Игрок 2

Не зря в криминальном мире даже существует такая специальность — «вор на доверии». Этих людей жертвы сами пускают в квартиры и, можно сказать, отдают им деньги в руки. Без всяких умных книжек, коучей и курсов по психологии такие специалисты могут стать лучшими друзьями моментально для кого угодно.

Как? А как сапожным ножом вырезают печати, неотличимые от оригинала? Как без всяких ксероксов рисуют купюры, которые пропускают даже кассиры с многолетним стажем? Криминальный мир богат талантами, и сейчас со мной в одной машине сидит один из них. Так почему бы мне не поучиться?

— Так почему бы мне не проиграть? — повторяю я вопрос.

— Зачем? — посмеивается Юра. — Ты хочешь их разочаровать?

— Чем разочаровать? — искренне не понимаю. — Они же деньги получат.

— У них этих денег и без тебя, как у дурака фантиков, — смеётся он. — Они не знают, на что их потратить. Ну, купил ты квартиру кооперативную, ну машину. Бабу свою рыжьём и стекляшками обвешал. И что? И всё! Вон тому же Высоцкому, зачем ему деньги? У него куртка из Парижа, джинсы из Милана. Машину ему жена подарила. Да его в любом кабаке до конца жизни будут поить и кормить бесплатно. Он — Высоцкий! Зачем ему эти бумажки?

— Хочешь сказать, что они ему руки жгут? — доходит до меня.

— Именно, — кивает Одессит. — Ведь чувствовать, что у тебя что-то есть, можно только тогда, когда ты это тратишь. Они к нам за эмоциями идут, за адреналином. Ведь разом много денег проиграть, это всё равно что с парашютом прыгнуть. Или в бочке с водопада спуститься. Там за бугром есть такое местечко — Монте-Карло — специальное созданное для таких людей. Думаешь, туда нищие едут, чтобы разбогатеть? Так нет. Там как раз собираются те, у кого этих денег куры не клюют. Они туда проигрывать ездят. Это вроде как кровопускание такое. В Советском Союзе Монте-Карло нет, зато есть мы.

— То есть получается, — говорю, — они хотят, чтобы я их обыграл?

— Конечно, — Юра радуется, что я его понял. — И не просто обыграл, а разбил в пух и прах. Без штанов оставил. Ведь только тогда они будут об этой игре вспоминать и знакомым рассказывать. О том, что они с настоящим ялтинским шулером играли. Это, ну не знаю, можно сказать, как с медведем бороться и после этого живым остаться. На всю жизнь впечатление. Ты понял меня, Фёдор Михайлович?

— Кажется, понял, — киваю.

— Ну тогда иди и покажи им класс.

Наш автомобиль, вслед за звёздной парой заруливает на стоянку. Приехали.

* * *

С тех пор как профессор Боткин ввёл моду на оздоровление в Крыму, это место стало невероятно популярным у столичного бомонда.

Боткин разработал свою собственную уникальную методику, в которую входило лечение с помощью крымского вина и оздоровительного сна на морском побережье. Неудивительно, что у него отбоя не было от пациентов.

Ну а по моему личному ощущению после промозглого и зимой и летом Санкт-Петербурга солнечная Ялта во всех своих составляющих была универсальной панацеей.

Неслучайно знать Российской империи, да и сама императорская семья, строили здесь свои летние дворцы, сейчас по всем заветам социальной справедливости переделанные в музеи санатории для трудящихся.

Санаторий «Украина» на фоне того же Ливадийского дворца был абсолютным новоделом, однако своей роскошью ничуть не уступал бывшей царской резиденции.

Помпезное здание в античном стиле, с целым каскадом лестниц и аллей, увенчанное статуями. Оно должно было наглядно показывать всем, что вот здесь в отдельно взятом месте Советского Союза коммунизм уже наступил.

Если Высоцкого и Влади пускают внутрь без всяких сомнений, то ко мне на воротах долго присматриваются, и даже мой членский билет Союза писателей не играет особой роли на чаше весов.

Только личное и довольно решительное вмешательство Марины Влади, поднаторевшей в последние годы в борьбе советской бюрократии, решает вопрос. Ссориться с ней не решается даже седоусый вахтёр, и я понимаю, что за этой женщиной, Владимир Высоцкий долгие годы находился как за каменной стеной.

Именно в ней чувствуется какой-то несгибаемый стержень. Высоцкий же в этой паре — чистый хаос, притянутый к своей противоположности философскими законами всемирной диалектики.

Юра пройти даже не пытается и без особых возражений разводит руками, обещая ждать меня столько, сколько понадобится. Напоследок он ободрительно подмигивает, словно напоминая о нашем разговоре. «Оставь их без штанов, Федя».

Мы идём к лечебному корпусу по идеально ровной кипарисовой аллее. Отсутствие даже малейшей мусоринки, да что там, косо растущей травинки, вызывает какое-то нереальное ощущение, словно ты оказался в научно-фантастическом фильме про «прекрасное далёко».

К нам навстречу идут чинно прогуливающиеся отдыхающие передовики производств, лауреаты Государственных премий, академики.

На Высоцкого смотрят с интересом, даже оглядываются. Очевидно узнают, но никто не лезет с вопросами или попыткой взять автограф. С парой человек он даже оказывается знаком и походя здоровается.

— Я не могу вас пустить, — нам решительно заступает дорогу невысокая и круглолицая медработница с едва заметными веснушками на щеках. — У Михаила Нехемьевича сегодня процедуры. У него вчера был рецидив, ему нельзя беспокоиться. Доктор запретил любые посещения.

Весь медперсонал тоже словно сошёл с киноэкрана. Седовласые улыбчивые доктора, молодые симпатичные сёстры и санитарки в строгих, но элегантных, выбеленных до хруста халатах и туфельках на низком каблуке. Идеальное сочетание эстетики, приветливости и профессионализма.

— Барышня, ну это же мой друг, он же нас ждёт, — с обаятельной хрипотцой в голосе говорит Высоцкий. — Вы представляете, при нашем графике вот так просто увидится — какая это редкость! Тут же такое дело… честь шахматной короны на кону!

— Ничего не знаю, у него режим, — настаивает она, заправляя под форменный колпак белокурую прядь.

— Светочка, ну что ты здесь людей пугаешь? — доносится голос со стороны лестницы. — Они же натуры впечатлительные, решат, что я при смерти волноваться начнут. Я здоров как бык, и также силён.

В холле появляется подвижная фигура знаменитого шахматного короля. Он одет в довольно обычный для пациента лечебницы синий спортивный костюм, который в моём сознании, привыкшем к официальным фотографиям с турниров, совсем не вяжется с привычным образом гроссмейстера.