Играющая в Го

Нужно отыскать Цзина! Я преодолеваю кордон японских солдат и проникаю в дом. Стены внутри изрешечены пулями. В саду уцелели только багряные георгины – они стоят, гордо подняв царственные головы. Цзин лежит в шезлонге и играет со своей птицей.

– Я думала, ты в тюрьме.

Он поднимает голову. Я вижу в его глазах ненависть и желание.

– Ты – моя тюрьма. Я просыпаюсь.

С самого рассвета перекресток у храма заполняют торговцы, зеваки и даосские монахи. Я устраиваюсь за столиком и пытаюсь съесть суп с пельменями. Над миской поднимается пар. Я стараюсь не пропустить Миня.

Мимо идут прохожие, бегут по улицам рикши. Куда? Может, у кого-нибудь из них японцы арестовали сына или брата? Я завидую отстраненности монахов, невинности детей на руках у матерей, безмятежной нищете попрошаек. Когда появляется велосипедист, я поднимаюсь с мучительным беспокойством в душе. Сегодня я впервые осознаю смысл выражения «проглядеть все глаза».

Вскоре солнце одолевает три четверти пути по небесному своду. Я прячусь под ивой. На перекресток выходят японские солдаты с флажками на штыках. Я вижу под касками их молодые жестокие лица. Приземистые, узкоглазые, с усиками под приплюснутыми носами, они представляют ту расу островитян, которая, если верить легенде, происходит от нашей, китайской, расы. Эти люди мне отвратительны.

В одиннадцать решаю отправиться в школу. Хун говорит, что преподаватель литературы заметил мое отсутствие и сделал пометку в журнале. «Почему ты опоздала?» – спрашивает она. Я сообщаю ей о случившемся.

Она размышляет вслух:

– Тебе бы следовало исчезнуть на некоторое время. Ты встречалась с Минем и Цзином. Японцы могут тобой заинтересоваться.

Меня смешат ее слова.

– Если они придут за мной, я буду счастлива сдаться. Да и где бы я могла спрятаться? Если скроюсь, они арестуют моих родителей. Пусть забирают меня, если хотят.

Хун умоляет меня не делать глупостей:

– Ничего я не сделаю. Я ведь так рассудительна, так труслива. Я не отправлюсь поджигать казарму японцев, чтобы спасти своих друзей. Они настоящие герои. Они умеют стрелять из пистолета, бросать гранаты и обращаться со взрывчаткой. Они знают, что такое рисковать жизнью во имя великого дела. А я никогда не прикасалась к оружию. Понятия не имею, сколько оно весит и как работает. Я не сумела распознать революционера. Я – самая обычная девушка.

56

Капитану Накамуре повсюду мерещатся шпионы – даже в японской армии. Сомневаясь в преданности китайских переводчиков, он уговаривает меня поприсутствовать на допросе новых пленных.

Тюрьма расположена в самом центре казармы, во дворе, укрывшемся под сенью высоких платанов. Как только я переступаю порог, в нос мне ударяет вонь – тот же запах, что царит на поле боя на следующий день после сражения.

Лейтенант Ока – капитан Накамура познакомил нас во время одного из ужинов в городе – встречает меня с распростертыми объятиями. У него чересчур лощеная внешность: форма сшита на заказ, усики безупречно подстрижены.

Он ведет меня во второй двор: к дереву подвешен за ноги китаец. Его голое тело исполосовано черными отметинами от побоев. При нашем приближении в воздух поднимается рой мух, открывая нашим глазам изуродованную, напоминающую возделанную почву, плоть.

– После порки я применил к нему раскаленное железо, – сообщает мне лейтенант.

Внутри здания запах разложения усиливается. Лейтенант Ока хранит полную невозмутимость, и я пытаюсь вести себя так же. Он предлагает мне совершить экскурсию по тюрьме. В длинном мрачном коридоре он с гордостью врача, любующегося своей образцовой больницей, демонстрирует мне камеры. За решетками я различаю изуродованные тела еще живых людей. Лейтенант объясняет, что, прибыв к месту службы, он первым делом приказал уменьшить высоту потолков, чтобы преступники не могли стоять, после чего сократил их рацион.

Я задыхаюсь от запаха экскрементов и крови. Заметив, что мне нехорошо, мой гид произносит тоном усердного чиновника:

– Сожалею, лейтенант, когда этих свиней бьют палками, у них начинается понос.

От вида умирающих людей у меня мороз пробегает по коже. Но безмятежно-внимательный вид лейтенанта Оки не позволяет мне выказать отвращение. Я не могу проявить неуважение к его работе. Боясь насмешки над собственной слабостью, я сглатываю горькую слюну и произношу несколько хвалебных слов. Он благодарит меня застенчивой улыбкой.

Пыточные камеры находятся в конце коридора. Лейтенант выбрал их сознательно, чтобы крики несчастных узников разносились по всей тюрьме. Желая продемонстрировать свое мастерство, он приказывает помощнику возобновить допрос.

От женского вопля волосы встают дыбом у меня на голове.

– Коммунистке насыпали соли на рану, – поясняет лейтенант.

Помолчав, он добавляет:

– Когда я учился, наш инструктор часто повторял: женщины переносят пытки терпеливее мужчин. Эта мерзавка особенно упряма.

Он открывает дверь. В центре комнаты, в очаге горит огонь, в бронзовом тазу разогревают металлические прутья. Жара стоит невыносимая. Два палача с волосатыми руками выливают ведро воды на обнаженную женщину. К ней склоняется переводчик.

– Говори! – кричит он по-китайски. – Если все скажешь, императорская армия пощадит твою жизнь.

Она стонет, шепчет срывающимся от боли голосом:

– Проклятые японские собаки…

– Что она говорит? – спрашивает лейтенант Ока.

– Она оскорбляет господ императорских офицеров.

– Скажи, что ее товарищи во всем сознались. Только она не желает сотрудничать. К чему упираться?

Женщина съеживается. Я вижу, как дрожит ее окровавленная спина с заломленными назад руками.

Лейтенант наносит ей жестокий удар ногой. Она опрокидывается на бок, поворачивает к нам распухшее посиневшее лицо.

Придавив ей лицо сапогом, лейтенант улыбается:

– Скажи, что, если она не заговорит, я засуну ей в задницу раскаленную кочергу.

Китаец спешит перевести его слова несчастной. Она перестает стонать. Все смотрят на полумертвое тело женщины. Лейтенант делает знак переводчику, хватает ручку и листок бумаги. Внезапно женщина выпрямляется и начинает вопить, как вырвавшаяся из ада фурия:

– Убей меня! Убей меня! Все вы прокляты…

Лейтенант не ждет перевода – смысл сказанного понятен ему без слов. По его знаку палачи бросаются на женщину, удерживая ее за плечи. Лейтенант берет раскаленную докрасна кочергу.