Игра с огнем
Шрифт:
– Нет…
– Почему? – она открыла глаза. В расширенных зрачках притаился немой укор.
– Я не могу.
– Из-за Марианны?
– Нет. Из-за себя.
– Ты боишься.
– Давай попробуем поспать оставшиеся несколько часов, – сказал он, поднимаясь, зная, что, на деле, ему необходим сейчас ледяной душ.
Девушка Оля, оглянувшись несколько раз и убедившись, что ее никто не нагоняет, перешла с полубега на шаг. Светало. Из-за дальнего леса показалась плешивая солнечная макушка. Девица добрела до автобусной остановки, уселась на скамейку. Из кустов с сопением вылез местный бомж, почесавшись, спросил: «Выпить есть?». Оля послала его подальше, и обитатель обочины, заматерившись, уполз обратно. Оля перевела дух, закурила «LM», затыренный у одного водилы.
Девушка надела светлые локоны, посмотрелась в огрызок остановочного стекла, осталась довольна. «И платье тоже нехилое. Лейблочки на нем явно не турецко-китайские. Небось, на оставшиеся триста зеленых и потянет. Может, ну ее, ту бабу? Сделать ноги? В таком прикиде можно побольше забатрачить…»
Скрежет тормозов и рев восточных напевов прервал ее раздумья. Из огромного «Джипаря» вылезли горячие кавказские ребята, судя по мутноватым глазам и блуждающим улыбкам, слегка «под кайфом».
– Вах, какой дэвущка, блондынка и адын. Нэпорядок. Паэхалы с намы.
Но Оля, покачав головой, сделала шаг назад. Ее вовсе не обрадовала эта компания. Всегда старалась избегать подобной клиентуры. Вот так одна девочка села, а после не то, что работать – передвигаться с трудом могла. Все лицо ей порезали к тому же. Так и опустилась. У трех вокзалов теперь «дает» местным алкашам за стакан бормотухи…
– Я не могу, – Оля выдавила дежурную улыбку, – критические дни.
– Сэйчас у всэх крытичэскиэ дны…
Двое джигитов направились к ней. Девушка бросилась бежать, но, споткнувшись, ткнулась ладонями в жухлую придорожную траву. Сильные мужские руки подхватили ее, сдавили горло и, как тряпичную куклу, поволокли в машину. Девушка пыталась отчаянно сопротивляться, но последовал тупой короткий удар поддых, и серое небо заволокло бордовыми облаками…
Обитатель кустов что-то пробормотал под нос и перекрестился.
Глава 4
Георгий Аркадьевич заканчивал утренний обход. Всех своих пациентов он не толь знал в лицо и поименно, но и находил для каждого несколько нужных теплых слов. За столько лет он так и не сумел выработать в себе иммунитет против людских страданий, необходимый, по словам Нины и множества ее единомышленников, для медика. Возможно, это было бы правильно, но у него не получалось.
– Георгий Аркадьевич, взгляните, – изможденный человек неопределенного возраста протягивал исписанные бисерным почерком бумажные листы. – Я разработал проект по выходу России из кризиса.
– Конечно, уважаемый, – на полном серьезе отвечал врач, – почему – нет? Сколько лет они бьются с реформами. Может, и пора поменять Вас с кем-нибудь местами?
Когда-то этот человек имел жену, сына и свой маленький бизнес. Но сына забрали служить в Чечню в девяносто шестом. И он не вернулся. Бизнес отобрали за долги бандиты, с которыми он не сумел расплатиться. Жена тяжело заболела. Потребовались деньги на лекарства, но на хорошую работу устроиться не удалось, жена угасла на его руках. Тогда он продал квартиру. Купил оружие, пошел и расстрелял тех бандитов, что отняли у него бизнес. Хотел еще расправиться с теми, кто послал на войну необученных восемнадцатилетних мальчишек, среди которых был и его сын. Но до них добраться оказалось слишком сложно. Попал сюда.
– А это что? – стоявший в холле старенький телевизор был занавешен серой простыней. Когда Георгий Аркадьевич
ее поднял, то увидел, что вместо экрана зияет громадная, как кратер вулкана выбоина.Молоденький врач, дежуривший ночь, виновато переминался с ноги на ногу.
