Игрок
Шрифт:
— Смотри, отец. Пусть тебе стыдно будет, — продемонстрировал я старику полупустой мешок распахнутым зевом вперёд.
— А чё стыдно? — и не подумал смущаться дед. — Сейчас время такое. Сам знаешь, сколько всякого сброда по корням шастает. На воротах вон тоже шмонают тепереча всех и каждого. Я в город сорок оборотов как урожай вожу по утрам, и чё? Ту стражу безусой пацанвой помню, а они меня обыском! Знают ведь, что на рынок, а бумаги давай. И ладно бы кус нирийский, что над ними приставлен, смотрел. Так ведь нет — дрыхнет паразит в караулке. Совсем опаскудились трусы.
А
— Да ладно, отец. Не в обиде, — закинул я обратно на плечи мешок. — Дерьмовые времена — что уж там. Но ты бы так с каждым встречным не откровенничал. Нирийцы, конечно, те ещё кусы, но дюже не любят, когда их так кличат.
— Твоя правда, сынок, — вздохнул дед. — Погорячился. И с самострелом тоже. За какие-то краги человека дырявить… Дрянной день просто. Торговли нет толком. Народ обнищал, берёт всякую дешёвую дрянь, а у меня товар качественный — он дёшево стоить не может. А тут ещё новости — хуже некуда.
— Что за новости? — облокотился я о борт телеги, показывая, что никуда не тороплюсь и не прочь поболтать.
Но тут дед что-то замялся.
— А ты точно не шпиён какой? — прищурился он подозрительно из-под шляпы. — Откуда будешь вообще? Может, ты соглядатай нирийский, а я тебе и так уже лишнего наболтал.
— Отец, — укоризненно покачал я головой. — Окстись. Чего бы нирийским прихвостням по бездорожью шастать и крестьян пытать? Кромолу проще по городам ловить, на рынках тех же, или в трактирах, где народ по пьяни за языком не следит. Я у купца одного хангойского на посылках. Такой же обычный работяга, как и ты. И само собой новую власть не жалую. Можешь спокойно говорить. Здесь все свои.
— И снова твоя правда, — пришлось соглашаться деду. — Что шпиёну с такого, как мы с тобой брать? И так знают кусы, что народ их не любит. Чего тут шпиёнить? А про Верных и про дела их мы им всё равно ничего не расскажем, так как и сами не знаем. Откуда нам знать, когда даже Вольные к тем знатным подходу не ведают? Это в городах искать надо, где эти… как их… ячейки.
«Фальшивит дед. Сворачивай разговоры. Не нравится он мне.»
«Шутишь? Я тут справочное бюро нашёл. Какой-такой сворачивать?»
«В городе больше узнаешь.»
«В город мне теперь только прыжком и желательно ночью. Пусть пока мана копится.»
— Всё верно, отец, говоришь. Так что с новостями там?
Но вместо ответа старик снова перегнулся назад и достал из телеги какой-то, то ли фрукт, то ли овощ, похожий на баклажан.
— А купи у меня что ли крагов, шпиён.
Мёд мне в рот!
— Отец… Снова здорова. В плохом настроение, так и скажи — пойду дальше.
Дедок сипло захихикал в усы.
— Шуткую я, парень. Новость — не тайна. Вольные за стену ушли. Уже две недели как.
— Не может быть! — поспешил я удивиться, совершенно не понимая о чём речь.
— Весь город гудит. О том только и разговоры, — хмыкнул старик. — Зажали нирийцы их где-то на западных склонах. При них демон был, который
громобой вроде — вот и пришлось нашим за стену тикать.— Дела… — с грустью в голосе потянул я.
— Теперь начнут Верных потихоньку отлавливать. У нас сначала, а потом дальше по ярусам.
— Всех никогда не поймают, — с уверенностью идущего на выборы политика заявил я. — Руки коротки.
Старик же только зло хохотнул:
— Ой ли коротки? Кабы не Рой с извергами, уже бы всех нас передушили, как кусов, и своим бы народом аллой заселили. Не говори ерунды, хангоец.
И тут же, о чём-то вспомнив, быстро добавил:
— Как, кстати, ваш мэл Баше? Не начал со страху свои сады распродавать по дешёвке? У нас тут многие земельцы из крупных, задарма всё сливают. Я слышал, везде нынче так. Богачи всё, что с собой не увезти, в капитал переводят. У кого чести нет, на дальние империи смотрят. С деньгами везде хорошо. Но Баше ваш хангойский, вроде человек чести. Неужто и он туда же?
«Похоже на проверку.»
«Без тебя вижу. Не простой нам попался дед. Походу, с какими-то партизанами связан. Или с местным подпольем.»
«Они-то нам как раз и нужны.»
«Тогда иду в атаку.»
— Отец, отец, — укоризненно покачал я головой. — Тебе бы дар менталиста — и можно в имперские дознаватели записываться. Какой ещё мэл Баше? Проверки ты мне устраиваешь, а всё важное про тебя узнал как раз я.
Старик заулыбался.
— И чего же ты, хангоец, узнал? Во мне всей важности: древний род, да многий оборот.
— Ты связан с теми людьми, что мне как раз и нужны.
— Это с какими же? — прищурился дед.
— С теми, что не любят нирийцев. И не просто не любят, а борются с ними.
Старик как бы невзначай опустил правую руку в телегу, где кроме прочего у него лежал по-прежнему взведённый арбалет.
— Шпиён всё-таки…
Но я уже набрал обороты.
— Сам ты шпиён. От хангойских Верных я, пустая твоя голова. Иду к вам в город связи налаживать. И ты, отец, мне в этом поможешь.
Старик замер, так и не вытащив арбалет.
— Врёшь!
— Клянусь Древом! За мной такие кланы, что ты ахнешь, если перечислять начну.
— А ты начни.
— А нельзя. Сначала сведи с нужными людьми.
— А, если откажусь?
— Ага! Сознался. Значит, знаешь-таки.
— Никого я не знаю.
Мёд мне в рот! Победитель десятка извергов уговаривает повелителя баклажанов. Пожиратель, бля! Совсем планка упала? Давай жёстче.
— Теперь, или сведёшь, или придётся тебя того, — провёл я большим пальцем по горлу. — Сам виноват, вынудил меня открыться.
И пусть теперь решает: шучу я ему в тон, или реально угроза. Дед нахмурился.
— Верный… Ха! — буркнул он себе в бороду. — Другим будешь свои сказки рассказывать. И пугать тоже будешь кого помоложе, если духу хватит. В восемь вечера трактир «Корневище» — жди в общем зале.
«В любом другом трактире подвыпивший люд тебе и без этих мутных схем всё расскажет.»
«Так надёжнее. Сразу выхожу на тех, кто точно знает больше других.»
«Неоправданный риск.»