Игра на понижение
Шрифт:
Это, пришедшее ему в голову сравнение, наш «Х» припомнил однажды во время посещения Китая в качестве туриста. Там он, между прочим, узнал о том, что китайцы блестяще научились подделывать приготовленную курицу и даже свежие куриные яйца. Он видел их собственными глазами, хотя пробовать – не пробовал. Рассказывали, что соевое мясо, каким-то образом наращенное на палочки из бамбука, имитирующие кости птицы, ну никак не отличишь от настоящей курицы, ни по виду, ни по вкусу. Но шедевр подделки это, конечно, куриные яйца: когда жарят из них яичницу, та получается вкуснее, чем из яиц настоящих. Правда, китайцы способны на чудеса и похлеще: чего стоит одна только башня из ста шаров, находящихся один в другом, которую им показывали в Шанхае. Когда кто-то заводил разговор о гениальной имитации, на которую способны китайцы, те представляли все чертежи и планы, доказывающие осуществление уникального проекта, не имеющего аналогов в мире. И добавляли, что эти шары ничто иное, как опровержение известной поговорки: «не складывайте все яйца в одну корзину, чтобы не расстраиваться неудачным проектом». Проект удачен и осуществлён и у китайцев нет повода расстраиваться.
Особо не расстраивался и наш «Х»: ни по поводу надменных и циничных людей, которых он складывал в отдельную корзину и от которых временами зависел, ни по поводу китайских
Поначалу он ничем не отличался от других. Как все, играл со сверстниками в войну на развалинах разбомблённого дома, как все, учился в советской школе и был, конечно же, отличником, как все, окончил советский Политехнический институт, как все, был по самой распространённой профессии инженером-механиком, число которых в конце 60-х превышало потребности хозяйства в 10 раз, как все, имел оклад 110 рублей в месяц. В армии не служил, поскольку в тот период времени двухмесячные лагеря после окончания вуза были достаточным условием для получения звания «офицер запаса». Дальнейшее прохождение летних лагерей и переподготовки в них саботировал, как только мог и, в результате, так ни в одном из них и не был. Потом пошёл несколько нетрадиционным путём, плюнув на инженерскую карьеру и став солдатом 40-тысячной армии эстрадных артистов и являя зрителям своё авторско-исполнительское искусство с гитарой в руках и объездив с концертами большую часть страны. А дальше вообще сошёл с пути, но не как железнодорожный состав, окончивший свою жизнь катастрофой, а уходом в тот самый – господи, тогда ещё и слова-то такого не существовало – дауншифтинг, о котором зашла речь.
Как-то наш «Х» случайно увидел где-то картинку с соответствующей подписью внизу, и понял, что это про него. Правда, не совсем.
Размышления о дауншифтинге
– И почему же не совсем? – раздался виртуальный вопрос Саи Бабы.
– А потому что причины у меня были несколько иные. И не то чтобы спуск по карьерной лестнице, и не то чтобы абсолютный уход куда-нибудь в секту, в коммуну хиппи или, уж тем более, в скит в глухой сибирской тайге, а нечто среднее между первым и вторым. И потом в этой вилке между первым и вторым находились две мои сугубо личные проблемы – как бы это помягче сказать – проблема национальная и политическая.
– Это очень громко сказано. Тогда, видимо, речь идёт не столько о причинах, сколько о мотивах твоего желания уйти в иную жизнь.
– Бесспорно, Вы правы, так будет гораздо точнее. Хотя какой-либо разграничительной линии между тем, что было раньше и тем, что стало потом, я бы не стал проводить. Это, скорее, смещение личностных акцентов в определённую сторону или, иными словами, примат личностного над навязываемым, спускаемым сверху, обязательным, если хотите.
– То есть, ты всю жизнь подчинялся приказам и распоряжениям, был зависим от чужих мнений и, быть может, прихотей, а теперь свободен и волен в своих поступках и действиях. Так, что ли?
– Совершенно верно. Хотя в одной из частей моей трудовой биографии длиной в семнадцать лет довлели надо мной не столько приказы и распоряжения, сколько прихоти и диктат.
– Но ведь в таком положении находится абсолютное большинство людей на земле, находящихся в той или иной сфере деятельности.
– С одной небольшой разницей, заключающейся в том, что в нормальной стране с нормальным обществом это абсолютное большинство всю жизнь сосуществует в идеальной – ну, пусть точнее, относительной – гармонии со всем остальным, тем, что имеет место за пределами этих чужих приказов, распоряжений или прихотей.
