Играй в меня

Только беда в том, что завещать свое сердце определённому человеку я не смогу. Я завещаю всю себя центру трансплантологии, пусть меня разберут на части в самых что ни на есть благотворительных целях. А мой адвокат свяжется с Сенькой. Сразу, у него чёткие распоряжения… Сенька наверняка тобой ещё не переболеет, и я уверена, он выкрутится. Сеньке плевать на закон, ему важна только ты… он придумает что-нибудь.

Если со мной ничего не случится, если я украду эти деньги, мы убежим, я доживу до старости, а отнюдь не умру от гепатита, который я точно рано или поздно поймаю, если не завяжу… Тогда я посмеюсь, обзову себя дурочкой, заберу это письмо у адвоката и сожгу его.

А если нет… возьми моё сердце, пусть живёт в тебе. Оно не чужое тебе. Оно тебя любит… в нем вообще любви много, которую я так и не успела растратить. У нас с тобой одна группа крови. Мы почти ровесницы… В общем бери, мне надоело тебя уговаривать. Я надеюсь, что не опоздаю, что умру… вовремя.

Сейчас я пишу это письмо, пока ты спишь. Солнце уже встаёт, пасмурно на улице, небо затянули тучи… А я так солнца хочу, чтобы сугробы искрили миллионами бриллиантов. Чтобы как в сказке… меня не покидает ощущение, что больше в моей жизни сказок не будет. Ты спишь, а я смотрю на тебя и сердце моё сжимается…. Я снова тебя подведу, Кать. Ты не спала всю ночь, я держалась ради тебя. А сейчас пойду, у меня в ванной спрятана доза… потом лягу спать возле тебя, но ты же догадаешься…. Я слабая, я в сотни раз слабее тебя. Прости меня, Катька.

У меня есть одна просьба. Пусть нелепая… я хочу, чтоб моё сердце нёс Сенька. Когда я уже умру, и его вырежут, если ты читаешь, то наверняка уже вырезали…. Мне сказали, что его смогут удерживать в рабочем состоянии ещё несколько часов, надеюсь, вы успеете… Неважно, все равно мне этого не узнать. Просто пусть его несёт Сеня. Ему же не трудно, в конце концов… Я даже уверена, что и письмо он прочтёт вперёд тебя, а то не дай боже я тебя обижу… Сень, ты же донесешь, правда? И смех и грех, но от этой мысли мне приятно, и даже щекотно где-то внутри… хотя возможно это просто Левка шевелится — тут смеющийся смайлик.

Все, заканчиваю письмо… ты скоро проснёшься, а меня ждёт доза. Я люблю тебя, Катька. Живи, пожалуйста, счастливо… рожай детей. И не обижай Сеньку, он хороший, просто любит тебя и дури в нем немерено… Странно, но конфету хочется. Мармеладку грушевую, такие моя мама покупала, в прозрачной обертке. Наверное, беременная прихоть… Вот закончится все, куплю себе целый килограмм мармеладок и съем. Пока, моя хорошая.

Глава 30

Дима

— Как же так… — растерянно сказала Катька. И повторила. — Ну, как же так…

Взгляд такой растерянный, но я чувствую, надо ковать железо, пока горячо. Пока она сломлена и дезориентировано… Мне её жалко, да. Но у нас есть целых тридцать процентов на то, что она будет жить. Тридцать процентов, Господи, как мало, и как много по сравнением с ничем.

— У нас час, — сурово отрезал я. — Всего час.

Испуганную таким поворотом Катьку я передал в руки медсестрам, те закружили вокруг неё хлопотливым хороводом. Я успел поймать её взгляд, снова сердце от жалости сжалось, но я напомнил себе — не время для сомнений. Катя бы просто угасла на наших глазах, а теперь у нас долбанных тридцать процентов… В коридоре меня ждал Сенька.

— Ты должен принести сердце, — напомнил я. — Всё же, это её последняя просьба.

