Игра

Сабрина с неожиданной для этой ситуации грациозностью поднялась с колен и встала перед кузеном во весь рост.

— Мать Кита и мой отец состояли в браке! — Девушка бросила на кузена вызывающий взгляд.

Но тот ответил, ничуть не смутившись:

— Это не был церковный брак. — И выразительно посмотрел ей в глаза.

Однако Сабрина не сдавалась:

— Гражданские браки на западе Англии официально признаются давно.

— Но наш король смотрит на них совсем по-иному, поэтому внебрачный сын вашего отца и был лишен всех прав.

Королевский указ, о котором говорил Макдоннел, появился всего около трех месяцев назад.

— Я и забыла, что вы были среди инициаторов этого документа! — парировала Сабрина. — Но когда станет известна вся правда, его скорее всего отменят. Думаю, королю будет небезынтересно узнать, что он, лишив Кита наследственных прав, дал вам возможность финансировать интриги и заговоры против него за счет состояния моего отца.

— Ваши безрассудные слова только подтверждают мою правоту. Что касается этого ублюдка, то я посажу его в тюрьму, ибо моему терпению, похоже, приходит конец.

Лицо Сабрины сделалось белее снега.

— Но вы же знаете, что это убьет его!

— Возможно, — ответил Роберт, улыбаясь одними губами.

В этот момент Сабрина поняла, что нажила себе смертельного врага. Все ее беспокойство о собственной судьбе мгновенно исчезло. В этом мире существовал лишь один человек, которого она любила, — Кит. После смерти его матери Сабрина заменила ее, целиком взяв на себя заботу о сводном брате. Год назад их разлучили, и все это время она не знала ни минуты покоя. Сердечная боль, тревога за судьбу Кита не покидали Сабрину. Сейчас же ему угрожала смертельная опасность, а она, молодая здоровая женщина, могла только надеяться на благополучный исход и молиться.

Сабрина наклонила голову и тихо сказала:

— Хорошо. Я поеду в Бат.

Явно довольный ее уступчивостью, Макдоннел улыбнулся:

— Вот и прекрасно! Там вы останетесь до подписания брачного контракта. А за это время, надеюсь, поймете разницу между скромной жизнью в провинции и разнузданностью, которой вы предавались в Лондоне. — Помолчав, он добавил. — Но если этого не произойдет, предупреждаю: вы больше никогда не увидите вашего сводного братца.

Глава 2

— Ни шагу дальше! — крикнул дворецкий незнакомому мужчине, пытавшемуся прорваться в холл за его спиной.

Он ухватился рукой за косяк двери, перекрывая нежданному гостю вход в дом графа на Ганновер-сквер. Однако тот ударил его по руке большим дамским веером и властно приказал низким контральто:

— Отойдите с дороги, Джефри! Глаза честного слуги полезли на лоб.

— Боже мой! Миледи, это вы?!

— Конечно, я!

Войдя в обшитую черным деревом комнату, Шарлотта на несколько секунд остановилась. Одного взгляда было достаточно, чтобы подтвердились ее самые смелые ожидания. Графиня увидела неопровержимые доказательства того, что происходило здесь несколько часов назад и в чем она сама принимала участие.

Небрежность, с которой грубо сработанные стулья с голыми деревянными сиденьями были задвинуты под карточные столы, не оставляла сомнений в том, что гости покидали дом в страшной спешке. Так было задумано. Огоньки догорающих свечей все еще отбрасывали слабый свет, отражающийся от натертых до блеска медных канделябров. Тарелки с остатками роскошного ужина, который по традиции лондонской знати подавался к четырем часам дня, в беспорядке теснились на столе. Скатерть была измята и покрыта винными пятнами.

— Джефри! — Шарлотта строго посмотрела на дворецкого. — Джефри!

— Слушаю вас, графиня, — откликнулся тот, продолжая оставаться на почтительном расстоянии от хозяйки.

Шарлотта раздраженно ударила веером по ладони:

— Что все это значит?

Джефри чуть приблизился и неуверенно ответил:

— Мы строго придерживались ваших указаний, миледи. Ведь вы распорядились не убирать со стола до возвращения домой его сиятельства.

— Разве Рэн еще не пришел?

Досада мелькнула в необыкновенно синих глазах Шарлотты. На протяжении вот уже нескольких недель она пыталась вызвать ревность своего супруга, регулярно возвращающегося домой далеко за полночь, для чего создавала в доме максимальный беспорядок. Ей казалось, что муж, наконец, обратит внимание на кавардак и заподозрит неладное. А именно то, что супруга в его отсутствие тоже не теряет времени даром…

Однако сейчас Шарлотта подумала, что лучше сыграть роль одинокой покинутой голубки. Она бросила взгляд на часы. Время еще было.

— Распорядитесь срочно убрать со стола и привести в порядок гостиную, — приказала она Джефри.

— Слушаюсь, миледи.

Джефри делал вид, что не замечает старомодного мужского парика хозяйки, благо Шарлотта была значительно выше его ростом…

— От его сиятельства только что принесли записку, миледи, — сказал он с легким поклоном. — Он пишет, что очень скоро будет дома.

— Очень скоро? Так чего же вы ждете, Джефри?! — прикрикнула она на дворецкого. — Срочно наведите порядок! Слышите?

— Будет сделано, миледи, — покорно ответил он и снова поклонился.

— Это уже лучше, — сказала Шарлотта, благосклонно кивнув своему старому слуге. — Когда его сиятельство вернется, скажите ему, что я легла спать и прошу меня не беспокоить. Вы поняли?

— Да, миледи.

Она повернулась и вышла из гостиной.

Дернув за сонетку, чтобы разбудить слуг, Джефри думал о том, чем может закончиться вся эта история. В веселый период холостяцкой жизни лорда Рэндольфа старый слуга не раз становился свидетелем любовных забав своего хозяина с легкомысленными и бездушными девицами и молодыми женщинами. Среди последних оказалась одна юная баронесса со странной склонностью к битью посуды и ломке хрупких предметов. Несмотря на это, лорд Лавлейс пришел к выводу, что еще не встречал женщины, которую хотел бы видеть своей супругой.

В аристократических кругах Лондона мало кто не знал, что граф женился на этой женщине в силу самой, казалось бы, редкой из существующих на то причин. Той, которую в высшем свете никогда не считали надежной основой для создания семьи. А именно — по любви. Но по прошествии первых наполненных неземным блаженством недель отношения между супругами стали быстро ухудшаться.

Оба супруга отличались беспримерным упрямством, никогда не признавали своих ошибок и считали унижением просить друг у друга прощения. Одним словом, вели они себя как капризные дети, что и делало их брак несчастным. Кроме того, у ее сиятельства было слишком много денег и не меньше свободного времени, однако она не всегда могла найти должное применение и тому и другому. Граф же постоянно занимался делами государственной важности и обращал мало внимания на свою прекрасную половину.

Дворецкий нахмурился и, подойдя к одному из столов, выудил из-под игральных карт и фишек прелестную табакерку с инициалом «М», выложенную мелкими бриллиантами. Очевидно, вещь принадлежала сэру Миллпосту.

Джефри не одобрял большинства знакомых графини, но особую неприязнь испытывал к сэру Миллпосту. Может быть, потому, что именно этот джентльмен был непременным участником всех холостяцких шалостей лорда Лавлейса. Он, как никто другой, склонял жену своего друга к сомнительным знакомствам с далеко не самыми респектабельными членами лондонского бомонда. Однако ее сиятельство, несмотря на свою молодость и легкомыслие, оказалась не той женщиной, которая могла клюнуть на светских повес и щеголей.