– А в твоей стране, значит, было иначе? То есть ты хочешь сказать, что вне службы и работы ты тоже испытывал определённый дискомфорт, не связанный, скажем, с безответной любовью, с неудавшейся семейной жизнью или, наоборот, с фатальным одиночеством?
– Именно так. – Но не станешь же ты утверждать, что виной такого твоего состояния являлось, допустим, сплошное жульничество во всех без исключения сферах жизни или не понравившееся тебе косноязычие и, как вы говорите, «мудаковатость» первого и второго президентов страны?
– Нет, конечно. Хотя и это мне тоже никогда не нравилось. Здесь речь совсем о другом. Если позволите, я сделаю небольшой экскурс во времена моей ранней юности, а быть может даже ещё из детства.
– Слушаю.
– В начале девяностых годов в стране открылись границы и хлынул из Советской страны поток эмигрантов, невозвращенцев, туристов и мне среди прочих посчастливилось побывать в Австралии. Раньше я посещал только Польшу и Болгарию, страны братского соцлагеря, как бы разрешённые для посещения. А тут по вызову оказавшегося аж! на пятом континенте дальнего родственника мне разрешили поехать за тридевять земель или, правильнее было бы сказать, и за тридевять морей тоже. За два месяца пребывания там я сделал вывод для себя, что страна с точки зрения заселённости напоминает чем-то Сибирь, плотность населения и здесь, и там – 2,5 человека на км2, – только что климат прямая противоположность сибирскому. При всём высоком уровне жизни кроме как работой, заниматься, чтобы побороть скуку, там практически нечем, разве что катанием на яхтах, рыбалкой в океане и челночным туризмом в Европу и в Америку, так как свою периферийность австралийцы объективно ощущают, но признавать её не хотят. Хотя, если попытаться найти райскую по экологии и пищевому изобилию страну в современном мире, то
на первом месте оказалась бы, по всей видимости, именно эта страна. Не будучи в других странах западного мира, я, тем не менее, косвенно, пришёл именно к такому выводу, потому как страна создана для того, чтобы наслаждаться в ней жизнью, уходя в произвольно выбранный дауншифтинг. И я занимался именно этим, вспоминая и рассказывая русскоязычным австралийцам истории, связанные с подобным времяпрепровождением в Советском Союзе, с той только разницей, что дауншифтинг для некоторых там оказывался не добровольным, а принудительным. Рассказывал про истопников и кочегаров с высшим техническим образованием и даже, порой, с кандидатским званием, которым дали возможность добровольно покинуть столицу и другие областные центры страны и уехать… на Камчатку или на Сахалин, от несогласия с политическим курсом страны и с социалистической повседневностью. Некоторые из них спились, а некоторые, вытатуировав на груди слово «БИЧ», стали незаконно вылавливать и потрошить идущую на нерест рыбу, продавая за ту же водку приезжим с материка красную икру. Унылое житьё было у них, можно сказать, скотское, но зато вольное и независимое. Бывая там неоднократно, я лично общался с такими, бывшими, возможно неудавшимися, физиками-ядерщиками, выгребавшими золу из печки после сгоревших дров ввиду отсутствия газа на полуострове и рассуждавших о едином минеральном составе Вселенной и о жизни нашего солнца и звёзд вообще. Я так же рассказывал австралийцам одну историю про двух художников, которые ввиду несогласия с принципами социалистического реализма и неприятия их творчества старшими товарищами и, естественно, членами Союза художников СССР решили бросить всё к чёртовой матери и уехать жить в глухую тайгу. Они приняли решение поехать на поезде в какую-нибудь глухомань и по дороге в произвольно выбранном месте выпрыгнуть из вагона и, если повезёт, и они не разобьются, прожить несколько месяцев в лесу. Питаться ягодами и грибами, а из вещей взять с собой только пилу и топор. Так и поступили. И всё у них получилось согласно плану: жили в построенной наспех лачуге, на ночь поочерёдно менялись местами – один спал в глубине времянки, другой у входа. Если этого другого задерёт вдруг медведь, значит, ему не повезло, и в этом будет повинно его несогласие с социалистическим реализмом – так шутили они. Однажды во время блужданий увидали вдали огонёк и решили на него пойти. Вышли к избушке. Жильцом этой избушки оказалась древняя старуха, которая вот уже много-много лет жила одна с двумя козами, выращивала картошку, варила её, и вместе с козьим молоком и собираемыми дикими плодами как-то перебивалась. Пришельцев на время поселила в сарае. Однажды утром услыхали они, как кто-то декламирует стихи. Безмерно удивились и стали прислушиваться. Никак «Евгений Онегин», или чего-то перепутали? Вылезли из сарая, проползли на четвереньках по высокой траве к избушке и не поверили своим глазам и ушам: на лавочке сидит их старуха, смотрит в небо и читает наизусть Александра Пушкина.– У нас, в Индии, такое практикуют йоги, – раздался голос Саи Бабы – которые уходят умирать в Долину смерти, когда почувствуют, что пришёл их конец пребывания в этом мире. И читают вот так же наизусть, только не Пушкина, а «Махабхарату».
