Игривый бит

– Ага, я не знал, что именно мне понадобится, поэтому машинально покупал все,

что только видел, подходящее к этой модели.

Ребекка открыла капот, проверяя двигатель.

– Не могу дождаться, когда мы с тобой начнем, но двигатель слишком горячий.

Разве возможно, чтобы эта девушка стала еще идеальней? Он так не думал.

– Давай занесем твои вещи в дом, – сказал он, целуя ее в шею. – Ты голодна?

Она подняла глаза.

– Не особо.

– Возбуждена?

Ее улыбка заставила ее сердце забиться чаще.

– На полпути к этому.

Эрик вытащил их вещи из багажника, и отпер дверь между гаражом и кухней.

Ребекка зашла в дом, пробегая взглядом по огромной кухне, обставленной в белой

мебели, и плитой, которой позавидовал бы любой шеф-повар.

– Ты же не готовишь?

Эрик отрицательно покачал головой.

Ребекка улыбнулась.

– И сколько в этом доме спален?

– Почему бы нам не опробовать их все, чтобы ты смогла их сосчитать?

– Шесть?

– Семь, – признался он.

– Должно быть, я чего-то не понимаю, – сказала она, проходя дальше по кухне,

ставя сумочку на гладкую столешницу, предназначенную для завтраков. – Этот дом

больше похож на жилище Марты Стюарт. – Она покрутила в руках миску с фруктами.

– Значит, тебе не нравится?

– Этого я не говорила. Это изумительный дом. Просто не то, что я ожидала.

– А что ты ожидала увидеть?

– Не знаю, – засмеялась она. – Может подвал в родительском доме.

Эрик недовольно скривился.

Она приняла его боль за оскорбление.

– Прости меня. Ты возможно миллионер или что-то типа того. – Ребекка щелкнула

пальцами. – Поняла! Он достался тебе в наследство от двоюродной бабушки Эдны.

Он покачал головой, неожиданно загрустив из-за отсутствия двоюродной бабушки

Эдны. Ребекка прошла по кухне, подходя к нему, подняла голову, глядя на него.

– В чем дело?

Он снова покачал головой. До этого времени, он никогда не чувствовал себя

одиноко в этом доме. И впервые в жизни, он не был один.

– Может, ты устроишь мне экскурсию?

Эрик провел ее по всем трем этажам, показывая свой старинный дом, с идеальной

обставленной и сочетающейся по декору мебелью, впервые понимая, какой мечтой может

оказаться его дом.

Ребекка была на удивление впечатлена, и продолжала уверять его, что ей

действительно нравится этот дом. Они закончили осмотр в огромной гостиной,

заставленной различными музыкальными инструментами.

– Ты на всем этом играешь? – спросила она.

– Да.

– Серьезно? А почему так много?

– Они мне все нравятся.

– Эрик?

Он отозвался, но не смотрел на нее.

– Я думала, мы решили никогда друг другу не врать, – настаивала она.

– Я и не врал. Мне, правда, они все нравятся.

Когда она в течение нескольких минут не сказал ни слова, Эрик наконец-то

посмотрел на нее.

– Я только что поняла, я ничего о тебе не знаю, – сказала она.

– Ты знаешь самое важное, и этого достаточно.

– Я так не думаю. Этот дом – он идеальный, настоящая мечта, но я не вижу никаких

личных вещей. Например, где семейные фотографии или детские вещи?

– У меня этого нет.

– Что ты имеешь в виду? У тебя что, амнезия?

Он бы засмеялся, если бы в его легких был хоть глоток воздуха. Он стиснул зубы,

пока не заболела челюсть.

– Я хочу сказать, у меня нет семьи.

– Никого?

Он мотнул головой.

– Они все умерли?

– Реб, к чему этот дурацкий допрос?

– Когда мы гастролировали с группой, я думала о тебе как об Эрике Стиксе:

знаменитом, необычайно талантливом барабанщике «Грешников». Но сейчас передо мной

стоит обычный мужчина.

– Значит, обычный, да?

– Мужчина, которого я люблю. Эрик, я хочу узнать тебя. Расскажи мне.

Он сел на банкетку возле рояля и поставил локти на бедра. Сцепив руки, и не сводя

с них глаз, будто решая, как много ему следует ей рассказывать.

Она села рядом с ним, толкая его коленом.

– Никто не знает, кем был мой отец. Моя мама была наркоманкой. Она бросила

меня, когда мне было четыре года. Она, наверное, уже умерла.

– Она бросила тебя?

– Ага, бросила? Меня отправили в приют.

– Значит, тебя усыновили?

Он покачал головой.

– Никто не хотел меня брать. Я доставлял много неприятностей. Я часто переезжал

с места на место, их одной приемной семьи в другую. А если меня не переселяли, то я сам

сбегал.

Ребекка погладила его спину.

– Это объясняет дом.

– Пожалуй.

– Но не музыку.

Он осмотрел все стоящие в комнате инструменты.

– В младших классах у меня была очень вдохновляющая учительница музыки. Она

давалась мне легко. Была моим спасением. Она разглядела мой талант и воодушевила

меня. Я делал все, лишь бы услышать ее похвалу. Когда я играл, она души во мне не чаяла,

поэтому я стал своего рода одержим музыкой. Я всего несколько месяцев проучился в ее

классе, но мне этого хватило. В каждой новой школе, я врал по поводу инструмента, на

котором умею играть, и выбирал новый, до тех пор, пока не умел играть на всем, что

попадало в мои руки. Ты знала, что многие школы жертвуют музыкальные инструменты

бедным детям?

– Им приходится это делать. Во многих школах урезают бюджет и закрывают

музыкальные классы.

Эрик мысленно поставил галочку проверить местные школы, узнать, есть ли у них

финансирование музыкальных классов, и потребуется ли пожертвовать им огромное

количество музыкальных инструментов.