Игра в гестапо
Шрифт:
Курочкину стало неловко. На нем была часть вины по превращению кота в неврастеника. Вторая часть вины была на изготовителях шипучего слабительного «Цоппи». Вместо средства от запора они выпустили средство против котов.
– …В-шестых, икебана, – Сорок Восьмой сердито воздел палец. – Я дал четкую инструкцию, как расставлять букеты. Вместе они образовали бы сочетание «усталый путник глядит на вершину горы». А вы что сделали? Смешали линии земли и неба, перепутали последовательность. И знаете что получилось? «Привет участникам соревнования»! Кто смог бы созерцать эту дрянь?…
Курочкин потупился. Он и не
– …В-седьмых, клетку с соловьями вы не оборудовали необходимым насестом… – Все свои претензии Сорок Восьмой мог перечислить на память.
Господин Птахин сдался.
– Понял, согласен, вы меня убедили, – поспешно вклинился он в перечень ошибок и просчетов. – Двойной тариф, ладно, пусть будет так… – Стрелка часов буквально гипнотизировала его.
– Двойной тариф плюс двести баксов, – уточнил киллер. – Двести баксов за испорченный костюм. Пока лез к вам по пожарной лестнице, весь перемазался в ржавчине. Кто же так лестницы красит? Скаредный господин Птахин скрипнул зубами:
– О'кей. По рукам. – Видно было, что с гораздо большей охотой он бы ударил не по рукам, а кое-кому по физиономии. Но время, время!
– Отлично, – с удовлетворением произнес Сорок Восьмой. – Давно бы так. Теперь давайте винтовку, – обратился он уже к Курочкину.
Дмитрий Олегович перевел взгляд на настенные часы. До времени «Ч» оставалось жалкие две минуточки.
– Не отдам, – решительно сказал Курочкин и наставил ствол на киллера.
– Ваш человек спятил? – удивился Сорок Восьмой.
– Это не мой человек! – плачущим голосом воскликнул господин Птахин. Торгуясь, он как-то упустил из виду факт существования Курочкина. Чужого человека с чужим ружьем.
– Если не ваш, то что он здесь делает? – резонно спросил киллер.
– Не знаю! – простонал господин Птахин. – То есть знаю. Это какой-то фармацевт. Мои дураки приняли его за вас. Они думали, что вы – это он.
– Что за чушь, – нахмурился Сорок Восьмой и сделал шаг к Дмитрию Олеговичу. – Я – это всегда я. Ну-ка, дайте сюда винтовку.
– Стойте! Вы на мушке! – предупредил Курочкин, стараясь, чтобы его голос звучал грозно, как в кино. – Я могу выстрелить!
Сорок Восьмой как-то очень оскорбительно засмеялся. Не по-американски, во весь зубастый рот, и даже не по-нашему, в половину рта. А по-особенному, по-киллерски, почти не разжимая губ. Выглядело это страшновато.
– Ни хрена вы не сможете, – коротко сказал он и, сделав еще шаг вперед, легко вырвал оружие из рук Дмитрия Олеговича. Даже если тот и захотел, бы, все равно не успел нажать на курок.
Оружие перешло к настоящему хозяину в секунду. Курочкин ощутил себя сопливым детсадовцем, у которого парень из старшей группы за обедом отнял компот – и выпил. Глупо, обидно и некому пожаловаться.
– Винтовку сами собирали? – между тем осведомился киллер.
Дмитрий Олегович смог только кивнуть.
– Я вас поздравляю, – объявил Сорок Восьмой. – Первый раз вижу, чтобы кто-то додумался привинтить оптический прицел на место глушителя.
Нежданно-негаданно
пригодилась последняя пара наручников: ими к трубе в Главной комнате наскоро приковали самого Курочкина. В самом дальнем углу, чтобы не мешал. Приковывая Дмитрия Олеговича, киллер вел себя почти вежливо, зато господин Птахин, наоборот, проявил мелкую мстительность натуры и торопливо засадил Курочкину по уху.Свой удар возмездия респектабельный Птахин сопроводил визгливым «Сволочь!» и двумя непечатными словами. Несмотря на все разговоры о Голливуде и таинствах кинобизнеса, Шеф показал себя обыкновенным советским начальником-самодуром. Рассуждая логически, он должен был сперва наказать своих двух подручных за халатность. Однако те были далеко в туалете, а Дмитрий Олегович – здесь и прямо под рукой.
Обо всем этом Курочкин успел подумать, пока металлический браслет защелкивали на его руке.
Вторая рука оставалась свободной, но ею ни до чего невозможно было дотянуться.
– Быстрее, быстрее! – лихорадочно торопил господин Птахин Сорок Восьмого. Тем не менее в поведении киллера не чувствовалось и намека на суету или нервозность.
Дмитрий Олегович впервые в жизни наблюдал за работой профессионального снайпера и не мог не оценить точной выверенности каждого жеста, малейшего движения. Как будто где-нибудь внутри человека в спортивном костюме с цифрами 4 и 8 вдруг заработала и начала стремительно набирать обороты некая машина для совершения убийства, превращая глаза – в окуляры, а сердце – в пламенный мотор. Сорок Восьмой наверняка стоил тех денег, которые ему платили заказчики.
Сначала киллер захлопнул лежащий на двух табуретках продолговатый зеленый ящик, где прежде хранилось разобранное оружие, и тщательно протер крышку белым носовым платком. Платок почернел, крышка посветлела.
– Ур-роды, – весело пробормотал снайпер. – Просил же, чтобы ни пылинки!…
Он сложил платок вдвое, еще раз прогулялся им по поверхности крышки, после чего вновь проверил чистоту – уже с помощью указательного пальца. Видимо, состояние пальца его удовлетворило.
– Другое дело, – сказал он.
Затем Сорок Восьмой разом свел на нет долгую кропотливую работу Курочкина, превратив винтовку обратно в груду поблескивающих металлом запчастей и аккуратно разложив детали на импровизированном столе. Вся процедура разборки заняла у него лишь несколько секунд, не больше. Насвистывая себе под нос, киллер поколдовал над запчастями. Казалось, он почти не притрагивался к ним, однако детали словно бы подчинились его пассам и само собой образовали единое целое. То, что далось Курочкину с мучительным трудом, Сорок Восьмой совершил просто шутя и играя. К тому же – быстро и бесшумно. Даже патроны у него входили в магазин без малейшего щелчка.
Выполнив норматив по сборке-разборке оружия, киллер бережно приставил винтовку к одному из табуретов, огляделся по сторонам и взял с подоконника уже знакомые Курочкину листки с красными и синими стрелками. «Кто их там оставил?» – мысленно возмутился Дмитрий Олегович, но затем припомнил, что именно он и оставил. Не думая о последствиях.
Изучению схем Сорок Восьмой посвятил секунд пятнадцать, потом небрежно бросил бумажки на пол. Листки с разноцветными стрелками разлетелись по комнате. Некоторые из них упали у ног господина Птахина.