— Хорошо, что она не попросила его собственноручно вырезать…

И посмотрел на свои руки так, словно ему это сердце прямо в ладонях нести. А насколько знаю, она сейчас подсоединено к какому то прибору, который обеспечивает его жизнедеятельность. Ляльки нет, а сердце бьётся. И если мне повезёт, то будет биться ещё долгие годы. Сенька ушёл. Сердце уже доставили, оно ожидало на первом этаже, финального шага, то есть прибытия сердценосца. Я отогнал мысли о том, во что нам выльется эдакая самодеятельность, все же, мы действовали совершенно незаконно. Лялькины органы уйдут на трансплантацию, и я уверен, что я очереди стоит много больных, которым это сердце просто необходимо… Но на весах Катька. Возможно, когда я умру и попаду на небесный суд, если он есть, но и тогда я повторю — жизни сотен людей не стоят одной Катькиной. Я пусть умру, а упрямая дуреха живёт. Так будет правильно, так должно быть…

Катю я нашёл уже в предоперационной. Она сидела в голубой рубашке с завязками и в шапочке, под которую убраны волосы. Худенькая такая, в мешковатой рубашке особенно в глаза бросается, руки — спички. Успокаиваю себя, что вот пройдёт операция, Катя поправится и отъестся…

— Дим, — говорит она. — Я не хочу… все слишком быстро. Вот я собираюсь умереть, вот умирает Лялька, а вот мне уже делают операцию… Дим, я не могу, отпустите меня домой пожалуйста… у меня там рыбки… Вы кормили моих рыбок?

— Кормили, — успокаиваю я. — с ними все в порядке, одна так даже растолстела.

Катя улыбается, но дни и лишь губами, в глазах плещется ужас.

— Дим…

— Сердце ждёт. У него срок годности, Катька.

— Оно стольким людям необходимо, почему я?

Терпение, успокаиваю себя ей. Тебе же страшно, а представь, каково ей?

— Потому что Лялька отдала его тебе. Это подарок, Катька. Возвращать подарки дурной тон… Это твоё сердце. Ляльки не будет, а её сердце будет биться в тебе.

Наверное я наконец нашёл нужные слова. Катя прижалась ко мне, уткнулась в рубашку уже не свежую — вот уж на что не хватило времени, так это на переодеться. Разревелась. Я гладил её по плечам, по голове в дурацкой шапости и шептал что-то чего даже вспомнить не смогу — явные глупости. Дверь открылась, в палату заглянул врач, увидел нас и беспокоить не стал.

— Мне страшно, — прошептала Катька. — Умирать не страшно… а боли боюсь. Димка, если бы ты знал, как это больно, ты не заставил бы меня через это проходить.

— Я бы сам прошёл… сотни раз, если бы можно было вместо тебя. Но тебе уйти не позволю, ты пройдёшь этот путь до конца. Пусть Лялькина жизнь и смерть не будет напрасной…

— Хватит, тебе на Ляльку всегда было плевать.

— Зато на тебя нет. Хочешь, мне тоже будет больно? Я попрошу, мне почку вырежут. Или четверть печени, она заново вырастет…

— Дурак, — сказала Катька. — Кому твоя печень нужна, ты пьёшь уже неделю.

Дверь открылась и вошёл Сенька. Точнее даже — дверь перед ним открыли. У Сеньки в руках ящик, вокруг штук пять людей в халатах, и все явно боятся, что Сенька свою ношу выронит. Это они зря, Сенька уже часов пять не пьёт… на этой неделе — рекорд.

— Сердце подано, — высокопарно выдал Сеня, и даже расшаркался.

Ящик в его руках накренился, все задержали дыхание. Клоун. Катька вздрогнула, с трудом поднялась, подошла, положила на ящик ладонь.

— Там её сердце?

— Да, — ответил я. — Твоё сердце.

У Катьки снова слезы по щекам. Ящик с сердцем забрали и унесли, мы стоим втроём и драгоценные минуты утекают. Я чувствую, что скоро сорвусь, начну орать, топать ногами, бить все вокруг… но терплю. Я даю ей шанс решить самой, решиться.