Игра с нулевой суммой

Но сразу Алёха выходить не рискнул: замер у двери в конюшню и прислушался. Это мало помогло, потому что крики всё нарастали, и теперь он различал отчаянный вопль Матиша: «Граф, граф!». Что случилось с Графом, Алёха предпочёл не думать – и так было ясно, что ничего хорошего.

Значит, и ребёнку там, снаружи, грозила опасность. Алёха решительно выдохнул и толкнул дверь.

Ничего толком он не увидел, и даже вопли стали не громче, а лишь отчетливее. Алёха покрутил головой, ещё раз выдохнул, пытаясь унять отчаянно колотящееся от страха сердце, стиснул кулаки и сделал шаг наружу.

– Эй, пацан! – позвал он, но, похоже, вряд ли кто его вообще услышал. – Мелкий, ты где? Беги сюда!

Никакого ответа. Зато где-то в стороне что-то рухнуло, треснуло, а через долю секунды в окне показался робкий язычок пламени, дернулся, словно подумав, и полыхнул столбом огня.

Крики, теперь уже из сарая – или что это было, постоялый двор? – Алёху практически оглушили. Заваруха продолжалась, к ней добавился пожар, и что теперь делать, где искать этого пацана, Алёха не имел ни малейшего понятия.

О том, зачем его искать, он даже не подумал.

Мысль, что пожар начался из-за жаровни, Алёха отмел. Точнее, попытался сделать это: у него и так внутренности скрутились в тугой пульсирующий шар, ещё и собственной вины в случившемся он бы попросту не вынес. Верхний этаж постоялого двора уже был объят пламенем, и люди выбегали из дверей и выбрасывали из окон вещи, и Алёха подумал вдруг, что для каменного строения занялось как-то слишком уж быстро.

Кричала женщина, и звуки драки сместились к конюшне, как показалось крадущемуся вдоль стены Алёхе – опять, потому что и началось ведь всё где-то близко, а потом ушло к постоялому двору, и вот снова.

Он налетел на что-то… Кого-то? И живого, и одновременно и нет. Алёха глянул вниз, движимый лишь только любопытством, и замер, и отвращение, страх и жалость сдавили грудь как тисками. Это был мертвый человек, не Граф, кто-то другой, но все равно мертвый – почему-то Алёха даже в темноте с лёгкостью разглядел его широко раскрытые глаза.

Алёха хотел было заорать, как от ночного кошмара, и точно так же, как в кошмаре, не смог. Потому что отчетливо понял, что это не сон, не кома, не посмертие, это реальность, и в этой реальности убивают куда легче, чем в той реальности, где он жил. Теперь условное средневековье испугало его не только тотальной безграмотностью и грязью, но и тем, как дёшева была человеческая жизнь. Не просто рабов, или слуг, или женщин, или ведьм… вообще. Ничья. Она ровным счетом ничего не стоила.

А ведь он же знал об этом! Просто… как-то никогда не думал. И не представлял, как это.

Алёха отступил назад, вжимаясь в стену, потом побежал, снова налетел на кого-то и опять едва не заорал, но вдруг понял, что этот кто-то гораздо меньше, испуганнее и слабее его самого.

– Эй, – окликнул этого кого-то Алёха, – стой, не беги, не надо. Я тут пришел это… за тобой.

В темноте и сполохах оранжевого света видно было плохо, но Алёха разглядел стоящего у стены мальчишку. На вид ему было лет девять, десять максимум, он был худенький, большеглазый и какой-то тощий – и это было все, что Алёха успел рассмотреть. Пацанчик не успел даже возмутиться, как Алёха сгреб его в охапку и, стараясь двигаться как можно незаметней и быстрее, потащил назад. В конюшню.

Кто-то бился совсем рядом на мечах. Алёха проклял все на свете и впервые в жизни пожалел, что у него самого даже ножа никакого нет. У него же ребенок! Могут они случайно убить и ребенка? Да запросто, наверное. Просто чтобы никому не мешал.

О том, что обращаться с ножом иначе как со столовым прибором он не умеет, Алёха не подумал.

