Игра в убийство

— А этого старика? — спросил мрачный джентльмен, который оказался настоящим инспектором Бойзом.

— Василия? Не надо. Он, конечно, старый олух, но арестовывать не надо. Я сейчас умоюсь, переоденусь и буду в управлении.

— Хорошо, сэр, — сказал инспектор Бойз. — Джентльмены, прошу на выход. Через пару минут дом опустел.

— Василий, — сказал Аллейн, — теперь забудьте о «Братстве». Для вас оно уже кончилось навсегда. Принесите йод, бинты, выпивку, приготовьте мне горячую ванну и свяжитесь по телефону с рестораном «Будапешт».

Найджел с трудом верил, что расстался с Анджелой всего час назад. Было видно, что она переволновалась и очень рада его приходу. Увидев завязанный палец, она заохала, а от его рассказа пришла в ужас, и он понял, что в её глазах выглядит настоящим героем, а вовсе не идиотом. Они закончили ужин. Найджел расплатился, думая лишь о двух вещах: как он любит Анджелу и как бы поскорее очутиться во Франтоке.

У ворот их встретил констебль Банс, и они скормили ему несколько новостей. Франток был погружён в темноту. Пустой холл с погасшим камином мрачно напоминал о воскресной трагедии. Анджела стояла наверху со свечой в руке. Найджел прижал её к себе, и они впервые поцеловались по-настоящему. Сколько они там стояли — кому какое дело, но, наверное, долго, потому что свеча у неё сгорела почти на треть.

— Значит, Токарева из списка вычёркиваем, — неожиданно сказала она, не отрывая головы от его груди. — Круг подозреваемых сужается. Найджел, как ты думаешь, Аллейн действительно нас больше не подозревает?

— Милая, что за мысли перед сном. Разумеется. В противном случае разве он стал бы нам доверять?

— А мне кажется, он никому не доверяет. И что мне делать с этими письмами?

— Давай мне. Я покажу их завтра ему." А потом, после дознания, мы поедем в Лондон и вернём их на место.

— Да, наверное. Спасибо тебе, милый, но, если ты не возражаешь, я оставлю их у себя.

Она прильнула к нему и, шепнув на ухо: «Спокойной ночи», — убежала к себе.

Найджел разделся и рухнул в постель. Слегка ныл раненый палец, но скоро Найджела обступили гротескные фигуры, напоминающие Сумилова, Василия, Янсена и троих «товарищей». Он мчался в автомобиле куда-то во тьму, в никуда…

Дознание у коронёра началось в Малом Франтоке в одиннадцать часов утра. На удивление, оно заняло мало времени. Найджела, разумеется, уже поставили в известность о содержании завещания Ренкина. Все своё состояние, а также дом со всем содержимым он завещал Найджелу. Но в завещании были ещё пункты, согласно которым три тысячи фунтов было оставлено Артуру Уайлду, а ряд картин и кинжал — сэру Хюберту Хендсли. Завещание было оглашено в процессе дознания. Коронёр, маленький, неряшливо одетый человечек, задал несколько вопросов горничной Мэри и несколько больше Артуру Уайлду, ибо эти двое последними говорили с Ренкиным. Много времени ушло на разбор русских дел. Аллейн кратко проинформировал, не вдаваясь в детали, о заседании комитета «товарищей» у него на дому, подчеркнув, что Токарев к убийству отношения не имеет. Был опрошен и Сумилов, который подтвердил слова Аллейна.

Розамунде Грант вопросов вообще не задавали, но миссис Уайлд, с ярко накрашенными губами, подтвердила показания супруга об их беседе в момент убийства. К сэру Хюберту коронёр отнёсся с особым вниманием. Инцидент с написанием завещания по поводу кинжала был упомянут, но не более того.

Аллейн попросил отложить дознание до получения окончательных результатов следствия. Гости были свободны покинуть Франток, и для Найджела этот затянувшийся уик-энд был наконец завершён. Пора возвращаться к работе в редакции, где к трагедии во Франтоке отнеслись с большим пониманием. Его шеф, Джеймисон, позвонил и сказал, чтобы он не волновался и на работу выходить не спешил. Найджел решил, что первым делом даст материал о «русском следе».

