Игра реальностей. Дрейк

До сладкой щекотки в животе, до дрожи в коленях.

Как любят новую заветную игрушку, радость от которой не иссякает. Вроде бы ничего особенного: обычный ноутбук, обычная операционная система, стандартные приложения, за исключением одного — темного окна с равномерно мерцающим курсором — нить, ведущая к Дрейку. Завораживающая, притягивающая, почти запретная и оттого еще более кружащая голову.

Как это окно было связано с начальником, я не знала. Может быть, с помощью интернет-тоннеля по непонятному мне VPN-у, сцепленному с другим ноутбуком на том конце, или с помощью какой другой хитрой технологии не перестающего удивлять возможностями мира Уровней?

И где находился тот ноутбук? У Дрейка дома? В «реакторе»?

Но главное, где-то там пальцы Великого и Ужасного Гудвина касались клавиш, чтобы печатать ответы на мои вопросы, и это вызывало странный будоражащий трепет в желудке.

Несколько дней назад Дрейк сообщил, что на моем рабочем компьютере установлена специальная программа, наподобие чата с одним единственным собеседником, где, если в том возникнет необходимость, можно задавать вопросы или докладывать о внезапно изменившихся планах.

И с тех пор понеслось!

Впервые за долгие две с половиной недели я напрочь позабыла о голоде и только и делала, что печатала. Печатала много и жадно — все, что приходило на ум, руководствуясь принципом «Не захочет отвечать, скажет прямо. Или промолчит». Тогда чего бояться? Со страхами у меня теперь был разговор короткий, а вот новой и полезной информации появился вагон и маленькая тележка.

И вот что я печатала вечерами, забравшись на диван с чашкой чая, уперев ноутбук в подлокотник:

— Дрейк, не могу разобраться, как идет время в вашем мире, когда я нахожусь в своем?

— Четыре часа в твоем равны одному часу здесь.

(Ага. Наконец-то ясность. Получается, один к четырем)

— А у меня будут выходные?

— Когда понадобится день, сообщи. Я выделю.

— Скоро ли я смогу приступить к работе?

— Нет. Рано.

— А почему на улицах вашего мира нет детей? Я только недавно это заметила.

— Долгое сложное объяснение. При встрече.

— Дрейк….

— Да.

(От такого отклика почему-то стало очень тепло на душе, и я еще долго молчала, глядя на короткое и простое слово. Потом наконец решилась задать наболевший вопрос).

— А можно при перемещении переносить с собой живые объекты?

— Можно. Самостоятельно не пробуй. Научишься в будущем, это будет связано с твоей работой.

— Спасибо….

(Тишина. Но то самое «да» безо всякой причины продолжало греть, словно костер посреди леса).

Бывало, после таких коротких «чатов» я подолгу лежала на кровати в спальне, глядя в потолок, вспоминая уроки, пройденный материал и самого Дрейка. Его манеру говорить, двигаться, хмуриться при обнаружении ошибок, те редкие улыбки, которые нет-нет да освещали глаза, делая их необъяснимо глубокими и привлекательными. И тогда неизменно возвращалось забытое ощущение из далекого сна: «Ты не одна. Ты больше не одна».

Я понимала, что, позволяя себе подобные мысли, ступала на очень зыбкую почву, на лезвие бритвы, где при неосторожном шаге рисковала серьезно рассечь едва начавшее формироваться самолюбие, но никак не могла отказать себе в фантазиях. Ведь их никто не видел и не слышал. Подумаешь, несколько минут воспоминаний…. Кому они помешают?

Блестящая полоска на рукаве, запутавшийся в волосах луч, плотный, будто сгущающийся тяжелеющий воздух при приближении, раскладывающий на миллионы частиц взгляд, если вдруг случалось выразить не те эмоции, куртка, натягивающаяся на крепких плечах — не перекачанных, но сильных, вызывающих желаний узнать, какими они окажутся без куртки.

Конечно, в коридорах здания Комиссии встречалось много разных мужчин, как самих представителей, так и, видимо, наемных работников — очень видных и статных мужчин с великолепными телами и мужественными лицами, но вот незадача: не было среди них ни одного, чье присутствие бы непонятным образом разгоняло застоявшуюся кровь, как происходило каждый раз в случае возникновения неподалеку Дрейка.

Невероятно запретная тема….

«Динка, даже не думай! Не смей….»

Но перед глазами то и дело вставало знакомое лицо.

И серо-голубые глаза. Ум, цепкость, насмешка…. Жесткая ирония или вдруг понимание, плавящее любое возникшее раздражение. Гордый профиль, невероятное спокойствие и сила…. Много силы. Необычной, совершенно несвойственной другим людям, не требующей физического проявления, потому как доказательство ее существования витало в самом воздухе, стоило Дрейку войти в комнату.

И защищенность. Никогда в жизни не ощущавшаяся так ярко, всеобъемлюще. Будто с появлением начальника создавался вокруг непроницаемый для бед барьер, внутри которого стоял Он и я под крылом всесильной горгульи, чей холодный взгляд мог жечь или возрождать, и о, горе тому, кто окажется на другой стороне того барьера.

На уроках, впрочем, вечерние чаты не обсуждались. Дрейк, проверив задание, переходил к новым объяснениям, и лишь иногда в глазах его пробегали крохотные искорки, напоминающие о вечерах с ноутбуком у камина.

И не хватало смелости спросить, где стоит его собственный компьютер, как часто он проверяет черное окошко с мигающим курсором…. Об этом оставалось лишь догадываться, глядя на его серьезное лицо, почти что холодное, если бы не странное, почти неуловимое выражение в глубине серо-голубых глаз.

Я же млела….

Тихонько цвела и упивалась этим чувством, тем не менее осознавая, что держать его нужно под строжайшим контролем, ни разу не проявив «во вне»; способности начальника, по-видимому, были огромными. И чтобы хоть как-то укрыть запретные мысли, после каждого такого размышления я аккуратно прятала их в воображаемую шкатулку и плотно запирала ее на замок, не полагаясь, впрочем, только на это.

Те потоки силы, которые с каждым разом все отчетливее ощущались во время медитаций, я пускала на создание невидимой «обертки» для драгоценного ящика, и только после совершения всех ритуалов более-менее успокаивалась. Не увидит. Не должен. Учусь я в конце концов или нет?