешка, и тут же исчезла, уступив место угрюмому спокойствию.

— Хорошие мужья не гуляют ни от каких жен, — наставительно проговорил Константин в пространство, глядя поверх голов своих собеседников.

— А вам-то откуда знать, ваше высочество? — ядовито осведомилась Мария. — Или вы успели жениться, а я и не заметила?! Ладно, это все сейчас неважно. Если вы сочтете нужным подготовить приказ, то я, с вашего позволения, хотела бы слетать домой и переодеться. Сегодня среда, значит, Кривошеев гоняет шары в бильярдной Офицерского Собрания. Что ты на меня так смотришь, Василий? Не ты один собираешь информацию.

Злая улыбка слегка оживила лицо женщины. Это по-прежнему была маска, но предназначалась она не для греческой трагедии. Скорее, для Вальпургиевой ночи.

— Редкий будет цирк. Только, Константин Георгиевич, прикомандируйте ко мне Северцева. А то, не ровен час, и на арену выйти не дадут.

В Офицерском Собрании Мэри бывала нечасто. И не потому, что ей там не нравилось. Просто неписаное правило гласило: замужней даме не следует посещать сей мужской оплот без супруга. Будь ты хоть сто раз боевой офицер — не следует. А муж-то дома появляется редко, да и развлечения, предлагаемые огромным доминой на Циолковского, не слишком жалует.

Ничего не поделаешь. Забралась в кузов — не говори, что не груздь.

Разумеется, были балы. Но эти последние не жаловала уже она. С чего бы? — ведь тот, самый первый, в честь ее воссоединения с семьей, прошел вполне гладко. Но — помпезность. То ли дело потанцевать на вечеринках в посольствах! Тем паче что туда она вполне могла прийти одна. Или с тем же Эриком: оставаясь редкостным оторвой и человеком без родины, ван Хофф тем не менее на Кремле оказывался существенно чаще Никиты.

Их дружба, опасно балансирующая на грани флирта, казалась странной многим, если не всем. Тридцать пять лет разницы! Не говоря уж об обстоятельствах знакомства! Вы слышали? Нет, вы слышали?! Пистолет к затылку, ну надо же! Да-да, веганские рубины, кольцо и гребень… да бог с ним, с гребнем, сколько бы он ни стоил, но кольцо! Кольцо! Куда смотрит муж?!

Муж смотрел куда надо. Склонный в первые годы брака ревновать ее к каждому столбу, Эрика Никита почему-то совершенно не принимал в расчет. Впрочем, чему удивляться? Все, что было (точнее, не было) между Мэри и ван Хоффом, случилось еще до свадьбы. А кроме того… служба есть служба. У жены адмирала было прошлое, никак не связанное с ее благоверным, и с этим приходилось считаться не только его высокопревосходительству.

В общем, довольно близкое общение таких разных — и таких похожих! — людей Никиту Корсакова совершенно не напрягало. Что же до всех остальных, то любому, кто рисковал поставить ей на вид, графиня Корсакова легко и непринужденно указывала маршрут следования. А невозмутимо-одобрительно улыбавшийся на заднем плане супруг только добавлял веса ее высказываниям.

Впрочем, хватит воспоминаний. Переливчато-серый, менявший цвет в зависимости от освещения «Ирбис-Адмирал» начал снижаться над крышей Офицерского Собрания. Что ж, надо готовиться к выходу на исходные позиции. Шоу, будь оно трижды проклято, должно продолжаться.

Кстати, именно ван Хофф несколько лет назад подсунул Мэри подборку стихотворений. И одно из них, точнее, последние его строчки, зацепили графиню Корсакову, вынужденную играть в спектакле, который — как и выпавшая роль — не слишком ей нравился.

Увы, мы никогда уже не сможем Снять маски, чтобы выйти на поклон. [3]

Черт побери, она никогда не ощущала в себе тяги к стихоплетству, но ответ, помнится, родился сам собой:

3

Стихи Дмитрия Смирнова.