Играть, мстить и править
Шрифт:
— А как же те десять процентов невиновных?
— Комары — живые создания? Ты их жалеешь? Ты не истребляешь их целенаправленно, но о них ты ведь не думаешь, когда убиваешь. Просто они мешают тебе.
— Что за бред?
— Вовсе не бред. Комары — живые создания. Или ты не считаешь за живых созданий тех, кто не может вопить от боли? Почему есть защитники животных, но нет защитников насекомых? Вот это уже дискриминация и бред. Бред — это глупые человеческие предпочтения.
— Тех, кого я пометил, как тех, кто заплатил, вы ведь не оставите в покое, да?
— А как ты думаешь? Это же деньги.
— Ты выродок, — Никита поднялся, подошёл к отцу и плюнул ему в лицо.
Григорий прикрыл глаза и вытер слюну.
— Пошёл вон.
Никита ухмыльнулся и покинул квартиру.
На следующий день Никита даже не открывал списка. И на город грома он стал стоить свои планы. На очереди туда был клиент.
«Я веду в город грома свою гильдию. Сообщи клиенту, что он в пролёте», — написал Никита Фоджину.
«Никита, я не совсем верю своим глазам. Ты руинишь наше дело. Ты на самом деле решил сделать то, о чём написал?» — ответил тот.
«Да. О причинах можешь поинтересоваться у Григория».
После этого Никита написал Юкки, своей верной помощнице, которой он доверял больше, чем себе. Начинать делиться бустом города с кем-то другим было бы преступлением.
«Ты будешь первой в очереди на буст в город грома. Жду тебя в ущелье исполинов».
Юкки не поняла ничего из того, что ей написал Ник. Просто решила, что он привлекает её какому-то очередному делу. Она просто пришла, куда ей сказали.
— Так что делать надо? Только побыстрее можно? А то у меня дела.
— Забудь о делах на несколько часов. Этот день ты надолго запомнишь, — улыбнулся Никита.
Скрытый квест Юкки очень заинтересовал. Она без конца задавала всевозможные вопросы о городе и о том, что происходит внутри.
— Крутейшее место! — восторгалась она. — А награда за этот квест, наверное, что-то особенное.
— Буст на опыт икс тридцать. На выпадение вещей икс пять.
— Забавно, — усмехнулась она.
Никита заметил слёзы в её глазах. Наконец она поняла, что помогать, оказывать услуги никому не надо, сегодня услугу оказывают ей.
Скоро Юля принесла Никиту в жертву двери. Сразу после выхода из города грома Никите написал Фоджин и попросил прийти и поговорить с отцом. Ник ожидал приглашения, но Юля осталась одна в городе грома доделывать квест, и ему было тревожно за неё. И как раз Костя вернулся со школы, его Никита попросил зайти в город грома подстраховать Юлю. Костя не согласился, его Никита встретил у входа в город.
— Идиот, — сказал Костя сходу. — Будешь ставить палки в колеса, отец от тебя просто избавится.
— Не избавится. Я тогда просто сдам его.
— Ты всё думаешь, что держишь его на крючке? — усмехнулся Костя. — Какой же ты наивный. Юристы давно обмозговали защиту. Я получу три ляма за показание в суде, что эта твоя запись, на которой отец меня бьёт — инсцинировка!
— Что? Я думал... Так ты на стороне отца, значит? После всего, что он делал, ты меня кинешь? — горько спросил Никита.
— Ну, скажем, за пятьдесят лямов я перейду на твою сторону и соглашусь посадить отца, — рассудил Костя.
— Почему он тогда вообще мне платил? — не понимал Ник.
— Ты вообще ничего не понимаешь, глупый брат, — сказал Костя. — Чёрт с тобой. Схожу,
подстрахую Юлю.И он скрылся в пещере, ведущей к телепорту в город грома. Никита мог успокоиться и покинуть игру.
Когда Никита шёл к отцу, его трясло. Он больше не был уверен в том, что он делает. Однако отступать не был намерен.
При встрече с отцом Никита не хотел сдерживать чувства, которые его переполняли. Он накинулся на отца и ударил пару раз. Отец его скрутил так, что Никита заорал.
— Ты драться пришёл или договариваться? — спросил Григорий, вынуждая ответить правильно.
— Ладно. Понял. Пусти! — простонал Ник.
— Кофе будешь?
— Ага. Не сильно я тебя?
— Нормально.
Они сели на кухне в тишине. Пока варился кофе, Григорий смотрел в окно.
— Десять на девяносто, — предложил Никита. — Десять тебе, разумеется. Или забудь о городе грома.
Григорий сложил руки, размышляя. Думал около минуты.
— Ладно, — сказал он, не поворачиваясь.
— Ладно? — усмехнулся Ник. — Один на девяносто девять. Один процент прибыли тебя устроит?
— Чего ты добиваешься? Ты не сможешь сам найти клиентов. На Фоджина не рассчитывай, он не поможет.
— Хочу посмотреть, ты меня сам уберёшь, или делегируешь это кому-то.
— Ты вообще ничего в жизни не понимаешь, если думаешь, что я решусь на это, — повторил отец слова Кости.
— Даже не знаю. Наверное, я вообще ничего не понимаю, рас отказываюсь топить каких-то там живых людей.
— Ты опять об этих?
Кофе насочился в чашку из кофеварки. Григорий подал её сыну и снова заговорил:
— Думаешь, мне их не жалко? Жалко, конечно. Я думал, никогда не признаюсь в этом ни тебе, ни себе. Но это жизнь. Мы с тобой — хищники, они — жертвы. Жалость — повод подыхать от голода?
— Наверное, да. Я бы сдох. Я недостаточно жёсткий. Я салага. Скажи, кто я ещё?
— Ты просто дурак. Уходи в социальные работники и не мешай мне.
— Город грома мой.
— С чего ты взял?
Никита пригубил кофе, горький невероятно.
— Я так решил. Гордись мной, папа, — он оставил кружку и ушёл.
На улице Никита пришёл в смятение. Ему казалось, что где-то он поступил неправильно. И поток размышлений снова охватил его. Он на самом деле не понимал, как можно не считать за людей незнакомых, и любить исключительно близких. Он понимал, что в его семье лицемерие на критической отметке, но, вообще-то, всё общество сейчас именно такое. Люди чужие друг другу. Люди смирились с социальным неравенством, приняв правила государств и экономик. Одни стоят выше, получают высокую зарплату и живут за счёт других. Другие терпят ограничения и надеятся, что когда-нибудь всё изменится. Отец на самом деле любит его, он донёс до него правду в грубой извращённой форме, чтобы дать ему бесценное преимущество. Никита наконец принял ситуацию и перестал злиться. Не человек такой — такой мир. Позиция преступника, но бездействие иногда — это тоже преступление. Все люди, которые принимают этот несправедливый мир и ничего не делают — моральные преступники. Иными словами — это всё бред про моральный выбор. И Никита не хотел жить в таком мире. Но в этом мире был его наркотик. Если бы он не знал про Хайреволт, он бы ушёл в монастырь.