Игра Лазаря

Промокшее пальто и природная худоба недвусмысленно намекали, что пора бы убраться в тепло. Лазарь поднял озябшими пальцами воротник и зашагал к тротуару. Впереди показалась компания из четырёх человек. Леонард и трое подростков в дутых куртках настигли Лазаря на островке между гаражами и подъездной дорогой – как раз в том месте, где пятно света под клюкой фонаря уступала место густеющей зимней мгле.

– Совсем опух! – взял с места в карьер Леонард, в то время как трое остальных брали Лазаря в кольцо. Одинаковые обветренные лица и бритые налысо головы. Стая степных волков. – Ванюша, ты вообще в курсе, что за этим последует?

Лазарь обежал глазами двор. Тротуары и дорога пусты и неподвижны в обе стороны. Мороз разогнал соседей по домам, оставляя бонусную драму насыщенного вечера без зрителей

– Ну, объясни, объяснитель.

– Зря скорую отпустил, чудак! – усмехнулся один из лысых, и тут же ударил Лазаря мыском ботинка под колено. Нога подогнулась, но устояла.

Леонард великодушно развёл руками:

– Объясняю! Нарушил правила – готовься к ответным действиям. Уговор есть уговор – зуб за зуб, глаз за глаз.

– А бить, стало быть, будете авансом? – уточнил Лазарь.

И, чтобы не оттягивать неизбежное, резко развернулся в другую сторону и влепил кулаком в глаз одному из лысых. Хотелось достать того, кто распустил ноги, но Лазарь не был уверен, что попал в нужного – все трое были неотличимы друг от друга.

Земля с треском ушла из-под ног, и Лазарь кулём рухнул на правый бок. Что-то очень твёрдое, обладающее ужасающей кинетической энергией, выбило из-под него обе ноги. Уже с земли Лазарь разглядел в снегу большой деревянный обломок и несколько щепок поменьше – останки бейсбольной биты, разломившейся о его правую лодыжку.

Ответ Леонарда он услышал, свернувшись в позу эмбриона на снегу и закрывая голову руками. Вставать и сопротивляться было поздно, бесполезно, и, кроме того, слишком травмоопасно.

– Бить... тебя... мы будем… ногами...

Все четверо, сопя и отдуваясь, с энтузиазмом охаживали Лазаря по бокам, ногам и голове; кто-то особо усердный пытался запрыгнуть на голову.

– Теперь... дошло?.. – пыхтел Леонард.

– Да он не слышит! – сипло закричал кто-то из лысых. – Уши закрыл!

Лазаря почувствовал, как его хватают за запястья и силой разводят руки в стороны, дабы оставить голову неприкрытой. Как только им это удалось, несколько прицельных ударов кулаком достали по скулам и в висок. Все звуки приглохли, словно уши набрали воды.

Перед тем как отключиться, уже с периферии сознания Лазарь расслышал, как один из нападающих в экстазе предлагает остальным:

– Давайте ему яйца отобьём! Давайте яйца ото...

4

Он отключился ненадолго – секунд на десять. Он всё ещё слышал звуки драки, но отстраненно, как будто били совсем не его. Наконец, он понял, что его действительно больше не бьют, и открыл глаза.

Удивительно, но драка ещё не закончилась. Пока он отсутствовал, какой-то крепыш в вязаной шапке с помпоном подоспел на подмогу и уже успел уложить троих лысых. Теперь он, энергично размахивая короткими руками-мельницами с внушительными кулаками-набалдашниками, жал во весь опор за четвёртым. Кажется, за Леонардом.

Как и кто запихнул его на заднее сиденье машины, Лазарь не помнил. Помутнённое неожиданной встряской сознание ещё не восстановилось до конца. Однако он совсем не удивился, когда с водительского сиденья услышал озлобленный и чуть истеричный голос Сенса:

– Так и знал! Так и знал, что попрёшься!

