Игрок

Когда игроки заполнили вагон, прозвучал второй информационный выпуск местного радио. Двое охранников плотно прижались к третьему купе. Не успела госпожа Врубельская начать исполнение своей роли, как дверь открылась и на пороге появился хозяин пятого вагона. У него было лощенное кремами и массажем лицо, и точный возраст определить сразу было затруднительно.

«Что за бунт в ночном поезде, господа?» — его тон был спокоен и ровен. Так обычно говорят наделенные властью или состоянием люди.

Врубельская разглядывала его в упор, собирая воедино ощущения и мысли. При ближайшем рассмотрении это оказался мужчина лет сорока—сорока пяти, в меру высокий — около 180 см, спортивного телосложения. «Играет в теннис», — мелькнуло у нее. Короткие, поредевшие волосы светло-каштанового оттенка были тщательно причесаны. «Странно, что он еще не ложился; такие типы обычно следят за собой по предписанию врачей», — подумалось ей. Толстые линзы очков говорили о его близорукости, а золотая оправа — о возможностях и стиле жизни. Едва уловимый коньячный аромат, исходивший от загадочного пассажира, вызвал молниеносный мысленный комментарий молодой дамы. Она тут же про себя заметила: «Remy Marti. Louis XIII». В одной руке он держал незажженную сигару, в другой — раскрытый журнал «Time». Своим видом он давал понять, что его только-только отвлекли от чтения. Большой бриллиант на безымянном пальце, массивная, красного золота цепь с католическим крестом, усеянным изумрудами, открытые, чуть-чуть изогнутые в недовольной гримасе губы, шелковый халат на американский манер времен Великой депрессии натолкнули молодую особу на мысль, что мужчина был закоренелым позером из новой отечественной элиты. «Редко бывает, чтобы представитель новой аристократии читал по-английски. Может, этот крючок и забросить? Проверить?»

«I am sorry. The people are celebrating a national holiday — Independence Day of the new country. So, this is a riot of fun. Yo u speak our language perfectly well. Let’s rejoice together».

«Ай спик нот гуд енглиш. Рашен гуд», — сказал незнакомец.

«Как я и предполагала, этот тип не владеет языком», — пронеслось в голове у Врубельской. «Прошу прощения, я приняла вас за американского дипломата, I am sorry. Разрешите перевести на русский мой пассаж?» — «Прошу», — мужчина стал раскуривать сигару. «Я сказала, что у нас вовсе не бунт, а годовщина национального праздника — Дня Независимости. Обратилась к вам с вопросом: нет ли у вас желания порадоваться вместе с нами?» — «Кто спонсирует проведение праздника?» — «Каждый сам по себе, но все вместе». — «Я тоже радуюсь… Пью коньяк, смотрю видео». — «Какой коньяк?» — «Людовик XIII, Реми Мартин».

Госпожа Врубельская про себя усмехнулась. Откуда-то свыше она получила новый энергетический заряд и перешла к боевым действиям. «Смотрите, какая куча денег в моем мешке. Через час эту наличность кто-то выиграет». — «Что за игра — карты, рулетка?»

Господин Алтынов продвинулся вперед. Важное лицо заметило перемещение Алтынова и тут же обратилось к Врубельской: «Вы знаете этого молодого человека?» — указал он на ростовчанина. «Нет. Впрочем, да. Он сделал ставку в нашем тотализаторе на полторы тысячи долларов. Его версия стоит один к пяти к номиналу». — «Кто проводит тотализатор?» — «Я, Жанна Бичерская, пианистка Воронежской филармонии, и мои друзья — господа Ползунков, Кавось». — «Честь имею», — сухо бросил Ползунков. Господин Кавось молча поклонился. «Сколько денег в банке?» Ароматный сигарный дым начал обволакивать коридор вагона. «Еще точно не подсчитано, но, видимо, около двадцати—двадцати пяти тысяч долларов». Глаза Врубельской горели, верхняя пуговица блузки была расстегнута, прядь волос опускалась к бровям. Ее облик был колдовски интригующим, она могла увлечь любого, даже самого закоренелого холостяка; в нее влюбился бы сам дьявол.

