Игра в жмурики (Крутые наследнички)

– Это меня Андре научила. Смотри, как у нее красиво получается!

Машка выхватила у Андре жилетку.

– Да, вяжет она просто замечательно, – проговорила старуха. – Я сейчас принесу вам шаль ее работы.

Я подивилась ее характеру: если она и была обижена, то виду не подала. Шаль, сделанная из темно-фиолетовой шерсти, и вправду была хороша. Андре, мило улыбаясь, не произнесла за все время ни слова. Ее темно-каштановые волосы блестели в свете торшера. Наконец совсем стемнело. Уставшая Маша спала в кресле, Жаклин – на диване. Яцек подошел к Марусе и взял ее на руки. Машка открыла глаза:

– Зачем ты меня уносишь?

– Пойдем баиньки.

– Но я еще не ужинала!

– Я прикажу, и ужин подадут тебе в кровать, – вмешалась Галина Владимировна. – Что ты хочешь?

– Ужин по-русски, – сонно пробормотала девочка. – Блины с икрой…

Старуха добродушно засмеялась:

– Ладно, ладно, я давно простила тебе «горячие сопли». Унесите этого ангела.

Яцек унес ангела в кровать.

– А я закажу ребенку блины, – сказала, уходя с ним, старуха.

Мы остались втроем: я, Андре и похрапывающая Жаклин. Повисла тишина, я подсела к Андре. Сейчас или никогда!

– Знаете, дорогая, у меня есть большие экстрасенсорные данные.

– Да? – вежливо отозвалась Андре.

– Я умею угадывать прошлое. Стоит мне взять человека за правую руку, как вся его прошлая жизнь передо мной как на ладони. Хотите попробовать?

Андре нервно засмеялась.

– Вы боитесь? – нагло продолжала настаивать я. – Неужели в вашем прошлом есть постыдные тайны?

Андре явно не находила поводов для отказа, и я бесцеремонно схватила ее за руку.

– О, вижу что-то странное. Мне почему-то кажется, что вы родились во Франции.

Андре попыталась вырвать свою руку:

– Нет, нет, я родилась в Варшаве.

– Погодите, погодите… Вот наплывают какие-то картины. Это явно вы, но почему-то вы белокурая девочка с голубыми глазами, рядом мальчик, чуть постарше, наверное, брат…

Андре побледнела, как бумага, и перестала вырываться.

– А теперь я вижу совсем страшную картину: вы лежите в каком-то ящике… А вот вы же, но на кухне, рядом какая-то девочка… Пытаетесь резать мясо… Боже мой, нож срывается, и кровь хлещет фонтаном. От такого пореза, наверно, остался шрам.

С этими словами я отдернула рукав ее кофты и увидела довольно длинный след от давнишнего пореза. Андре с видом сомнамбулы поднялась с дивана и вдруг, зажав уши руками, завизжала на весь дом. У нее началась истерика. Девушка топала ногами и с силой мотала головой. Напуганная столь сильным действием своих слов, я попыталась усадить ее на место, но Андре, внезапно замолчав, кулем рухнула на диван.

ГЛАВА 13

На крик сбежались все. Полупротрезвевшая Жаклин с удивлением смотрела на рыдающую Андре.

– Что здесь случилось? – удивленно спросил Яцек.

Я промолчала.

– Даша в шутку предложила Андре погадать, – проговорила, к моему изумлению, Жаклин. – Говорит: возьму вас за руку и расскажу всю правду. Андре дала ей руку, а Даша, конечно, понесла чушь: мол, вы родились в Париже, у вас светлые волосы, у вас есть брат… А Андре вдруг так испугалась…

Сжав кулаки, Яцек шагнул ко мне:

– Вы знали, вы знали обо всем с самого начала! Вот почему вы оказались на аэродроме у этого негодяя и шантажиста Ренальдо! Что ж, мне жаль, что вас там не пристрелили!

– Яцек! – в один голос закричали Жаклин и Галина Владимировна. – Что ты говоришь?