– Да это… Вчера вечером… «Куклы» им включил. Думал, весело… А Ивашкин из седьмой, как Марцевича увидел, стулом ка-ак даст! Откуда я знал…
– Должны знать, – мягкое лицо главврача сделалось суровым. – Это наша с вами работа, уважаемый. Думаете, я просто так передачи выбираю? Ну, где я теперь другой телевизор возьму? Денег-то не дали.
– Я свой с дачи привезу, правда, черно-белый.
– Везите, если не жалко. Вечерами здесь хоть волком вой. Люди же! И как там, наверху не понимают, – оседлала больную тему Георгий Аркадьевич, – я же не в свой карман средства выбиваю…
– Потому и не понимают, что не в свой, – заметил молодой врач.
– Ладно. Зайду к Ивашкину. Что это он развоевался?
В седьмой палате на кровати лежал молодой парень атлетического сложения, красивый той мужественной красотой, которая так нравится женщинам и телевизионщикам. Его глаза неотрывно глядели на вентиляционную решетку под потолком.
– Доброе утро, Саша, – проговорил Георгий Аркадьевич, присаживаясь на соседний стул.
Парень не шевелился, не отвечал.
– Чем же это тебе Марцевич не угодил? – осторожно спросил врач.
Парень подскочил, бешено завращав глазами. Схватив с тумбочки одноразовый стаканчик, смял в кулаке так, что захрустели пластиковые ребра.
– Сука он, Марцевич! Тварь продажная! Из-за него все! Я бы сам его лично к стенке… Или – башку на пень, и по ней топором, как бандюги вонючие – наших ребят…
Георгий Аркадьевич не торопил, не перебивал, молча ждал. Опыт подсказывал, что настала пора выговориться для нелюдимого ветерана чеченской войны, побывавшего в плену и чудом воротившегося домой. Однажды ночью он едва не зарезал собственного отца, приняв его за бандита.
– Думаете, они храбрецы? Джигиты? Брехня! Трусливые, вонючие шакалы! Они воевали за спинами своих баб и детей, стреляли по нам из-за юбок. А те потом плевали нам вслед. Мне не жаль их нисколько. Знаете, как я в плен попал? Пацан лет десяти к окопу подбежал и бросил гранату. Об этом не пишут, а я это сам видел. Как сержанту голову оторвало, а он еще стоял, дергая руками, а из шеи кровь хлестала. Потом он упал на меня, я закричал… Меня ударили сзади и уволокли.
Мы жаждали смерти. Это было бы избавлением. Они хуже фашистов. Издевались. Морили голодом, насиловали, отрезали органы и скармливали псам. Выкалывали глаза, сдирали скальпы… Требовали принять ислам… Один паренек, не выдержав пыток согласился. Но они его потом убили. Сказали, что слабак. Настала моя очередь. Я был готов. Я хотел умереть, как мужчина, пока меня не сломали. И вдруг все засуетились. Что-то происходило. Я не понимал. Утром эти вонючие твари пришли за мной и сказали, что решили меня помиловать, потому что один хороший человек из федералов привез им оружие и обмундирование. И показали новенькие «УЗИ»… Я не выдержал и спросил, на кой нашим их вооружать. Тот чеченец заржал, противно, как козел, тряся бородой, и ответил: «Нэфть. Дэньги. Идиет. Гляды». Он дал свой полевой бинокль и ткнул автоматом мне в спину, мол, смотри. Я глянул. Посреди гигантской свалки из камней, обломков домов и трупов, как в страшной фантастике про ядерные войны, посреди моря крови торчала целая и невредимая нефтяная вышка. Во мне вдруг что-то щелкнуло, и я перевел бинокль в другую сторону… Тот козел аж побелел то ли от злости, то ли от страха. Меня снова били, по голове, чтобы я забыл. И я сделал вид, что забыл. Но я помню. Я все видел и не забуду никогда: они стояли рядом. Разговаривали. Улыбались Шамиль Басаев и Артем Марцевич.
Парень иссяк так же внезапно, как и заговорил. Вновь откинулся на кровать.
– А ты пробовал кому-нибудь рассказать? – дрогнувшим голосом спросил врач.
– Конечно, – красивое волевое лицо исказила гримаса злобного отчаяния. – Но кто мне поверит? Кто он и кто я? Всего лишь чокнутый парень. А я чувствую: пахнет новой войной. Я слышу ее запах… Это не торфяники… Это горит нефть… Проклятая нефть Марцевича. Ради нее он всех нас потопит в крови…
Георгий Аркадьевич тихонько поднялся и вышел, попросив санитара сделать Ивашкину укол.