«Вы собрали в этом поезде около двадцати пяти тысяч долларов?» — удивился хозяин вагона. «Да! За двадцать минут до Пензы прием ставок будет прекращен. У вас есть около одного часа. Желаете испытать судьбу? Ставки принимаются без ограничений». — «Объясните мне суть тотализатора». Врубельская чувствовала вдруг возникшую в биополе вокруг незнакомца турбулентность. «Где-то впереди, то ли у Воронежа, то ли перед Москвой произошла крупная авария. Наш поезд, видимо, как и другие, направили по новому, неизвестному маршруту. Каждый пассажир может назвать свою версию движения состава и сделать ставку. Все просто…» — «Хочу пригласить вас в свое купе». — «Меня одну?.. Мне, право, неловко. Я совершенно вас не знаю. Разрешите господину Кавосю пройти вместе со мной». — «Через пару минут можете приглашать кого угодно. Есть необходимость посекретничать». — «Я останусь перед дверью», — очень твердо сказал господин Кавось. «Да! Не оставляйте меня одну, мой милый друг». Молодая дама вошла к незнакомцу.

Это было не купе — это была гостиная на колесах, напичканная какой-то бессмысленной, то ли старой — пятидесятые—шестидесятые годы, то ли новой — из Молдавии или Узбекистана — полированной мебелью. Вагонное помещение больше походило на брокантскую [14] лавку. Яна Врубельская не стала отвлекаться на осмотр всех аксессуаров крепости нового русского аристократа, а сосредоточилась на глазах незнакомца. Он спросил: «У вас есть мобильный телефон?» — «Нет». — «У кого есть?» — «У вас». — «А среди ваших?» — «Наших? Кого вы имеете в виду, артистов Воронежской филармонии?» — «Тех, кто проводит тотализатор». — «Я ни у кого не видела». — «Какова комиссия букмекера?» — «Десять процентов на четверых». — «Я дам вам больше». — «За что?» — «За послушание». — «Музыканты не привыкли к большим гонорарам. После Пензы я в вашем распоряжении». — «Вы должны мне помочь взять под контроль тотализатор». — «Прошу прощения, я вас не понимаю». — «Вы согласны слушаться меня беспрекословно?» — «Нет. Я совершенно не знаю, кто вы и каковы ваши планы. На первый взгляд, вы богатый человек. Почему вдруг вы заинтересовались скромным “Букмекерским экспрессом”? Более того, публичным? Неужели для вас двадцать пять тысяч долларов — большие деньги? Правда, может быть, я чего-то не осознаю…» — «Я — известный челябинский предприниматель Максим Максимович Сутыгин». — «Жанна Бичерская, пианистка. Направлялась в Воронеж на подписание контракта. Где окажусь завтра — никто не знает. А какой у вас бизнес?» — «Металл, нефть, разное другое». Он впервые выдавил улыбку. Верхний ряд зубов был весь протезирован. «Грубая работа. У нас в Миллерово сделали бы лучше», — мелькнуло у нее.

14

От brocant (фр.) — всякая всячина

«Местных артистов спонсируете?» — «А как же! Приглашаем на вечеринки, в сауну… Есть талантливые молодые люди. Несколько человек получают мои именные стипендии». — «Молодые дамы?» — «Да! Лучше находиться под моей крышей, чем быть бесхозной демократкой». — «Есть логика. Чем могу помочь такому мощному мужчине?» — «Предлагаю двадцать процентов от всего мешка. Я должен взять банк». — «Для вас это значительная сумма?» — «Не в деньгах счастье. Мой принцип — необходимо отбирать все, что можно и что нельзя. Все, что лежит, стоит, летает, плавает. Материальное и воображаемое». — «Как можно отбирать воображаемое?» — «Прекрасный бизнес — реализовывать чужие идеи. Удовольствие получаешь куда большее, чем когда воплощаешь в жизнь собственные мысли». — «Вам нет необходимости платить больше, чем положено. Назовите версию маршрута. Если вам улыбнется фортуна, то букмекерская комиссия — лишь десять процентов». — «Глупышка ты, Жанночка. Я не могу строить свою жизнь на “если выиграю”. Я должен взять мешок “Букмекерского экспресса”». — «Вы меня пугаете. Каков ваш план?»