И вот теперь он стоял у окна, в последний раз оглядывая свою уютную валлийскую комнату, а за стеной миссис Уайлд что-то говорила своему мужу, стоя, видимо, посреди чемоданов, баулов, сумок и всего прочего. Анджела исчезла сразу же после дознания, видимо, поехала отвозить письма. Найджел не смог перекинуться с ней даже словом и пребывал поэтому в меланхолическом настроении. Он посмотрел во двор и со вздохом отвернулся от окна. Затем подошёл к столу и положил фунтовую банкноту. Это для Этель. Конечно, фунт — это очень много, но она мила, умна, и, в конце концов, это она видела его непосредственно перед тем, как погас свет, и тем самым подтвердила его алиби.

В дверь осторожно постучали.

— Войдите, — сказал Найджел.

Вошёл сэр Хюберт и нерешительно остановился, прислушиваясь к голосам Уайлдов. Затем он повернулся к Найджелу и мягко заговорил:

— Я решился побеспокоить вас, Батгейт, только затем, чтобы сказать, как глубоко я… — он замолк на секунду, а затем с чувством продолжил, — как я глубоко сожалею о трагических обстоятельствах, которые сопутствовали вашему первому визиту сюда.

— О, сэр, ради Бога, — начал Найджел, но сэр Хюберт перебил его.

— Я знаю, вы очень тактичный и душевный человек, но я чувствую себя ответственным за случившееся. Особенно перед вами. Если я хоть чем-нибудь могу быть вам полезен, прошу вас, дайте мне знать.

— Это так любезно с вашей стороны, — вырвалось у Найджела. — Я прошу вас, попытайтесь освободиться от этого гнетущего чувства ответственности, с которым так трудно жить. Я… я любил Чарльза, это естественно, но и наполовину не знал его так, как знали вы. Думаю, вы, его ближайший друг, переживаете его смерть тяжелее, чем все мы.

— Я обожал его, — одними губами проговорил Хендсли.

— Я прослежу, — сказал Найджел, — чтобы все книги, картины и прочее, что он вам завещал, были присланы сюда как можно скорее. И ещё, — Найджел сделал паузу, — если среди его вещей есть что-то, что вы хотели бы иметь, что напоминало бы вам о нем, прошу вас, без всяких церемоний, только скажите мне.

— Большое вам спасибо, но больше мне ничего не надо, — Хендсли повернулся к окну, — кроме, пожалуй, кинжала. Насколько я понял, он мой в любом случае.

В течение минуты Найджел не мог произнести ни слова. Он стоял и смотрел в затылок сэра Хюберта, на его великолепную седую голову, а из его собственной головы вдруг исчезли все мысли, она была совершенно пустой.

— Конечно, — услышал он свой голос, но Хендсли снова его прервал.

— Я знаю, о чем вы сейчас подумали. Вы подумали о том, что это очень безнравственно — это моё желание иметь у себя оружие, которым он был убит. Безнравственно и странно. Для вас, возможно, и странно, потому что вы не коллекционер и душу настоящего коллекционера вам не понять. Но Чарльз — а он знал мой характер, — уверяю вас, Чарльз бы меня понял. Кроме того, этот кинжал интересен и с научной точки зрения.

— О какой научной точке зрения идёт речь? — спросил Уайлд, высовывая голову из ванной. — Извините, что прервал вас, но последняя фраза меня заинтриговала.

— Вот вы, Артур, и объясните все нашему дорогому Найджелу. А я пошёл. Надо ещё успокоить Розамунду. Она очень расстроена после того, как Аллейн снова начал задавать ей вопросы, уже после дознания у коронёра. Артур, как вы думаете…

— Я уже давно ничего не думаю, — с горечью прервал его Уайлд.

Хендсли пристально на него посмотрел и вышел.