Им повезло: никто не обратил на них ни малейшего внимания. Вероятно, этому поспособствовала, во-первых, драка – пока Алёха добирался до двери в конюшню, он заметил, что один из противников был уже тяжело ранен, – во-вторых – пожар. Где-то гремел колокол, люди кричали уже не только на самом постоялом дворе, а, кажется, по всей округе, но конюшне и лошадям, наверное, ничего не грозило. По книгам и фильмам Алёха помнил – скотину и лошадей всегда выводили, если угроза была. Значит, тут не тот случай.

Закрыв дверь, Алёха прислонился к ней спиной и отдышавшись, попытался как-нибудь собраться с мыслями. Что-то он услышал странное снаружи… да. Точно. Там кричали, кроме прочего, «измена». Кто там изменил кому? Не жена же мужу, явно не причина так орать… А не связано ли это с ожиданием Графа и Матиша?

Мысли Алёхи переключились на Матиша – где он, что с ним? – но он тут же забыл про него, уставившись на мальчика. Тот смотрел на Алёху испуганно, но со странным у такого малыша в подобной ситуации выражением. Женька сказал бы – «как на дерьмо», а Женька был мастер точно описывать ситуации.

– Ну, ты как, пацан? – спросил Алёха, придав голосу сдержанность взрослого человека, потому что стоять под подобным взглядом наглого пацана было глупо и неловко. – Цел? Руки, ноги? Ты вообще чей, откуда тут взялся?

Пацан набычился и промолчал.

– Так, ладно, – кивнул Алёха. – Попробуем снова. Раз ты орал, значит, точно ты не немой. Может, глухой? Ты меня слышишь?

Пацан кивнул. Взгляд его наполнился еще большим уничижением. Алёха вздохнул.

– Я тебя не съем… Слушай, может быть, ты голодный? – осенило его.

– Барон Ставиш сказал, что ужинать будем, как на место прибудем, – внезапно выдал пацан таким поставленным голосом, что Алёха, было бы куда, так и сел бы. – Но, полагаю, барону сейчас не до ужина…

Алёха задумчиво потер лицо тыльной стороной ладони.

– Ты что, поповский сын? – брякнул он первое, что в голову пришло. – Говоришь чересчур заумно. Впрочем, пофиг… Хоть говоришь, уже хорошо.

– Кто ты, чей слуга будешь? – спросил пацан, ещё больше задрав нос.

– Чего? – переспросил Алёха и подумал, что вот, пожалуйста, уже нахватался жаргонизмов у местных-то мужиков. – Смотри, какой борзый, – пробормотал он себе под нос. – Ну, допустим, Матиша. Знаешь Матиша?

– Знаю рыцаря Матиша, – с готовностью отозвался пацан. – Раз ты его человек, доверять тебе можно.

– Хек! – выкрикнул кто-то прямо возле дверей, похоже, нанося удар, и Алёха, опомнившись, поволок пацана подальше к лошадям.

Обеспокоенные, они фыркали в своих клетушках, но попыток вырваться не делали. И все равно Алёха на всякий случай затолкал пацана в свою «спальню».

– Жрать нечего, – предупредил он.

– Найди барона Ставиша, – велел пацан, присев на стог сена.

– Чего? – второй раз обалдел Алёха. – Прости, мелкий, но мне еще жизнь дорога! Я туда больше не сунусь.

– Не прекословь, – посоветовал пацан. – Найди барона, он скажет, что делать.

Это было уже слишком. Алёха смирился, что его отлупили хлыстом, что даже какая-то баба смотрела на него как на идиота, но то, что мелкий пацан пытался им командовать, возмутило его до глубины души.

– Ты на себя не много берешь, Илон Маск недоделанный? – поинтересовался он и плюхнулся рядом с пацаном на стог сена. – Больно ты резвый, совсем стыд потерял. Тебе Волдеморта к порогу не предоставить? На мидихлорианы не протестировать? Кольцо не вручить? Тебя в детстве паук не кусал? Я сказал – будешь сидеть, пока там все не закончится, значит, будешь сидеть.