Шапка с помпоном нервно подрагивала над подголовником. Старенькая «шестёрка» резко тронулась, и, надрываясь каждой новой передачей, стала рывками набирать ход. Лазарь почти не ощущал боли, всё тело словно онемело. Правую ногу как будто отняли.

– Леонарда догнал?

– Куда там! – Сенс в сердцах хлопнул ладонью по рулю. – Соскакивал, как газель Томсона. Какого лешего ты творишь?

– Любопытство... Забыл, что ты такой гладиатор, а то непременно взял бы с собой.

Год назад Сенс записался в качалку, и с тех пор здорово раздался в плечах. Если бы Лазарю сказали тогда, что через год этот тюфяк без особых проблем уложит в одиночку троих отморозков, он бы рассмеялся предсказателю в лицо.

– Да ведь ты на всех кладёшь с прибором! Плюёшь с колокольни! Чихаешь без платка! И вдруг любопытство?

– Давай про глубинную психологическую подоплёку потом потрещим, а? Башка и так болит.

– При чём здесь подоплёка? – кипятился Сенс. – Я ж не идиот, всё понимаю. За одно любопытство так знатно не отделывают.

Машину бросило влево, потом резко вправо – Сенсор, не снижая скорости, выскочил на магистраль.

– Она была ещё жива, когда я пришёл, – объяснил Лазарь. – Не бросать же так. Позвонил в ноль три – может, откачают. Ей повезло. Из всех способов самоуничтожения она выбрала самый помпезный и малоэффективный.

Сенс ударил по тормозам. Машину резко дёрнуло вперёд, Лазаря бросило на спинку переднего сиденья. Вот теперь он почувствовал боль – правую ногу словно прошило раскалённым прутом.

Сенсор обернул перекошенное злобой лицо:

– Ну, вот и поболтаете с ней об этом. Мы едем в больницу!

5

В столовую вошёл Матвей. Электронный таймер на микроволновой печи показывал полночь. Полумрак комнаты разбавлял свет фонаря на веранде, проникающий в помещение сквозь незашторенное окно. Лазарь сидел за столом и пил кофе, водрузив загипсованную ногу на стул.

– Будешь?

– Сиди, сам налью, – Матвей прошёл к плите и пощупал чайник. – Пьёшь холодный или давно сидишь?

– И то и другое.

Лазарь принял от Матвея новую чашку с кофе и посмотрел в окно. Мороз рисовал на стекле ледяные узоры, напоминавшие полукруглые потёртости, оставленные диском шлифовальной машинки. За стеклом свет фонаря выхватывал из мрака стайки мелких снежинок, кружащихся на ветру золотистым конфетти.

– Её родной отец погиб, – Лазарь перевёл взгляд на Матвея. – Был в рейсе и не вернулся. Даже тела не нашли. Утонул. Никто не знает, как и почему. Ей тогда было меньше, чем Малому сейчас – лет десять. На место родного пришёл приёмный. И тоже моряк, близкий друг отца. Не знаю, любила его мать или нет, но мужик в доме нужен. Особенно когда на плечах не лисье манто, а малолетняя дочка. Жизнь пошла дальше, а какая жизнь у моряка? Полгода в рейсе, полгода дома. А иногда и того меньше. Наверное, полюбить падчерицу он так и не смог. Не успел. Это как в спортзал ходить – если через месяц тренироваться, ничего на том месте, где должны быть бицепсы, не вырастет. Вот и у него не выросло...

Когда Янике исполнилось пятнадцать, мать забеременела. Счастья полные штаны, все готовились к пополнению. Да видно, не судьба. Тяжёлые роды вышли, преждевременные. Ребёнок умер, прихватив на тот свет и мать. Ещё один удар по девочке. А у нашего моряка тогда жизнь круто повернулась – несовершеннолетняя падчерица осталась одна. Ничего не поделаешь, пришлось ему профессию свою маятниковую бросать. Думаю, с этого всё и началось. Только представь: семью построить не удалось, карьера псу под хвост, остался один, да ещё с чужим ребёнком на руках. Неродным ребёнком. Калиму нужен был козёл отпущения, и он стал искать его.