Но Яцек, не владея собой, двинулся ко мне. Маша быстро встала у него на пути.

– Не надо, Яцек, она не виновата, – произнесла очнувшаяся Андре. – Это я одна все запутала, мне и развязывать.

С этими словами она поднесла зачем-то руку к глазам, потом опустила.

– Мамочка! – завопила Маня. – Мамулечка, гляди, что у нее с глазами?

Мы все уставились на Андре. На ее лице вместо карих сияли ярко-голубые очи.

– Матка боска… – садясь мимо кресла, произнесла почему-то по-польски Галина Владимировна.

Суматоха утихла только минут через пятнадцать. Сначала подняли старуху и усадили ее в подушки. Затем попытались утихомирить разбушевавшуюся Машу, которая с упорством, достойным лучшего применения, повторяла:

– Нет, вы скажите, как она поменяла цвет глаз?

Наконец все затихли, расселись, нашли коньяк и посмотрели на Андре. Та сказала:

– Вообще-то мы давно собирались рассказать, что к чему… Но вам придется набраться терпения, история долгая.

Мы все согласно закивали головами.

– Я очень рано поняла, – начала Андре, – что мать меня не любит. Нет, нет, не подумайте, что со мной плохо обращались! У меня было все, что только можно пожелать: игрушки, конфеты, позднее – красивая одежда и престижная школа. Но сердце матери было отдано Жану, а отец меня просто не замечал. Если я начинала приставать к нему с каким-то вопросом, то он отмахивался либо совал стофранковую купюру со словами: «Пойди поешь мороженого!» Не могу сказать, что я страдала из-за всего, просто рано поняла, что я девочка, а он хотел еще одного сына – наследника. И все бы ничего, но на свой четырнадцатый день рождения Жан устроил целый скандал. Взял подаренный ему водяной пистолет, зарядил его краской и выстрелил при гостях прямо в отца. Мама постаралась превратить это в дурацкую шутку, и, надо сказать, ей это удалось. Все подумали, что Жану первый раз дали попробовать шампанское и он опьянел, даже шутили: «Пьяный младенец – позор семьи». И вот после этого дня рождения все пошло кувырком.

Я быстро разобралась, в чем дело: Жан нашел письма нашей матери и понял, что его настоящий отец – Аллан Гранж. Да и как было не разобраться, если он прямо кричал, что мать – шлюха, а Эдуард – рогоносец. Как отец его не убил, не знаю! Дальше – хуже. Софи застала его в комнате с одним из школьных приятелей в весьма недвусмысленной позе. Родители кинулись к психоаналитикам. Что бы там Жан ни говорил, но они оба его любили. Я это поняла, когда узнала, что в завещании и Сью, и Эдуарда большая часть имущества была отписана сыну. Причем и у нее и у него была одна, вызвавшая сплетни, формулировка: «Жану-Филипу, носящему в данный момент фамилию Макмайер». Они специально не написали: «Сыну», чтобы избежать каких-то казусов. Странно только, что и Сью написала так же – ей-то он доводился сыном!

Про меня в этой суматохе совершенно забыли, а чтобы и не вспоминать, отправили в закрытый пансион. «Тебе там сейчас будет лучше», – сказала Сью. Может, она и была права, потому что скоро выяснилось, что Жан еще и наркоман. Он начал колоть себе бог знает что, а ампулы – вот идиот! – прятал в коробке с собачьим печеньем! Конечно, их тут же нашли. Но уследить за ним было трудно, и он, уже назло Софи и Луи, стал засовывать ампулы в самые разные коробки на кухне. Дня не проходило, чтобы повар их где-нибудь случайно не находил. В конце концов терпению родителей пришел конец, и они отправили его в специальную школу. Но там Жан познакомился с мальчишкой, который, несмотря на юный возраст, помогал какой-то экстремистской группировке делать бомбы! В итоге он опять оказался дома. И вдруг все изменилось.