«Звоню на станцию “Пенза», спрашиваю маршрут движения скорого поезда номер девять “Тихий Дон” “Ростов — Москва”, а ты записываешь точнейшую информацию про заклад в свой талмуд. Чудо очень просто делается. Объясню, почему предлагаю двадцать процентов. Может быть, какой-нибудь чудак случайно назвал этот маршрут. Так ты, Жанночка, своей музыкальной ручкой, — Максим Максимович заговорщицки заглянул в глаза молодой дамы и поцеловал ей руку, — под внутренние звуки Репина дописываешь ложную станцию, и чудак пролетает над выигрышем, как спутник над планетой. Пусть только словом недовольства обмолвится… Двери ночного поезда открываются быстро». Тут госпожа Врубельская заметила на левой кисти Сутыгина татуировку многообещающего содержания: «X А М». Она проглотила приготовленную реплику, что, дескать, Репин был не композитором, а художником, и лишь наспех сказала: «Можно пару капель коньяку для храбрости?»

«Конечно! — Сутыгин протянул ей бокал и продолжил: — Может, конечно, быть и другой вариант развития событий: я называю точный маршрут движения, а ты передаешь эту информацию своим дружкам. Делиться своим ноу-хау — не в моих правилах. Мы договариваемся таким образом: я сделаю ставку последним. После моей версии “Букмекерский экспресс” кончает работу, ставки больше не принимаются. Публика ждет победителя — Максима Максимовича Сутыгина, — он включил „Моторолу“ и набрал номер. — Посиди, Жанночка, увидишь чудо!»

Врубельскую охватил страх. Словно тридцатиградусный мороз сковал ее тело. Она была так глубоко увлечена тотализатором, всем происходящим в скором поезде, что счастливая улыбка не сходила с ее лица. А тут — такое вероломство! У нее отбирают роль удачливого букмекера, грубой силой переписывают сценарий драматурга! Над мешком денег, заслуженно принадлежащим камерному театру господина Алтынова, занесена рука уральского авторитета.

«Алло! Алло! Это Сутыгин. Нечего спать! Поднимайся! Протри глаза, выпей водки, очнись. Есть срочная работа. Буди, Влад, всех. Мне необходима срочная информация от железнодорожной станции “Пенза”. Запиши номер скорого поезда: девять, “Тихий Дон”, “Ростов — Москва”. Его переадресовали. Мне необходимо знать новый маршрут движения. Через какие станции он пойдет на Москву. Загляните в Интернет. Подними всех в Пензе, в Тамбове, в Рязани. У тебя тридцать минут. Первый, кто получит информацию, пусть прямо набирает меня. Мой телефон: восемь— девятьсот два — шестьсот восемьдесят два — сорок три — сорок три. Назначаю тебя директором проекта по получению срочной информации о движении поезда. Жду. Пока… Мои люди, — обратился Сутыгин к молодой даме, — быстро найдут разгадку этой истории. В этой жизни я — победитель! Выигрыш будет мой!» Вдруг он, видимо, что-то вспомнив, спешно включил телефон: «Влад, звони в ИТАР-ТАСС, диспетчерам МПС, дежурным в МЧС. Произошла крупная авария. Они должны знать о переадресовке поездов. От меня выигрыш никуда не уйдет, человек никуда не спрячется!»

В купе постучали: «Жанна, с тобой все в порядке? Публика собралась, просит принять ставки», — раздался голос Цезаря Кавося. «Все, о’кей. Я уже выхожу. Что мне делать дальше?» — обратилась она к Сутыгину. «Когда, ты говоришь, заканчивается прием ставок?» — «За двадцать минут до Пензы». — «В час десять ты должна стоять в пятом вагоне». — «Не смогу. Все играющие собираются в вагоне-ресторане в час ночи. Если меня не будет, произойдет скандал. Выигрыш могут поставить под сомнение». — «Возьми мой второй телефон. Его номер знаю только я. Будет необходимость — позвоню. Ты поняла, что только я выигрываю?» — «Поняла». — «Другой вопрос: как насчет ночного баловства? Больше тысячи долларов я девкам не плачу». — «Я пианистка, своим телом не торгую…» — «Договоримся. Праздника ради накину тебе десятку зеленых. Ты мне понравилась. Хороша!..» — «Я никогда не пользовалась мобильным телефоном…» — «Раздастся звонок — нажмешь зеленую кнопку. Закончишь говорить— красную». — «Я пошла». — «Иди, дорогая, — Сутыгин обнял ее, прошелся рукой по груди. — Не балуй, девка! Слушай Максим Максимыча. С достатком будешь».