Игра Нептуна
Шрифт:
– Превосходно, Клементина. А ваша Жозетта не болтлива?
– Она знавала лучшие времена. Даже жила когда-то на широкую ногу, была настоящей дамой. Теперь занимается совсем другими делами. Она будет молчать о вас, вы о ней. Хватит о пустяках. Скажите, а подлянку с вилами, случайно, не ваш монстр устроил?
– Вот этого-то я и не знаю, Клементина. Либо он, либо я.
– Ну и дела! – Она покачала головой, доставая одеяла. – Аж кровь в жилах быстрей побежала.
– Вы меня удивляете!
– Что ж тут удивительного? Без таких вещей на свете было бы скучно жить. Нельзя же всю жизнь только и делать, что варить
– Понимаете, – объяснил Адамберг, двигая диванчик, – я столько выпил, что не помню вообще ничего.
– Со мной такое однажды случилось: я была беременна дочкой, упала на тротуар, что было потом, не помню.
– И у вас были ватные ноги?
– Вовсе нет. Похоже, я бегала по бульварам, как кролик. За чем я гналась? Тайна, покрытая мраком.
– Тайна, – повторил Адамберг.
– Не беда. Никогда точно не знаешь, за чем бежишь. Шаг влево, шаг вправо, что это меняет?
– Я могу остаться, Клементина? Я вас не стесню?
– Ничуть, я вас подкормлю. Надо набраться сил, чтобы бегать.
Адамберг открыл сумку и протянул ей горшочек с кленовым сиропом.
– Я привез это для вас из Квебека. Его едят с йогуртом, с хлебом, с блинчиками. Хорошо пойдет с вашим печеньем.
– Как мило… Учитывая все ваши проблемы, я тронута. А горшочек красивый. Сок течет из деревьев?
– Да. Самое сложное – изготовить горшочек. А все остальное просто – надрезается ствол, и сок начинает капать.
– Практично. Вот бы так же со свиными отбивными…
– Или с правдой.
– Нет, с правдой сложнее. Она прячется, как гриб в траве, одному Богу ведомо почему.
– И как же ее найти, Клементина?
– А как гриб. Вороша листья в темных уголках. Иногда на это уходит уйма времени.
Впервые в жизни Адамберг проснулся в полдень. Клементина снова разожгла камин и бесшумно навела на кухне порядок.
– Мне нужно нанести важный визит, Клементина, – сообщил Адамберг за кофе. – Подправите мне грим? Я могу побрить голову, но не знаю, как вернуть рукам белый цвет.
Адамберг принял душ, и его кожа снова стала смуглой, а лицо осталось бледным.
– Я не умею, – призналась Клементина. – Лучше поручить это Жозетте, у нее есть все причиндалы. Она каждый день красится по часу.
Жозетта мгновенно засуетилась: осветлила тон на руках комиссара, подмазала шею и лицо и пристроила на живот подушку, чтобы он выглядел поупитанней.
– Почему вы проводите так много времени за компьютером, Жозетта? – спросил Адамберг, пока старушка трудилась над его волосами.
– Перевожу, компенсирую, перераспределяю.
Адамберг не стал уточнять, что именно она переводит и распределяет. При других обстоятельствах он наверняка заинтересовался бы деятельностью Жозетты, но не в этой экстремальной ситуации. Он поддерживал беседу не только из вежливости, но и потому, что упреки Ретанкур на него подействовали. Дрожащий голос Жозетты звучал очень мелодично, и Адамберг мгновенно распознал неистребимый акцент человека, родившегося и выросшего в богатстве.
– Вы всегда работали в информатике?
– Начала в шестьдесят пять.
– Наверное, непросто было.
– У меня получается, – сообщила старушка ломким голосом.
Окружной комиссар Брезийон жил в роскошном
доме на авеню Бретей и не возвращался домой раньше шести-семи вечера. Из достоверных источников было известно, что его жена проводит каждую осень в дождливой Англии. Если во Франции и есть место, где полицейские не будут искать беглеца, так это здесь.В половине шестого Адамберг спокойно проник в квартиру с помощью отмычки. Он устроился в шикарной гостиной, стены которой были заставлены стеллажами с книгами. Право, власть, полиция и поэзия. Четыре направления на разных этажерках. Шесть полок со стихотворными сборниками – выбор побогаче, чем у сельского кюре. Стараясь не оставить следов жидкой пудры на дорогих обложках, комиссар перелистал тома Гюго в поисках серпа, брошенного на звездной ниве. Он знал, что эта нива находится над Детройтом, но серп был пока недосягаем. Адамберг проговаривал про себя речь, приготовленную для окружного комиссара. Сам он в эту версию почти или даже совсем не верил, но только она могла убедить его шефа. Он шепотом повторял целые фразы, пытаясь замаскировать словами свои сомнения и найти искреннюю интонацию.
Не прошло и часа, как в замке повернулся ключ. Адамберг положил книгу на колени. Брезийон подскочил на месте и едва не закричал, увидев в своей гостиной неизвестного ему Жан-Пьера Эмиля Роже Фейе. Адамберг приложил палец к губам, подошел, мягко взял Брезийона за руку и подвел к креслу, стоявшему напротив того, в котором сидел сам. Окружной комиссар был скорее изумлен, чем напуган, вероятно, потому, что внешне Жан-Пьер Эмиль выглядел вполне мирно. Кроме того, эффект неожиданности на короткое время лишил его дара речи.
– Тихо, господин окружной комиссар. Не стоит шуметь. Крик вам не поможет.
– Адамберг, – произнес Брезийон, отреагировав на голос.
– Собственной персоной. Приехал издалека ради удовольствия побеседовать с вами.
– Комиссар, просто так вам это не сойдет, – сказал Брезийон, успевший взять себя в руки. – Видите этот звонок? Я позвоню, и через две минуты здесь будет полно полицейских.
– Дайте мне две минуты, а потом жмите на здоровье. Вы юрист и должны выслушать свидетельства обеих сторон.
– Две минуты с убийцей? Вы много хотите, Адамберг.
– Я не убивал эту девушку.
– «Они все так говорят», правда?
– Но не у всех в команде есть шпион. За два дня до вашего визита кто-то навестил мою квартиру, открыв дверь дубликатом ключа, который хранится в отделе. Кто-то просмотрел досье на судью, а заинтересовался им еще до моей первой поездки.
Адамберг начал скороговоркой излагать свою версию, понимая, что много времени Брезийон ему не даст и он должен как можно быстрее заронить в него сомнения. Он не привык говорить в таком темпе и спотыкался о слова, как бегун при спурте запинается о камни.
– Кто-то знал, что я хожу по перевалочной тропе. Знал, что у меня там есть подружка. Кто-то убил ее, как убивал судья, и оставил на ремне мои отпечатки пальцев. Положил эту улику на землю, а не бросил в ледяную воду. Много доказательств, господин окружной комиссар. Досье слишком полное и слишком неопровержимое. Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное?
– Возможно, такова печальная правда. Это была ваша подружка, следы ваших рук, ваше пьянство. Тропа, по которой вы шли, и ваша одержимость судьей.