– Я слышал про это, и сам хотел бы закончить дни своей жизни на этой земле именно вот так же отрешённо. Только по-европейски.
– Что ты имеешь в виду?
– Да ничего особенного. Просто я хотел бы уйти в мир иной – как бы Вам это сказать – не каким-нибудь библейским пустынником или йоговским отшельником, да, пожалуй, что и не монашеским схимником. Я хотел бы уйти человеком, соответствующим своему времени, – раз уж судьба предназначила мне именно этот отрезок времени в календаре рода человеческого. И в то же время не передовиком производства, не народным артистом, не депутатом парламента, но и не безызвестным дворником-забулдыгой. И, лучше, кремированным и развеянным по ветру, чтоб ни с кем рядом, и уж тем более не с тем самым подметальщиком-пьяницей, если уж место погребения простым смертным дают согласно плану захоронений, а не по выбору.
– Так что ты имеешь всё-таки в виду? Это какая-то спекуляция.
– Известность среди народа, известность в окружении безродной толпы, пусть даже обожающей и поющей тебе дифирамбы, – это не мой удел. Известность мне вообще не нужна, я чужд её. А весь смысл сегодняшней жизни сводится к тому, чтобы всеми правдами, а, чаще, неправдами пробиться на вершину иерархии, быть популярным, известным, купаться в дешёвой славе, главное, в деньгах и удовлетворять при этом ничтожное своё самолюбие, которое у большинства пробившихся туда, как правило, очень и очень мелочное и болезненное. Ну, то, что оно мелочное, идёт, полагаю, от менталитета и недостатка культуры, а то, что должно быть при этом много денег – так ведь у порядочного русского человека их никогда и не было, и даже не потому, что он был порядочным, а потому, что 3/4 населения России были нищими и пропивающими даже то, что удавалось заработать. И вот ещё один аспект. Стереотип мышления и окружающая жизнь, в которой человек формируется, толкает его на продвижение прогресса только в определённом коридоре, единственно допустимом на нашей Земле и, создаётся такое впечатление, что как бы кем-то разрешённом свыше. А куда нас, с мелочным и болезненным самолюбием, привёл этот коридор? На день сегодняшний, – ещё не к окончательному, но к частичному коллапсу, экономической стагнации. Единственное спасение в ближайшей перспективе это войны, – и не надо притворяться гуманистами, гуманизм давно уже себя изжил. Ну, расселение там, скажем, китайцев по всей Сибири, но они не поедут севернее широты произрастания пшеницы, ну, освоение пахотных земель на Луне и на Марсе, если эти земли там существуют и их уже не освоили какие-нибудь более шустрые пришельцы из других миров. Можно, правда, в порыве грандиозных советских планов не лететь так далеко, а дождаться, когда сойдут льды с Антарктиды в результате глобального потепления, и начать распахивать её. Но к тому времени такие энтузиасты, как я, уйдут поголовно из жизни, а, начиная с предыдущего поколения, с созидательными инстинктами молодёжь уже не рождается. Значит, впереди нас ждёт только разрушение, иными словами, войны. И, дай бог, чтобы не всеуничтожающие. По-моему, это реальная будущность, перед которой мы стоим.
– Отчего же так пессимистично? Ты ведь вырос в советской России, а там идеи человеческой гуманности, взошедшие на почве извечных страданий, голода и нищеты, всегда ставились во главу угла её политики и существования.
– И оттого она разрослась в такую гигантскую империю?
– Ну, это уже вопрос другого порядка. Но что касается амбиций русских царей, то с их подачи были заняты, фактически, земли, оккупированные когда-то татаро-монголами, после того как они их оставили. А что касается России, то принцип руководителей русского народа, как ты знаешь, всегда оставался одним и тем же: пусть гигантскими людскими потерями, но лишь бы государство прирастало новыми территориями.