Играем в поэзию
Шрифт:
Обитатели Четыреста Сорок Восьмой тут же опробовали эту практику обучения, но, увы, в большинстве случаев у них учитель и ученик говорили на таком, примерно, уровне:
Ученик: - Можно выйти?
Учитель: - Иди и больше не возвращайся.
Ученик: - Интересно, почему?
Учитель: - Потому что ты мне надоел.
Ученик: - Интересно, чем же?
Учитель: - Сидишь тут и рожи корчишь.
Ученик: - Это потому, что я очень хочу выйти.
Учитель: - Вот и иди. И больше не возвращайся...
Но двоим все-таки удалось вырваться за пределы
И вот что у них получилось:
Полина Барскова:
Ученик: - Что такое мир?
Учитель: - Нагромождение идиотов.
Ученик: - Что такое пустота?
Учитель: - Глаз слепого.
Ученик: - Что такое разум?
Учитель: - Знание, скрываемое от чужих.
Ученик: - Что такое счастье?
Учитель: - Осознание своего начала.
Ученик: - Что такое добро?
Учитель: - Любовь без жалости.
Ученик: - Что такое зло?
Учитель: - Оплакивание живых.
Ученик: - Что такое свобода?
Учитель: - Море у твоих ног.
Ученик: - Что такое убийство?
Учитель: - Игра в кости с бессмертием.
Ученик: - Что такое мир?
Учитель: - Чаша с кровью.
Ученик: - Что такое я?
Учитель: - Зеркало с низким голосом.
Сева Зельченко:
Ученик: - Что это?
Учитель: - Бабочка. О, бабочка! Да, это бабочка, друг мой.
Ученик: - Из чего состоит бабочка?
Учитель: - Из двух параллельных "б", двух оранжевых "а" и
"очк"а.
Ученик: - Ее едят?
Учитель: - Нет, ее протыкают булавкой.
Ученик: - Зачем?
Учитель: - Она обретает спокойствие. Так познают
спокойствие.
Ученик: - Что сказал об этом поэт?
Учитель: - Поэт сказал: "На свете счастья нет, но есть".
Ученик: - Бабочки всегда так громко звучат?
Учитель: - Нет, друг мой.
Ученик: - Значит это не бабочка?
Учитель: - Возможно и так, друг мой.
Ученик: - Она приближается. Бабочки всегда такие большие?
Учитель: - Нет, друг мой.
Ученик: - Почему же ты молчишь?
Учитель: - Лучше промолчать, нежели впасть в заблуждение.
Ученик: - Что есть учитель?
Учитель: - Такие вопросы задавать запрещено.
Другой ученик (вбегая):
– То, что Вы назвали бабочкой, учитель, село там,
на поляне. Оно огромно и железно. В нем кто-то
есть. (убегает).
Ученик: - Пойдем, посмотрим?
Учитель: - Не так быстро, дитя мое, не так быстро. Сначала
повтори алфавит.
Ученик: - А.
Учитель: - Полным ответом.
Ученик (не слушая)
– Кто это идет сюда?
Учитель: - Неважно. Поэт сказал: "Я - памятник себе".
Ученик: - Что они там делают?
Учитель: - Биографию, друг мой, биографию.
Ученик: - Они тянут какую-то сеть.
Учитель: - Сеть состоит из дырок и ниток между ними.
Ученик: - Они поджигают лес.
Учитель: - Поэт сказал: "Белеет пар. Ус одинокий".
Ученик: - Что это, что это? Смотри, учитель, что это?
Подполковник
Осьминогов (входит с топором):– А вот что!
"НАПИШЕМ, БРАТЦЫ, МОНОРИМ"
Жил во второй половине прошлого века в России такой поэт Алексей Апухтин.
Он был знаменит тем, что начал сочинять стихи довольно рано, и старшие современники (Иван Тургенев, например) прочили ему славу Пушкина. Со славой, правда, ничего сверхъестественного не вышло, но сочинения его, печальные, меланхолические даже стихи и поэмы, пользовались у читающей публики успехом.
А еще он (Апухтин) был известен тем, что учился в школе вместе с великим Чайковским, и остался другом ему на всю жизнь, и Чайковский сочинил на стихи Апухтина несколько превосходных романсов...
Но однажды этот певец печали написал вдруг очень веселое стихотворение в жанре монорима (монорим - это стихи на одну рифму), начинающееся строкой "Когда будете, дети, студентами". Стихотворение это стало невероятно популярным, к нему тут же приспособили нехитрую мелодийку, и все московские, а за ними и петербургские студенты, на своих пирушках радостным хором распевали:
"Когда будете, дети, студентами,
Не ломайте голов над моментами,
Над Гамлетами, Лирами, Кентами,
Над царями и над президентами,
Над морями и над континентами.
Не якшайтеся там с оппонентами,
Поступайте хитро с конкурентами,
А пойдете на службу с патентами,
Не глядите на службе доцентами,
И не брезгуйте, дети, презентами...
Говорите всегда комплиментами,
У начальников будьте клиентами..."
И так далее, - еще строк двадцать в том же духе и на ту же рифму.
Населению Четыреста Сорок Восьмой идея монорима пришлась по вкусу, тем более, что тут же последовал призыв к действию, исполненный тем же замечательным способом:
Напишем, братцы, монорим!
Раз двадцать рифму повторим,
Насочиняем, натворим,
От вдохновения сгорим,
Бумагой всюду насорим,
Москву и Питер покорим,
Париж, и Хельсинки, и Рим
Весь мир стихом своим взбодрим,
И будет этот монорим
Прекрасен и неповторим.
И поэтому едва прозвучало задание - первые строчки предполагаемых моноримов: "за что мне нравится кино" и "когда мне было десять лет", - Четыреста Сорок Восьмая мгновенно забурлила, забубнила, зарифмовала, зашевелила мозгами во все стороны, и результат тут же (не прошло и часа) не замедлил сказаться.
Когда мне было десять лет,
Приснился как-то мне валет,
Наглец, красавец и атлет,
Одет в малиновый жилет,
С плеча свисает эполет,
На шее черный амулет,
В руке держал он арбалет,
Заткнул за пояс пистолет.
Я говорю ему: - Привет!..
Мол, сколько зим и сколько лет.
Он выстрелил в меня в ответ
И закричал: - Умри, поэт!
Оставь навеки этот свет!
Здесь для поэта места нет!
Я возмутился: - Что за бред!