Игра в любовь

Матвей сидит в своем кожаном кресле обложившись кипой бумаг, а когда поднимает голову — обводит моё тело взглядом так цепко, что я вспыхиваю словно спичка, ощущая резкие толчки в груди.

— Проходи, присаживайся — чуть хрипловато поизносит Измайлов. В несколько шагов сокращаю расстояние между нами и «падаю» на стул. Заламываю пальцы, фокусируя взгляд на маятнике состоящего из пяти металлических шариков

— Хорошо выглядишь — доносится до ушей его голос.

Сегодня на мне красная классическая юбка до колен, кремовая блузка в мелкий, черный ромбик и того же оттенка лодочки. Волосы зачесаны назад в виде пучка, а несколько прядей свисают у лица. Макияж «офисный», что означает минимальный минимум косметики.

По мне — выгляжу обычно. Понятия не имею какая муха его укусила, но решаю это не комментировать, отделавшись простым:

— Спасибо.

— Как вчера домой доехала? Без происшествий?

Это что еще за новости? Он беспокоится обо мне? С какой стати?

— Нормально — отвечаю в режиме робота. Внутри всё кипит от внезапного трепыхания в груди, но я гашу этот прилив нежности, напоминая себе, кто сейчас передо мной находится.

— Вы меня позвали, чтобы выяснять подробности вчерашнего вечера? — Не могу сдержать язвилистой ухмылки.

— И не только.

— Тогда давайте ближе к делу, Матвей Дмитриевич, у меня мало времени.

— Давай поговорим — начинает он, и я понимаю к чему ведет этот разговор.

Протест просыпается во мне быстрее, чем срабатывают мозги и вовремя заткнуться не получается. Точнее, я в принципе не должна была реагировать, но в присутствии Измайлова это становится затруднительно и слова вылетают из меня подобно пулемету:

— Спасибо, наговорились уже. И знаешь что я об этом думаю? Ты козёл, Измайлов, и даже не надейся получить от меня прощение.

Это позиция ребенка — обиженного, несмышленого, ребенка. Но такая я есть и ничего не могу с этим поделать. Наверное, всё дело в том, что Матвей был ярким пятном в моей жизни, а потом вдруг всё померкло.

За пять лет я конечно же научилась с этим справляться и до недавнего времени была вполне себе счастлива. Или мне просто так казалось…

— Мы всё равно поговорим, хочешь ты этого или нет — резко обрывает мои самокопания. Округлив глаза, в неверии смотрю на бывшего друга.

— Измайлов, а ты не обозрел случайно? Еще и условия мне ставишь? Да пошел ты!

Подскочив со своего места, будто в задницу вонзили кол, быстро передвигаю конечностями и уже собираюсь открыть эту чертову дверь, как на руке сцепляются чужие пальцы и резко дергают с такой силой, что я впечатываюсь в твердую грудь.

— Отпусти! — Кричу, делая попытки вырваться, но Матвей обвивает мою талию и закрепляет в кольцо своих рук.

В нос просачивается аромат дорогого парфюма и Матвея. Я помню Его запах так отчетливо, что под ложечкой начинает сосать.

Затихаю.

Слышу как сильно стучит его сердце переплетаясь с моим собственным. Слышу тяжелое дыхание в районе макушки и тело покрывается мурашками.

— Ты вся дрожишь — констатирует и без того очевидный факт, но я молчу. Да и что говорить? Мне так хорошо не было с того момента, как вернулся Дима.

Ах, Дима…

Позорно понимаю, что практически не вспоминаю о нем и не понимаю почему. Я…. я кажется запуталась.

— Пожалуйста, Матвей…отпусти — говорю не своим, совсем чужим, незнакомым мне голосом.

Он не поддается, продолжая крепко удерживать в своих руках. Боится, что сбегу?

Правильно делает!

Была бы моя воля, на другую планету переехала. И эта идея совместной работы уже не кажется такой хорошей. Его слишком много в моей жизни! Непростительно много.

— Я скучал, кнопка.

Моя голова дергается с такой силой, что я слышу, как хрустят шейные позвонки. Хочу посмотреть в его лживые глаза, но вижу лишь очертания точёного подбородка и губ.

— Врун — выплевываю злобно. — Не смей так меня называть!

— А то, что? Поругаешь меня?

— Ты…ты… знаешь кто ты?!

— Козёл?

— Именно!

— Мудак?

— Не без этого!

— Твой будущий муж?

— Что ты сказал? — Едва не крякаю от неожиданности. Меня словно бетонной балкой приложили, настолько его слова выбили меня из равновесия. Затаиваюсь, в ожидании объяснений, но Матвей не спешит оправдываться, играя в только ему известную игру.

Он ослабляет хватку и наклоняется так низко, что наши глаза находятся на одном уровне, а носы таранят друг друга. От внезапного волнения во рту становится сухо.

— Что ты творишь? — Шепчу затаив дыхание. Меня бьет током от контраста его практически чёрных глаз. Я словно завороженная смотрю, смотрю, смотрю, напрочь игнорируя внутренних ангелов поющих об опасности.

Сейчас, в эту самую секунду мне нет до них никакого дела. Мне нет дела не до чего, потому что мне плевать на окружающую обстановку.

Есть только он — уверенный и опасный, и я — дрожащая и потерянная.

— Что должен был сделать еще тогда. — так же шепотом заявляет он. И с этими словами впивается в мои губы, выбивая из лёгких весь гребаный воздух.

Меня словно ударной волной накрыло, настолько это было неожиданно, отчего колени начинают подгибаться.

Понимаю, что так нельзя, это неправильно и вообще ужасно, но почему-то не сопротивляюсь. Раскрываю рот, впуская язык Матвея внутрь и обхватываю руками мужской затылок.

Закрываю глаза.

Он целует с такой нежностью и осторожностью, что изо рта вырывается всхлип, а тело вмиг отзывается бурлящей волной мурашек. Я не контролирую это, с легкостью отдаюсь моменту, пробуя вкус сладких губ с примесью горького кофе.

Теперь, когда путь открыт и я приняла его правила, Мот становится более настойчив. Играет с моим языком в пламени страсти и сжимает мою задницу придвигая к себе так близко, что я чувствую его возбуждение. Живот начинает сводить сладостным спазмом от переизбытка эндорфинов, а между ног становится влажно.

Разорвав поцелуй, Матвей проводит носом по моей шее и прикусывает зубами, отчего я начинаю содрогаться и стонать.

Боже…

— Какая ты охеренная — сквозь вакуум доносится его голос и в моём мозгу внезапно простреливает осознание:

Какого черта я творю?

Это же Матвей! Матвей Измайлов! Тот самый, с которым мы воровали яблоки из чужого огорода, тот самый, который заботился обо мне с самого детства, а потом бросил как ненужную игрушку.

Вся спесь желания и яркого возбуждения вдруг испаряется, а на смену приходит здравый смысл, граничащий со злостью. Подняв ногу, со всей дури бью каблуком по ботинку Измайлова и парень от неожиданности подпрыгивает, впиваясь в меня ошарашенным взглядом.